Глава 26. Братство святой цели
Вечером того же дня Малкольм уже был в городе, отстоящем от Константинополя на добрых три сотни миль, – в центре разведения роз в древней римской провинции Пизидия. Там он должен был встретиться с английским журналистом по имени Брайан Паркер – зарубежным корреспондентом, специализирующимся на разведке. В свое время они познакомились по делам «Оукли-стрит». Малкольм немного рассказал ему о своем путешествии в Центральную Азию и о его причинах.
– Тогда вам непременно нужно пойти сегодня со мной на собрание, – тут же заявил Паркер. – Думаю, мы сможем показать вам кое-что интересное.
По дороге в театр, где должно было состояться мероприятие, Паркер объяснил, что выращивание роз и их переработка – важнейшая часть местной экономики. И сейчас им как раз грозит небывалая опасность.
– И в чем же она? – полюбопытствовал Малкольм, входя вслед за ним в старое здание театра.
– В каких-то людях. Никто не знает толком, откуда они. Называют их просто «люди с гор». Они жгут розовые сады, нападают на садовников, громят фабрики… Власти, кажется, ничего не в состоянии с этим сделать.
Зал уже был заполнен, но им все-таки удалось найти пару свободных мест в задних рядах. Здесь собрались в основном респектабельные мужчины средних лет и старше, в костюмах и при галстуках. Малкольм решил, что это, видимо, владельцы розовых плантаций. Было и несколько женщин с загорелыми лицами. Паркер сказал, что эта отрасль весьма консервативна, и рабочие разного пола играют в ней совершенно разные роли. Возможно, женщины собирали цветы, тогда как мужчины дистиллировали розовую воду и производили масло. Еще в зале присутствовали городские жители, и среди них наверняка были местные журналисты и политики.
По сцене сновали люди – вешали большую растяжку с названием торговой ассоциации. Паркер сказал, что она выступила спонсором встречи.
Вскоре все места оказались заняты: люди стояли даже у задней стены и по бокам, вдоль рядов. Толпа собралась такая, что это нарушало все правила пожарной безопасности, но, возможно, тут люди относились к таким вещам гораздо спокойнее. Зато у каждого входа стояли вооруженные полицейские, явно чувствовавшие себя не в своей тарелке, – так, по крайней мере, показалось Малкольму. Если начнутся беспорядки, подумал он, запросто может пострадать много народу.
Наконец организаторы решили, что пора начинать. На сцену поднялось несколько мужчин в костюмах, с чемоданчиками и толстыми папками в руках. Публика их, видимо, узнала – по крайней мере, некоторых – и встретила аплодисментами и приветственными возгласами. Четверо расселись за столом, пятый встал за кафедрой и начал говорить, но микрофон тут же завыл, он отшатнулся и постучал по нему пальцем. К нему подскочил техник, чтобы устранить неполадки. Малкольм с интересом наблюдал за происходящим, незаметно озираясь по сторонам, и заметил одну любопытную вещь. Когда оратор снова заговорил, вооруженная полиция успела испариться. Только что у каждого из шести выходов дежурило по человеку, а теперь не осталось ни одного.
Паркер тем временем коротко переводил то, что говорили со сцены.
– Привет всем… кризис в индустрии… вскоре услышите доклад представителей каждого из регионов, где разводят розы. Так, сейчас он зачитывает цифры… Не самый лучший оратор, если честно. В целом производство в упадке, оборот снизился. Теперь он представляет первого спикера. Это садовник из Бариса.
Следующий оратор переместился из-за стола на кафедру, и в зале раздались не самые дружные аплодисменты. Если у его коллеги манера вещать была бюрократическая, а тембр – совершенно усыпляющий, то этот пожилой джентльмен сразу же заговорил с большой страстью и силой.
– Он рассказывает, что случилось у него на фабрике, – переводил Паркер. – Рано утром туда ворвались какие-то люди с гор, согнали всех рабочих вместе и заставили, угрожая оружием, поджечь фабрику, поливая огонь драгоценным маслом. Затем приволокли бульдозер, перекопали сады до последнего уголка и залили почву отравой… – не знаю, какой… – чтобы там больше никогда ничего не росло. Смотрите, он плачет! Этот сад принадлежал еще его прапрапрадеду. Вся семья заботилась о розах больше ста лет. Его дети там работали и еще тридцать восемь человек рабочих.
Ропот гнева и сочувствия прокатился по залу. Судя пор всему, у многих случилось нечто подобное.
– Он спрашивает: куда смотрела полиция? Где была армия? Почему никто не защищал честных граждан – таких, как он и его семья? Кажется, его сын погиб в стычке с этими бандитами, которые после этого просто исчезли. Ни одного не поймали и не наказали… Где же справедливость, спрашивает он.
В голосе оратора звучали горе и ярость. Публика присоединилась к нему в едином порыве, завопила, захлопала и затопала. Всхлипывая и качая головой, фермер сошел с кафедры и вернулся на свое место.
– А из правительства тут кто-нибудь есть? – спросил Малкольм.
– Нет, только из местной администрации.
– А как отреагировало правительство?
– Выражают озабоченность… сочувствие… суровые предупреждения… и такой интересный осторожный тон, словно они слишком напуганы, чтобы критиковать вандалов.
– Да, все это, как вы говорите, очень интересно.
– Ну да. Но люди сердятся. Следующий оратор – из оптовой торговой ассоциации.
Последовало еще одно очень скучное выступление. Паркер шепотом пересказал краткое содержание, однако Малкольма больше интересовало происходящее в зале.
– На что вы там смотрите? – поинтересовался заметивший это Паркер.
– Я заметил две вещи. Во-первых, полиция исчезла. Во-вторых, все выходы закрыли.
Они вдвоем сидели в правом крыле предпоследнего ряда, совсем близко от выхода с этой стороны. Малкольма насторожил донесшийся оттуда – снаружи! – звук. Кажется, кто-то задвинул засов.
– Хотите, чтобы я продолжал переводить эту скучищу?
– Нет. Я хочу, чтобы вы приготовились вместе со мной высадить эту дверь. Когда придет время.
– Они открываются внутрь.
– Зато они не крепкие и не тяжелые. Что-то вот-вот произойдет, Брайан. Спасибо, что привели меня сюда.
Долго им ждать не пришлось. Не успел спикер закончить речь, как на сцене позади него возникли трое. Двое с ружьями и один с пистолетом.
Публика ахнула и затихла. Выступающий обернулся посмотреть, что там творится, побледнел и схватился за кафедру. Краем глаза Малкольм уловил какое-то движение на той стороне зала и обернулся. Дверь на мгновение отворилась – только чтобы впустить человека с ружьем и тут же захлопнуться. То же самое произошло у всех шести выходов.
Молодой человек с револьвером оттолкнул оратора и заговорил сам. Глаза у него были светлые, но волосы и борода – черные, густые и длинные, а голос – ясный, хрипловатый и полный спокойной уверенности.
Малкольм чуть наклонил голову к Паркеру.
– Он говорит, все, что вы знали до сих пор, теперь изменится, – перевел тот. – Знакомое и привычное станет чужим и диким, а то, чего вы и представить себе не могли, – нормальным и обычным. Это уже начинается по всему миру, а не только в Пизидии…
Двое вошедших встали по краям сцены лицом к залу. Никто не шевелился. Собравшиеся затаили дыхание.
– Вы с семьями и ваши рабочие слишком долго возделывали эти сады, – продолжал Паркер. – Властитель не хочет ваших роз, он недоволен, что вы выращиваете их так много. Ему отвратителен их запах, подобный вони дерьма самого дьявола. Те, кто растит розы, производит масла и духи, услаждают диавола и оскорбляют бога. Мы пришли, чтобы сообщить вам это.
Он на секунду замолчал. Фермер, столь страстно выступавший в начале, не смог сдержать себя – он оттолкнул стул и вскочил. Все трое вооруженных мужчин в мгновение ока развернулись на него и взяли на прицел. Человек заговорил без микрофона, но так громко, что слышно его было во всем зале.
– Он говорит, это новое учение, – зашептал Паркер. – Он о таком раньше не слышал. И отцы его, и семья, и родственники, что растят розы в соседней деревне, всегда думали, что исполняют божью волю, ухаживая за цветами, которые Он сотворил, и сохраняя красоту их аромата. Новое учение странное и чуждо всем, кого он знает, и всем в этом зале.
Человек с пистолетом стал отвечать.
– Новое учение заменит все остальные доктрины, потому что это – слово Божье. Никакие другие доктрины больше не нужны, – объяснил Паркер.
Фермер вышел из-за стола и надвинулся на говорившего. Его могучая фигура, красное лицо и горящий взгляд были так не похожи на холодность парня с револьвером! Фермер заговорил снова – еще громче, почти рыча:
– Что же будет с моей семьей и рабочими? С торговцами и ремесленниками, которые зависят от роз, которые мы выращиваем? Бог будет доволен, когда они начнут голодать и побираться?
Человек с револьвером ответил, и Малкольм наклонился к Паркеру, чтобы расслышать его шепот:
– Бог будет доволен, что они больше не занимаются греховным ремеслом. Он будет доволен, когда они отвратятся от своих ложных садов и устремятся к единственному, истинному, который находится в раю.
Стараясь не слишком вертеть головой, Малкольм окинул зал взглядом. Вооруженные люди с обоих флангов внимательно и неторопливо разглядывали публику от первых рядов до последних. Стволы оружия плавно перемещались вслед за взглядом, целя в головы.
– Что вы собираетесь делать? – спросил тем временем фермер.
– Вопрос не в том, что мы собираемся делать, – отвечал человек с револьвером. – О нас вопросы можно не задавать, ибо мы подчиняемся воле Господа, а она неоспорима.
– Не вижу я здесь никакой воли Господа! Я вижу мои розы, моих детей, моих рабочих!
– Об этом не беспокойся. Волю Господа сообщим тебе мы. Мы хорошо понимаем, что твоя жизнь сложна и полна противоречий, и тебя осаждают сомнения. Мы пришли, чтобы сделать ее понятнее и проще.
Фермер тряхнул головой и опустил ее, как бык под ярмом. Казалось, он пытался собрать все свои силы. Расставив ноги и упираясь ими в землю, хотя под его сапогами была лишь деревянная сцена, он прорычал:
– И какова же воля Господа?
Человек с револьвером ответил, а Паркер перевел:
– Ты выкопаешь и сожжешь все свои розовые кусты до единого. Сломаешь перегонный аппарат. Разобьешь каждый сосуд с дерьмом Сатаны, которое называешь духами. Такова воля Господа. В бесконечной милости своей Он послал меня и моих товарищей сообщить вам это и убедиться, что все сделано, как Он хочет, дабы твои женщины и рабочие могли жить жизнью, угодной Богу, вместо того чтобы осквернять воздух зловонием адских чанов.
Фермер хотел возразить, но оппонент поднял руку, и дуло револьвера замерло в паре дюймов от его головы.
– Вы разожжете огонь – огонь, что пожрет ваши сады и фабрики, – и он станет светочем чистоты и истины и воссияет над всем миром. Радуйтесь, что получили такую возможность. Нас тысячи и тысячи в Братстве святой цели. Слово Господа бежит быстро, как лесной пожар, и распространится повсюду. Скоро весь мир воспылает любовью к Богу и восторгом полной покорности воле Его.
Деймон фермера, старый грузный ворон, захлопал крыльями и щелкнул клювом у него на плече. Деймон того, кто обращался к нему, крупный, красивый пустынный кот цвета песков, стоял у его ноги, бдительный и напряженный.
– Я никогда не сожгу мои розы! – взревел фермер. – Никогда не отвергну правду, о которой мне говорят все мои чувства! Цветы прекрасны, а их аромат – дуновение небес! Вы ошибаетесь!
И ворон спикировал на кота, а кот ринулся навстречу ворону, но не успели они встретиться в воздухе, как парень с револьвером прострелил старику череп. Ворон исчез, фермер упал на подмостки. Из отверстия в его голове толчками вытекала кровь.
Все вскрикнули, но тут же замолчали под дулами ружей, одним движением вскинутых на плечи. Никто не произнес больше ни слова, лишь в разных частях зала слышались глухие всхлипывания.
Молодой человек снова заговорил:
– Это был пример того, чего отныне делать нельзя. Так будет с каждым, кто дерзнет ослушаться нас…
Некоторое время он продолжал в том же духе. Малкольм услышал достаточно.
– Куда выходит служебная дверь? – прошептал он Паркеру на ухо.
– В переулок справа от основного здания.
– Из переулка есть другой выход или это тупик?
– Единственный выход – мимо фасада театра.
Человек с револьвером закончил проповедь и теперь отдавал новые распоряжения.
– Берут заложников, – сообщил Паркер.
Оставшимся на сцене ораторам велели лечь лицом вниз и сложить руки на затылке. Некоторые из них были старыми и страдали артритом, но их все равно швырнули на пол. Затем шестеро у входов выступили вперед, и каждый ткнул дулом в ближайшего к нему человека из публики, приказывая встать и следовать за ним.
Одной из таких оказалась женщина прямо перед Малкольмом. Она уже начала было вставать, но тот опередил ее и показал пальцем на себя. Человек с ружьем безразлично пожал плечами. Женщина рухнула обратно на сиденье.
– Что вы делаете? – прошипел Паркер.
– Смотрите и увидите.
Малкольм шагнул в проход и поднял руки, повинуясь жесту бандита. Остальные заложники (двое из них – женщины) вереницей плелись к сцене. Малкольм глянул на них и пошел следом. Ружье то и дело упиралось ему между лопаток.
По краям подмостков были ступеньки. Заложники поднимались по ним вверх. Когда первой из женщин нужно было пройти мимо мертвого тела, под которым все еще расползалась кровавая лужа, ее пес-деймон вдруг завыл и отказался туда наступать. Она хотела взять его на руки, но стрелок, сильно толкнул ее в спину, и она сама упала в кровь. Женщина в ужасе закричала; другой заложник поднял ее, обнял и медленно повел дальше, не выпуская из рук, – она всхлипывала и была готов лишиться чувств.
Малкольм очень внимательно наблюдал за происходящим. Юноша с револьвером сделал одну крупную ошибку. По-хорошему, ему следовало позволить своему деймону-коту разобраться с вороном и не доводить дело до стрельбы. Ситуация с каждой секундой становилась все сложнее, а у вооруженной банды явно не было никакого плана на этот случай. Жертва, заложники, целый зал пленников… но в этот момент никто не держал их на мушке. Все бандиты собрались на сцене, куда привели заложников. В любую секунду кто-то в зале мог кинуться к выходу, попытаться выбраться… началась бы паника, давка, а в ней может случиться что угодно.
Молодой человек озирался, стремительно что-то просчитывал, прикидывал, потом отдал несколько отрывистых приказаний.
Трое из его команды повернулись и взяли сидящих в зале на прицел. Остальные трое жестами приказали шестерым заложникам, включая Малкольма, следовать за их главарем в кулисы слева. О том что главарь импровизирует, Малкольм догадался сразу, хотя приходилось признать, что молодой человек был силен и решителен. Если уж останавливать его, нужно делать это быстрее.
И это придется делать ему, Малкольму. В детстве ему нечасто случалось драться: он был крупным и сильным мальчиком и почти со всеми ладил, а в неизбежных сварах с ровесниками ему всегда мешали честность и рыцарственность. Но, к счастью, «Оукли-стрит» быстро его от этого отучила.
Едва они шагнули за кулисы, как подвернулся такой шанс, что трудно было поверить в подобную удачу. Что делать с такими случайностями, «Оукли-стрит» его тоже научила: хватай удачу за хвост и не мешкай!
Народу там столпилось много. Кругом висели длинные черные занавеси, качавшиеся и стороны в сторону и осыпавшие собрание пылью. Прямо перед ним стоял молодой человек с револьвером, недавно застреливший фермера, – и собирался чихнуть.
Малкольм тряхнул ближайшую к нему штору и обрушил еще более густой ливень пыли. На несколько секунд ткань отрезала их двоих от остальных. Юноша разинул рот, затряс головой и заморгал. Малкольм не стал ждать и пнул его со всей силы в пах. В это самое мгновение парень чихнул, выронил пистолет и сдавленно хрюкнул. Малкольм схватил его за волосы, резко поднял согнутую в колене ногу и изо всех сил ударил его об нее лицом. Затем перехватил одной рукой за бороду и круговым движением рванул ее в одну сторону, а волосы – в другую. Раздался громкий хруст, и деймон-кот пропал, не успело тело грохнуться на пол.
– Туда! – тихо скомандовала Аста где-то рядом с его головой.
Она висела на лестнице – выкрашенные черной краской железные перекладины торчали прямо из кирпичной кладки. Малкольм бесшумно взлетел над толпой; одет он был в темное, света тут почти не было, и увидеть их было почти невозможно, даже если знать, куда смотреть. К тому же повсюду колыхались черные шторы, в которых путались террористы и их заложники.
Аста уже сидела на колосниках и смотрела вниз сквозь металлический сетчатый пол. Внизу царили смятение и неразбериха: кто-то из вооруженных бандитов застыл как вкопанный, не зная, что делать дальше; заложники кричали от страха; на полу, торча из-под занавеса, лежало тело главаря. Малкольм присоединился к Асте на колосниках и затаился.
– Что дальше? – прошептала Аста.
– Через минуту они найдут его тело, и тогда…
Минута пройти не успела. Один из бандитов споткнулся о труп, недовольно и удивленно вскрикнул, потом разглядел препятствие и заорал уже во весь голос, поднимая тревогу.
Бандиты в зале реагировали по-разному: сначала никто не понял, из-за чего шум; те, кто подальше, громко спрашивали, в чем дело; те, кто поближе, рвались вперед через шторы и чуть не падали на одно мертвое тело и одно живое – тот, кто споткнулся первым, до сих пор в ужасе валялся рядом.
Положения не улучшали заложники, и без того растерянные и перепуганные. Пара человек воспользовалась неразберихой и кинулась наутек в темный лабиринт кулис. Другие сбились в кучу, слишком испуганные, чтобы двигаться, и этим только усугубили и шум, и давку.
– Не слишком хорошо они все спланировали, – заметила Аста.
– Вообще-то мы тоже.
Бандиты начали отчаянно спорить. Можно сколько угодно мечтать о том, чтобы заложники тихо исчезли, бросившись врассыпную, но приходится работать с тем, что есть. Рано или поздно спорщики придут к выводу, что единственным возможным убийцей может быть только пропавший заложник, его начнут искать, найдут лестницу, поднимут, наконец, глаза и пристрелят на месте.
Но это колосники, а они идут наверху вдоль всей сцены. С той стороны должна быть еще одна лестница. Аста кинулась туда и тут же вернулась: лестница была. Несколько секунд спустя Малкольм спустился вниз и оказался в точно таком же лабиринте из черных штор, но в правых кулисах.
Здесь его, однако, накрыли сомнения. Нужно избежать новых жертв среди невинных людей… но как? Он может запросто выбраться из здания незамеченным, но разве не должен он остаться и постараться спасти остальных?
– Вон отсюда, – прошептала ему на ухо Аста. – Безрассудная смелость до добра не доведет. Остановить банду, не разговаривая, невозможно, а мы не знаем их языка. От нас будет больше пользы снаружи. Как это поможет Лире, если нас тут пристрелят? А как только они тебя увидят, они именно так и поступят. Давай, Мал, шевелись!
Аста была права. Малкольм двинулся к задней стене – там наверняка должна быть дверь. Дверь нашлась, и даже незапертая. Очень тихо повернув рукоятку, Малкольм вышел и закрыл ее за собой.
Теперь он очутился в полной темноте; лишь где-то впереди в тусклом свете аварийной лампы тревоги виднелся узкий лестничный пролет. Прежде чем устремиться туда, Малкольм оглянулся на дверь: так и есть, засов. Спор внутри сделался громче; кто-то уже кричал, по сцене простучали шаги. В зале тоже шумели.
Стараясь действовать как можно тише, Малкольм задвинул засов. Аста вопросительно посмотрела на него.
– Нет, – покачал головой Малкольм. – Вон там должна быть еще одна дверь.
За лестницей обнаружился короткий коридор, совсем темный, но Малкольм уверенно шагал вперед: кошачьи глаза Асты видели все, что только можно было здесь увидеть.
На двери в конце оказалась не обычная задвижка, а рычаг, как на пожарном выходе.
– От них много шуму, – проворчал Малкольм. – Интересно, удастся ли нам не грохнуть…
Левой рукой за вертикальный штырь, правой – за рычаг. Остановиться и прислушаться. Дальний гул… голоса, не выстрелы. Толкнуть рычаг вниз… штырь пошел вверх.
Навстречу им из темноты хлынул холодный воздух, в котором стояли крепкие запахи краски, скипидара, клея. Они оказались в огромном пустом пространстве с высоким потолком.
– Декорационный цех, – прошептала Аста.
– Значит, на другой стороне должна быть дверь для доставки материалов. Видишь? Большая такая дверь.
– Впереди верстак… так, возьми левее… молодец. Теперь прямо. Еще пять шагов. Мы у задней стены.
Малкольм нащупал стену и двинулся вдоль нее вперед. Почти сразу же он обнаружил большие закрытые ворота, а рядом обычную дверь. Но только запертую.
– Мал, – успокаивающе сказала Аста, – рядом с ней на гвозде висит ключ.
Ключ подошел. Они очутились в маленьком внешнем дворе, за которым тянулся переулок.
Малкольм прислушался, но не услышал ничего, кроме обычного городского транспортного шума. Ничего необычного – ни полицейских сирен, ни бегущей толпы, ни криков, ни выстрелов. Они вышли из двора и повернули направо, чтобы оказаться перед парадным входом.
– Пока что все идет хорошо, – заметила Аста.
Театральное фойе сияло огнями, в нем было совершенно пусто – все, кто мог, наверняка сбежали. Войдя, он прислушался… Аста помчалась вверх по лестнице в бельэтаж. Из зала неслись голоса… несколько голосов, но ни один из них не кричал, не протестовал, не умолял. Казалось, что на заседании какого-то большого комитета обсуждают повестку дня.
Малкольм уже собирался идти дальше, когда с лестницы скользнула маленькая тень. Аста вспрыгнула на стойку контролера и тихо заговорила:
– Я не все поняла. Люди с ружьями все на сцене, они спорят с какими-то людьми из зала… Видимо, с фермерами, но там есть и несколько женщин. Кто-то накрыл тело застреленного ковром. Труп главаря тоже вытащили на сцену, сорвали занавес и накрыли его им…
– Что делает публика?
– Там плохо видно, но, кажется, в основном сидят на своих местах и слушают. А, и Брайан там! В смысле, на сцене. Похоже, ведет протокол.
– То есть никаких угроз? Никаких ружей?
– Ружья в руках у бандитов, но они ни в кого не целятся.
– Может, мне зайти обратно, туда?
– С ума сошел! Зачем?
Учитывая обстоятельства, это был очень разумный вопрос. Делать, собственно, было нечего.
– Тогда обратно, в «Кальвис».
Так назывался бар, где они сегодня встретились с Брайаном.
– Почему бы и нет, – согласилась Аста.
* * *
Примерно через полчаса Малкольм сидел за столиком со стаканом вина и тарелкой жареной баранины. В эту самую минуту в бар ввалился Паркер, как будто они так и договаривались. Он упал на стул и сделал знак официанту.
– Ну, что там? – спросил Малкольм.
– Все были сбиты с толку. Выгнали заложников обратно на сцену. Мы догадались, что у них что-то пошло не так, только не поняли что. Мне то же, что и этому джентльмену, – сказал он официанту.
Тот кивнул и испарился.
– А дальше?
– А дальше вмешалась удача. Оказалось, что в зале Энвер Демирель. Слышали о нем? Нет? Консервативный политик из провинции, молодой, очень умный. Он сам встал и вызвался – удивительная смелость! Бандиты были напуганы и, чуть что, дергались! Так вот, Демирель вызвался провести переговоры. Тут только до большинства дошло, что их лидер куда-то делся – учитывая, что говорил, при нем ни о каких переговорах с бандой не могло идти и речи.
Короче, они приняли предложение Демиреля и, должен признать, он был великолепен – а я, между прочим, никогда не считал себя его поклонником. Демирель всех успокоил, всем все объяснил. И тут мы узнали, что так напугало бандитов: их лидер, оказывается, убит, но никто не видел, как это случилось! Убийца бесследно исчез.
– Поразительно.
– Тут и я решил вмешаться. Такой хороший материал! Предложил свои услуги в качестве секретаря на переговорах. Демирель меня узнал, и все согласились. И он сдвинул всю ситуацию от насилия к дискуссии, понимаешь?
– Кажется, он действительно умен.
– И будет еще умнее, вот увидишь! Самая большая загадка была в том, кто убил их лидера. Его нашли в кулисах со сломанной шеей. Упал откуда-то? Или на него напали? А если да, то кто? Никого больше в зале не было; заложники озадачены и напуганы не меньше, чем эти горцы. И вот тут Демирель ввернул о божественном правосудии. Он услышал это от кого-то из заложников, подхватил и мастерски обыграл, не выдвигая никаких идей сам. Дескать, их лидер застрелил фермера, и возмездие пришло так быстро, что наверняка имело сверхъестественное происхождение.
– Весьма вероятно.
– Кто-то спросил, все ли заложники на месте. Устроили перекличку со всеми «да, был такой», «нет, такого не было». И все пришли к выводу, что раз никакое другое объяснение невозможно, среди заложников наверняка был ангел, который покарал лидера за убийство фермера и исчез – улетел домой, на небеса, не иначе.
– Думаю, так все и было.
– Ну, или в «Кальвис».
– Это вряд ли, – твердо ответил Малкольм.
Официант принес Паркеру заказ. Малкольм спросил еще бутылку вина.
– Как бы там ни было, – продолжал Паркер, – Демирель убедил их сложить оружие под его ответственность в обмен на возможность беспрепятственно покинуть театр и скрыться. Еще немного пообсуждали этот вопрос, и, наконец, все согласились. Бандиты так и сделали. Должен признаться, я полностью изменил мнение об этом человеке. Он все сделал просто превосходно! Постепенно изменил атмосферу и всю ситуацию, от кипения страстей к голосу разума, а там уже всем стало ясно, что даже позволить бандитам уйти безнаказанными и то лучше, чем допустить резню. И всем хорошо. Кроме бедняги-фермера, конечно.
– Все верно. Брайан, тот парень что-то говорил о… Братстве святой цели. Вы раньше о нем слышали?
Паркер покачал головой.
– Нет, для меня это тоже что-то новое. А что? Похоже на очередной лозунг – такой мог запустить любой из этих фанатиков.
– Скорее всего, так и есть. Что ж, обещание вы сдержали.
– Какое обещание?
– Показать мне что-нибудь интересное. Еще стаканчик?
