Прежде всего, отметим, что молчание указанных выше источников о князе Рюрике вовсе не означает его «чуждость» Руси. Показательно, что авторы «Слова о законе…» и «Памяти» не привели имени отца Игоря (в данном случае даже не важно, кем он был). Спрашивается – почему? Наиболее логичным было бы предположить, что их интересовали только те князья, которые принадлежали к определенной династии и правили в Киеве. А вот если бы их занимала родословная князей как таковая, то они бы вспомнили и отца Игоря, и его деда, и так далее. Интерес к генеалогии подстегнула политика. В XII в. указанные выше «скандинавофильские» круги поставили своей целью возвысить Север Руси, вот почему они и акцентировали внимание на Рюрике, при этом изрядно исказив реальные факты (о чем будет сказано дальше). Двигали ими, конечно, узкополитические интересы. Но объективно они сделали великое дело, расширив исторический горизонт.

Другое дело, что сам Игорь, скорее всего, не был сыном Рюрика, что, кстати, совсем не мешает им находиться друг с другом в родственной связи. И здесь следует обратиться к «Слову о полку Игореве», которое донесло до нас скупую, но очень важную информацию о князе Трояне. «Слово» сообщает: «…На седьмом веке Трояни връже Всеслав жребий о девице себе любу… и скочи к граду Киеву». Исследователей всегда интересовала, что же это за «века», последовавшие от времени Трояна? Что считать под веком в данном случае? Как представляется, отгадку сумел найти А.Г. Кузьмин: «…Буквальное значение слова «век» в древности – это срок жизни предмета, явления, человека… Различные значения этого слова в древней литературе являются лишь разновидностями его основного содержания. Это слово было наиболее употребительно для обозначения жизни одного поколения. Основное значение латинского соответствия славянскому «веку» – seculum – как раз «поколение», «век человеческий». Имеется оно и в других языках… Следовательно, буквально фраза «на седьмом веке» означает «седьмое поколение», идущее от Трояна. Числительное «седьмое» в данном случае могло привлечь внимание автора и потому, что у многих народов непосредственное родство фиксировалось до седьмого колена… Таким образом, Всеслав и один из зачинателей усобиц Олег Гориславович отнесены в «Слове» к седьмому поколению, идущему от Трояна. Отступая к истокам родословной, получим следующий ряд: 7. Всеслав, 6. Брячислав, 5. Изяслав, 4. Владимир, 3. Святослав, 2. Игорь, 1. Троян. Троян здесь, следовательно, мыслится в качестве непосредственного предшественника бесспорного родоначальника династии – Игоря» («Начало Руси. Тайны происхождения русского народа»).

Подобное предположение было встречено со скептицизмом. Дескать, вряд ли русские летописи прошли мимо такой фигуры. Сам по себе этот аргумент не очень-то убеждает. Мало ли мимо чего прошли летописи! Однако же и в летописях можно найти следы Трояна. Так, ПВЛ – в тексте договора Олега с греками (911 год) – приводит имена подписантов, среди которых значится некий Труан. А.Г. Кузьмин находит возможным сопоставить это имя как с Трояном «Слова», так и с Трувором, братом Рюрика. При этом он отмечает, что в основе всех имен лежит число «три» – очень важное в древности. В то же самое время историк не отождествляет Труана и Трояна, тогда как это отождествление прямо-таки напрашивается.

Логично предположить, что Троян был сыном Рюрика. После смерти князя-основателя он правил Северной Русью, которая подчинилась киевскому князю Олегу (на правах, так сказать, «субъекта федерации»). И, в качестве князя одной из земель (скорее всего, словенской), он подписывал договор с греками. Очевидно, что Игорь вполне мог быть внуком Рюрика. Но вот чего точно не было, так это регентства Олега при малолетнем Игоре. Хотя бы уже потому, что в договоре Руси с греками последний никак не упоминается.

Вообще Олег приходит к власти в Киеве, «позиционируя» себя как князя, имеющего права на «матерь городов русских». Так, он обращается к Аскольду и Диру со словами: «Вы не князья и не княжеского рода, я же княжеского рода». Далее выносят Игоря, и Олег сообщает: «А это сын Рюриков». Спрашивается – ну и что? О себе Олег сообщает какую-то информацию, доказывающую его неоспоримое право на престол. А показывая Игоря, он всего лишь информирует об отце ребенка. Автор ПВЛ явно старался показать, что Рюриковичи (пусть и под регентством Олега) утвердились в Киеве сразу же после смерти самого Рюрика, но он явно чувствует себя неуверенно. Из всего выходит, что Олег утверждается в Киеве как настоящий правитель, а «сына Рюрика» (которым никак не мог быть Игорь) приплели в целях политики.

Сам Олег, как очевидно, принадлежал к некоей династии, которая была родственна династии Киевичей – поэтому он так уверенно заявляет о своих правах. Конечно же, он никакой не захватчик, изничтоживший князей Киева. ПВЛ, пытаясь всячески возвысить Рюриковичей, представила своим читателям этакий боевик, в котором один лихой парень убивает других лихих парней. Аскольд и Дир, «бояре» Рюрика, согласно летописи, приходят в Киев и устанавливают свою власть. В «Иоакимовской летописи» их посылает сам Рюрик – для помощи против хазар, но потом они откладываются от него. А уже в «Никоновской летописи» Киев прямо соперничает с Рюриковым Новгородом, откуда в южную столицу перебегает множество бояр. Киевляне (поляне) принимают власть двух варягов Рюрика, совершенно чуждых для Киева и не имеющих никаких династических прав на него. То есть выступают как некая аморфная масса, готовая смириться перед сильными пришельцами, которые, в свою очередь, готовы «крышевать» их от хазар. Таким образом, картина для Руси получается очень даже неприглядная, вполне укладывающаяся в русофобскую схему о покорных славянах и пассионарных культургейтерах, пришедших извне. (Рюрик в ПВЛ также выступает в качестве такого вот культургейтера, о чем ниже еще будет сказано.) Но дальше больше – после смерти Рюрика в Киев прибывает Олег, который обманом захватывает власть – при полной покорности киевлян. Становление русской государственности опять-таки показывается как результат вторжения откуда-то извне. Очевидно, что такая трактовка событий была очень выгодна тем кругам, которые хотели возвеличить Новгород, показав его руководящую роль в процессе образования Руси. В реальности же все было совсем иначе.

Для начала нужно разобраться с Аскольдом и Диром. Тут заметна очень большая путаница. Бояре ли они Рюрика? Польский средневековый автор Ян Длугош (15 в.) утверждает, что Аскольд и Дир были потомками князя Кия. А вот арабский автор 10 в. Ал-Массуди не знает никакого Аскольда, но пишет о том, что «первый из славянских царей есть царь Дира, он имеет обширные города и многие обитаемые страны». Татищев же, ссылаясь на «Иоакимовскую летопись», говорит об убийстве одного только Аскольда. Казалось бы, все эти данные противоречат друг другу. Но их очень легко согласовать, если только отказаться от схематизма, признав, что разные авторы имели в виду разные ситуации. Дир вовсе не был «боярином», захватившим власть в Киеве, но являлся киевским князем и потомком Кия. И Ал-Массуди писал о нем как раз тогда, когда в Киеве не было никакого Аскольда. Но последний там всетаки появился и стал соправителем Дира. При этом не понятно, являлся ли Аскольд боярином Рюрика (возможно, он даже был жителем Киева). Именно эту реальность подметила ПВЛ, сделав на ней акцент. Потом Дир умер, после чего на княжьем престоле остался один Аскольд. Вот именно эта ситуация и «напрягла» могущественную городскую общину. Как сообщает Татищев, «Оскольд предан киевляны и убиен бысть». Его свергли, считая узурпатором. Олег же мог быть одним из руководителей этого процесса, но не более того. Никто не позволил бы ему просто взять власть в Киеве, который был центром Руси-Гардарики – «страны городов». Он мог бы захватить город, будучи во главе мощного иноземного войска. Однако об этом нигде не говорится. В ПВЛ Олег убивает Аскольда и захватывает власть, притворившись купцом. А это значит, что воинов с ним было совсем немного – иначе он никого бы не сумел обмануть. Но и сам обман помог бы только убить князя. Взять власть находнику-убийце никто бы не позволил. Роль городской общины в Киеве была очень и очень велика. И вопрос о том, кому княжить в Киеве, решал сам поляно-русский Киев, обращаясь за помощью к тем князьям, которые имел династические права на киевский престол. Итак, восточное славянство вовсе не было какой-то пассивной массой, подчиняющейся разного рода внешним силам. Напротив, оно опиралось на древнейшую политическую традицию Приднепровья, которая в течение многих веков притягивала к себе различных выходцев из иных славянских регионов. Именно эту державную традицию унаследовала Московская Русь, когда Киев перестал быть центром восточнославянской государственности и включился в иные цивилизационные проекты.