Глава 20. Человек-печь
В это самое время Лира подъезжала на поезде к Праге. Купить билет в Париже, не возбуждая лишних подозрений, оказалось совсем не трудно: метод Уилла отлично работал. А может, жители европейских городов, через которые она проезжала, были на редкость нелюбопытны или на редкость вежливы. Или просто заняты собой: на улицах чувствовалось напряжение; всюду мелькали люди в форме вроде тех, которых она встретила на пароме. Группы одетых в черное почти-солдат охраняли здания, толпились по углам, что-то обсуждая, выезжали из подземных гаражей в патрульных автомобилях с оглушительно рычащими моторами.
А может быть, человек без видимого деймона был в этих местах не таким уж необычным делом. Лира видела в Амстердаме одну женщину, красивую, одетую по последней моде, самоуверенную и надменную и совершенно безразличную к окружающим. Деймона при ней не было. Как и у того мужчины в Брюгге… Правда, ему явно было не по себе: он шел по запруженной народом улице – несчастный, словно пожираемый стыдом, напряженный, и старался держаться в тени. Лира внимательно изучила оба примера и держалась теперь скромно, но со спокойным достоинством. Это было совсем не легко, и время от времени, оставшись одна, она начинала плакать. Но об этом все равно никто не знал.
В Прагу ее привела внезапная прихоть памяти: она увидела название в железнодорожном расписании, и в голове словно что-то вспыхнуло. Когда-то, несколько лет назад, они с Паном целый вечер просидели над старой картой Праги, дом за домом воссоздавая в уме облик города. В конце концов, именно там изобрели алетиометр. И вот снова это название, и мгновенная искра узнавания – работа тайного содружества, не иначе. Она училась слышать эти легкие подсказки – будто шепотом в самое ухо, – и с каждым разом все лучше отличала их от собственных догадок.
Однако в Праге ей предстояло принять решение. Там находился огромный узел Центральноевропейской железнодорожной компании, одни дороги бежали на восток и север, в Киев и Московию, а другие, более широкие, – на юг, через Австро-Венгрию и Болгарию, в Константинополь. Если ехать в Среднюю Азию и Карамакан, нужно выбирать север, но прежде, чем отправляться на поиски роз, нужно найти Пана.
Пан… где он может быть? Единственным ключом оставался Синий отель. Его арабское название подсказывало, что искать его следует гораздо южнее Московии. Если отправиться на север и сделать пересадку в Киеве, оттуда можно будет двинуться на юг, в Одессу, перебраться через Черное море на пароме до Трапезунда, а затем продолжить путь в земли, где говорят на арабском… Но информации все равно не хватало. С тем же успехом можно тыкать булавкой в географический атлас и ехать, куда бог пошлет. Южный маршрут, через Константинополь, был проще, но грозил отнять больше времени… или, наоборот, меньше? В любом случае Лира понятия не имела, куда хочет попасть… Знала только арабское название – аль-Хан аль-Азрак.
Алетиометр не помогал. Новый метод был чреват такими неприятными физическими последствиями, что после первых успехов Лира отважилась им воспользоваться лишь один раз, да и то ничего не узнала. А работать по старому методу без книг было все равно что вдевать нитку в иголку, не снимая боксерских перчаток.
Даже если удастся разыскать Пана… Все ее представления о том, куда двигаться дальше, исчерпывались словосочетанием «Шелковый путь». Кажется, этот древний маршрут торговых караванов ведет прямо в сердце Центральной Азии, однако ни одна железнодорожная колея не повторяет его… Да и вообще, это даже не дорога, а целая паутина верблюжьих троп. Ни быстро, ни легко по ней не пройти: придется двигаться со скоростью местных вьючных животных – скорее всего, этих самых верблюдов. Одним словом, путешествие предстоит долгое, и если они с Паном к тому времени не найдут способа помириться, – невыносимо тяжелое.
Лира уже давно думала об этом. Расставшись с валлийскими горняками, она больше не перемолвилась словом ни с одной живой душой, не считая официантов и служащих железной дороги. Она тосковала по своему деймону. Даже враждебный и неприветливый, каким Пан был в последние месяцы, – все равно это был еще один голос, еще одна точка зрения. Непростое это дело – думать, когда половина твоего «я» куда-то подевалась.
Когда поезд, наконец, подошел к платформе, уже совсем стемнело. Лиру это вполне устраивало… хотя, возможно, молодая женщина, путешествующая в одиночку, в этом городе не будет таким уж необычным зрелищем. Прага – город утонченный, люди съезжались сюда со всей Центральной Европы, и не только, чтобы изучать музыку и изящные искусства.
Лира сдала билет при выходе с платформы, выбралась из толпы пассажиров, запрудивших вокзал в час пик, и отправилась на поиски справочного бюро, чтобы добыть расписание, а если повезет, то и карту города. Главный зал вокзала был отделан в стиле пышного барокко: каждую оконную раму, каждый газовый фонарь поддерживали изваяния обнаженных богов и богинь; каждую колонну обвивали каменные гирлянды, каждая стена была украшена пилястрами и нишами. Ни одной гладкой поверхности… Лира была этому даже рада: в таком хаосе зрительных образов она сама как будто меньше бросалась в глаза.
Она спокойно и решительно шла, глядя прямо перед собой. Неважно, на что ты смотришь: хоть на кофейный киоск, хоть на лестницу, ведущую в кабинет администрации. Подойдет что угодно – главное, выглядеть так, будто ты тут каждый день ходишь.
И ей все удалось. Никто не останавливался, не глазел; никто не кричал, тыча пальцем в странную девицу без деймона. Да ее тут, кажется, вообще никто не замечал!
Благополучно добравшись до другого конца вестибюля, Лира огляделась в поисках билетной кассы: может, кто-то из кассиров говорит по-английски? И тут ее руки кто-то коснулся.
Лира подскочила от неожиданности и тут же отругала себя. Нельзя показывать, что испугалась. Впрочем, человек, которому принадлежала рука, тоже отскочил, испугавшись ее реакции. Это был мужчина средних лет, в очках, темном костюме и скромном галстуке, с чемоданчиком в руках: законопослушный и уважаемый гражданин.
Он что-то сказал на чешском, Лира пожала плечами – надеялась, что с сожалением. И на всякий случай покачала головой.
– Английский? – спросил он.
Она нерешительно кивнула и в следующий же миг, потрясенная даже больше, чем минуту назад, поняла, что у незнакомца, как и у нее, нет деймона. Она распахнула глаза, открыла рот, быстро заглянула ему за плечо, и закрыла рот, не зная, что в такой ситуации можно сказать.
– Да, – тихо подтвердил он. – У нас обоих нет деймонов. Спокойно идите за мной, и нас никто не заметит. Притворитесь, что вы меня знаете. Притворитесь, что мы разговариваем.
Лира кивнула и зашагала рядом с ним сквозь густую толпу в сторону центрального выхода.
– Как вас зовут? – негромко спросила она.
– Вацлав Кубичек.
Что-то знакомое… Но воспоминание пропало, не успев стать четким.
– А ваше имя?
– Лира Сирин. Как вы поняли, что я… или просто увидели и решили заговорить?
– Я вас ждал. Я не знал ни вашего имени, ни примет. Только то, что вы – одна из нас.
– Одна из… кого? И почему вы меня ждали?
– Одному человеку нужна ваша помощь. Он сказал, что вы идете.
– Я… Так, прежде всего мне нужно железнодорожное расписание.
– Вы по-чешски хоть немного говорите?
– Ни слова.
– Тогда позвольте, разговаривать буду я. Куда вам нужно?
– Мне понадобится расписание поездов на Московию и на Константинополь.
– Пожалуйста, следуйте за мной. Я вам его раздобуду. Вон за той дверью справочное бюро.
Он показал куда-то в угол вестибюля.
В бюро Кубичек что-то быстро сказал служащему, тот что-то уточнил, и Кубичек повернулся к Лире:
– Хотите ехать без пересадок до самого Константинополя?
– Да, без пересадок.
– И так же до Москвы?
– Дальше Москвы. Как далеко тянется эта ветка? Она идет через Сибирь?
Кубичек перевел, служащий повернулся на стуле и вынул из ящика два листка бумаги.
– Маловато от него пользы, – проворчал Кубичек, – но, к счастью, я и сам знаю, что московская ветка идет до самого Иркутска. Это на озере Байкал.
– Понятно.
Служащий протянул им листки – глаза у него были усталые, никого не видящие – и вернулся к тому, чем занимался до их прихода. Лира сунула расписания в рюкзак и снова пошла за Кубичеком, думая по пути, что этот человек, кажется, в совершенстве овладел искусством Уилла. Наверное, у него есть чему поучиться.
– Куда мы идем, мистер Кубичек? – спросила она.
– Ко мне домой, в Старый город. Я вам все объясню по дороге.
Они вышли на многолюдную площадь, через которую быстро мчались машины. Витрины были ярко освещены, кафе и рестораны полны народа. Мимо, гудя антарными проводами, проносились трамваи.
– Прежде чем вы скажете что-то еще, – Лира остановилась на ступеньках, – объясните, пожалуйста, что вы имели в виду, когда сказали, что я – одна из вас? Из кого из вас?
– Из тех, кого покинули деймоны.
– Я понятия не имела… – начала было Лира, но тут светофор переключился, и Кубичек быстро зашагал через дорогу, так что ей пришлось замолчать, пока они не добрались до противоположного тротуара.
– Еще недавно я и понятия не имела, что такое может случиться с кем угодно. С кем-то, кроме меня.
– Вам одиноко?
– Очень. Мы умели разделяться, но хранили это в секрете, пока могли. А в последние месяцы… Даже не знаю, как описать. Я вас вообще-то совсем не знаю…
– В Праге есть несколько таких, как мы. Немного. Мы знакомимся случайно или услышав друг о друге от тех, кто нас не боится. У нас есть друзья, хоть их совсем немного. Есть и другие способы узнавать о подобных нам. Это, если угодно, что-то вроде тайного общества. Я могу дать вам имена и адреса наших знакомых, которые живут там, куда вы собираетесь. Они поймут и помогут, если потребуется помощь. Нам лучше отойти от этих фонарей…
Лира кивнула и молча пошла рядом, удивляясь тому, что услышала.
– Я даже не догадывалась, – повторила она. – Понятия не имела, что можно жить без деймона. Думала, люди сразу заметят и возненавидят меня. Ну, с некоторыми так и вышло.
– Мы все через это прошли.
– А когда ушел ваш деймон? Об этом вообще можно спрашивать? Понимаете, я так мало знаю…
– О, между собой мы говорим совершенно открыто. Должен сразу сказать, прежде чем она ушла, мы уже знали, что можем разделяться.
Он вопросительно посмотрел на Лиру, и она кивнула.
– Думаю, это совершенно обычное дело для таких, как мы, – продолжал Кубичек. – Внезапная опасность… неотложная потребность… какая-нибудь важная причина – и вы разделяетесь в первый раз. Мучительно, но выжить можно. Дальше уже легче. Мы с моим деймоном обнаружили, что не сходимся во мнении по поводу слишком многих вещей. И в целом несчастны вместе.
– Понимаю…
– В один прекрасный день она, наверное, решила, что мы будем не так несчастны, если расстанемся совсем. В отношении себя она, возможно, была права. И она ушла. Возможно, у деймонов есть свое тайное общество, как у нас. Возможно, они помогают друг другу, как мы. Наблюдают за нами… Или, наоборот, совершенно о нас забыли. Как бы там ни было, мы продолжаем жить. Ведем себя тихо, стараемся не привлекать внимания… Никому не причиняем вреда.
– А вы не пытались ее найти?
– Всякий раз, открывая глаза, я надеюсь, что увижу ее. Я обошел все улицы и переулки в этом городе, обыскал все сады и парки, заглянул в каждую церковь и в каждое кафе… Мы все это делаем, все с этого начинаем. Я ужасно боюсь, что увижу ее с человеком, который… будет мной. С моим двойником. Но пока не увидел. Однако я искал вас не для того, чтобы рассказывать о себе. Несколько дне назад случилось кое-что еще. В наш город прибыл человек… Он пришел прямо ко мне домой. Я бы описал его вам, но не в силах подобрать слов ни на чешском, ни на английском, ни даже на латыни… Это самая странная личность, какую я когда-либо видел. И он в ужасном положении. Он знает о вас и говорит, что вы можете ему помочь. Я согласился пригласить вас с ним встретиться и выслушать, что он хочет вам сказать.
– Он сказал, что я… Но откуда он вообще обо мне знает?
А она-то думала, что сможет проехать через всю Европу и Азию незамеченной…
– Этого я не знаю. В нем вообще много загадочного. Он тоже потерял своего деймона, но по-другому… Сложно описать, но вы сразу поймете, как только его увидите. Поймете – но не значит, поверите тому, что предстанет вашим глазам. Возможно, нам тут, в Праге, легче верить в такие вещи, чем жителям других мест. Тайный мир существует, у него свои страсти и заботы, и время от времени его дела просачиваются в наш, видимый мир. Возможно, в Праге завеса между мирами тоньше, чем в других местах… не знаю.
– Тайное содружество, – кивнула Лира.
– Правда? Не знал этого выражения.
– Если я смогу помочь, помогу. Но у меня тоже есть важное дело. Мне нужно на Восток.
Они шагали по направлению к Влтаве. По словам Кубичека, большинство путешественников приезжают в город и покидают его по реке, хотя железная дорога уже начала соперничать с ней в популярности. Сам он живет на другой стороне, в Малой Стране.
– Вы уже слышали про нашу Злату уличку?
– Нет. Что это такое?
– Улица, где, говорят, алхимики раньше делали золото. Очень близко от меня.
– Здесь до сих пор верят в алхимию?
– Нет. Образованные люди не верят. Они думают, что алхимики были глупцами, гонявшимися за… несуществующей целью?.. за несбыточной мечтой, да. Они не обращали на них внимания и, как следствие, не замечали, чем алхимики на самом деле занимаются.
Воспоминание вспыхнуло у нее в голове: Себастьян Мейкпис, оксфордский алхимик! Четыре года назад он сказал ей почти то же самое.
Впереди раскинулась река. Кубичек внимательно огляделся по сторонам и лишь затем ступил на мост – широкое и древнее сооружение, со статуями королей и святых вдоль парапета. На другой стороне сгрудились старые дома, между ними тянулись узкие улочки и кривые переулки. Высоко над ними возносился освещенный прожекторами замок на горе. Несмотря на стужу, на мосту было полно народу; свет лился из каждой магазинной витрины на берегу, из каждой таверны. Между статуями горели газовые фонари.
У схода на малостранской стороне моста находился причал, к которому в этот самый момент подошел колесный пароходик. На палубе толпились пассажиры, ожидая, когда спустят трап и можно будет сойти на берег. Судя по чемоданам, рюкзакам, перевязанным бечевкой коробкам, доверху нагруженным корзинам и хозяйственным сумкам, они совершали не увеселительный круиз – скорее уж, бежали от какой-то беды.
– Ваш странный незнакомец прибыл на таком судне? – спросила Лира.
– Да.
– Откуда плывут эти люди?
– С юга. В основном с Черного моря или из более дальних мест. Дальше пароходы идут на север, где Влтава впадает в Эльбу, а оттуда – в Гамбург и Северное море.
– Каждый корабль, который пристает здесь, перевозит пассажиров? Эти похожи на беженцев.
– Каждый день их все больше. Магистериум поощряет региональные отделения Церкви править своими территориями все более жесткой рукой. В Богемии пока что нет такого варварства, как в других местах. Беженцам еще предоставляют убежище. Но вечно так продолжаться не может. Вскоре и нам придется им отказывать.
Даже за время недолгой прогулки по городу Лира не раз видела людей, свернувшихся на крыльце дома или спящих на скамейке. Она подумала, что это нищие, и удивилась, что такому прекрасному городу нет дела до обездоленных. По трапу на пристань спускалась целая семья: старуха опиралась на палку, мать держала на руках ребенка и еще четверых вела за собой (никому из них не исполнилось еще и десяти лет). Каждый, надрываясь, тащил сумку, коробку или чемодан. Замыкали шествие старик и мальчик лет тринадцати, они несли свернутый матрас.
– Куда же они пойдут? – спросила Лира.
– Сначала в Бюро по делам беженцев. А потом, если у них нет денег, на улицу. Идемте. Нам сюда.
Лира пошла быстрее, стараясь не отставать от своего провожатого. Они углубились в лабиринт улочек у подножия горы. Кубичек столько раз поворачивал, что вскоре Лира уже потеряла всякое представление о том, где они находятся.
– Вы потом выведете меня обратно к вокзалу? – беспомощно спросила она.
– Ну, конечно. Мы уже почти пришли.
– Расскажите мне хоть что-нибудь о том человеке, с которым хотите познакомить.
– Его зовут Корнелис ван Донген. Голландец, как легко догадаться. Остальное я бы предоставил рассказывать ему самому.
– А если я не смогу ему помочь? Что тогда?
– Тогда все станет гораздо хуже. И для меня, и для всех жителей Малой Страны, и за ее пределами тоже.
– Это очень большая ответственность, мистер Кубичек.
– Я знаю, что вы с этим справитесь.
Лира ничего не ответила, зато впервые с самого вокзала подумала, как глупо с ее стороны было пойти с человеком, о котором она ровным счетом ничего не знает.
Газовые фонари бросали отсветы на мокрую брусчатку, стены и запертые ставни. Лира и ее провожатый углублялись в Старый город, и постепенно шум транспорта, лязг колес по камню, жужжание антарных трамваев становились все тише. Прохожих попадалось меньше, но иногда на глаза попадался мужчина, прислонившийся к косяку открытой двери, или женщина под фонарем. Они смотрели на Кубичека и Лиру и что-то бормотали, чахоточно кашляли или просто вздыхали.
– Уже недалеко, – снова сказал Кубичек.
– Даже не понимаю, где мы, – призналась Лира.
– Я вас потом выведу, не беспокойтесь.
Они завернули за угол высокого дома, и Кубичек наконец достал из кармана ключ и отпер тяжелую дубовую дверь. Он вошел первым, чиркнул спичкой, зажег лампу и поднял ее повыше, чтобы Лира могла найти дорогу среди книжных стопок, громоздившихся вдоль стен узкого коридора. Полки здесь тоже были, они тянулись до самого потолка. Их Кубичек заполнил уже давным-давно, и теперь книги приходилось складывать на пол. Даже ступеньки лестницы, ведущей куда-то наверх, в темноту, были по краям завалены книгами. В доме было сыро и холодно; запахи кожаных обложек и старой бумаги заглушали даже капусту и бекон.
– Прошу, сюда, – сказал Кубичек. – Мой гость… он не внутри дома. Я, видите ли, торгую книгами и… Вы сами все поймете буквально через минуту.
Он повел ее в маленькую кухоньку – чистенькую, аккуратную, почти никаких книг (всего три стопки на столе), и отпер заднюю дверь.
– Проходите, пожалуйста.
Полная дурных предчувствий, Лира повиновалась. Лампу хозяин дома оставил в доме, и в крошечном внутреннем дворике было бы совсем темно, если бы не отблеск городских огней на небе и не…
У Лиры перехватило дыхание.
Во дворе стоял человек в грубой, странной одежде. Он испускал такой жар, что ближе она подойти не могла. Он был… как печь. Лира увидела худое лицо, полное страдания, и ахнула, когда два языка пламени вырвались из-под его век. Он нетерпеливо смахнул их, будто слезы. Его глаза пылали, как угли, – черные на фоне пышущей, яростной красноты. Никакого деймона рядом с ним не было видно.
Он заговорил с Кубичеком, и огонь хлынул у него изо рта. В голосе слышалось негромкое гудение досыта накормленного огня в тесном камине – от такого может вспыхнуть и сажа в трубе.
– Это Лира Сирин, – сказал Кубичек по-английски. – Мисс Сирин, разрешите представить вам Корнелиса ван Донгена.
– Не могу пожать вам руку, – сказал ван Донген. – Приветствую издалека. Прошу, умоляю, помогите мне.
– Если смогу – конечно!.. Но как? Что я могу для вас сделать?
– Найдите моего деймона. Она где-то близко. Она в Праге. Найдите ее, прошу.
Что он имеет в виду? С помощью алетиометра? Придется использовать новый метод, и потом ее свалит дурнота…
– Мне нужно знать… – начала Лира, но не договорила и беспомощно покачала головой.
Черный человек, горевший изнутри, как печь, умоляюще протягивал к ней руки. Язычки огня вырвались из-под ногтей левой руки, и он загасил их в ладони правой.
– Что вы хотите знать? – голос шипел, как газовое пламя.
– Всё… Не знаю даже, с чего начать! Она… такая же, как вы?
– Нет. Я из огня, она из воды. Я тоскую по ней, а она – по мне.
Огненные слезы потекли из его глаз. Он нагнулся, взял пригоршню земли и начал тереть лицо, пока пламя не погасло.
Жалость и ужас охватили Лиру. Ее глаза уже немного привыкли к темноте, и теперь она смогла разглядеть его. Он был похож на раненого зверя, который чувствует боль, но не в силах понять причину, и чувствует, что вся вселенная сговорилась против него и наказывает страхом и болью.
Тут только она поняла, что вся его одежда сделана из асбеста.
Он, должно быть, прочел ее чувства по лицу – и отшатнулся, смутился, а ее стыд от этого стал еще сильнее. Как она может помочь ему?! Но нужно было что-то делать.
– Мне нужно узнать о ней больше, – сказала Лира. – Как ее зовут? Почему вы разделились? Откуда вы пришли?
– Ее зовут Динесса. Мы из Голландской республики. Мой отец – натурфилософ, а мать умерла, когда мы были совсем молоды. Мы с моим деймоном любили помогать отцу в лаборатории. Он работал там над своим magnum opus – сепарацией основополагающих принципов материи…
Он говорил, и жар, исходивший из его тела, становился все сильнее. Лира отступила на шаг. Кубичек стоял в проеме двери, почтительно слушая их разговор. В этот дворик, судя по всему, выходили и окна других домов. Отвернувшись на мгновение от жара, Лира увидела свет в окнах и даже силуэты людей, но наружу никто не выглянул.
– Пожалуйста, продолжайте, – сказала она.
– Мы с Динессой любили помогать ему за работой. Она казалась нам великой и важной. Мы знали только то, что отец общается с бессмертными духами, содержание их бесед было выше нашего понимания. Однажды он рассказал нам о стихиях воды и огня…
Он умолк, не в силах сдержать рыдания, и пламя хлынуло у него из горла.
– Ван Донген, – подал голос Кубичек, – умоляю, полегче!
Он встревоженно окинул взглядом окрестные дома.
– Я – человек! – вскричал голландец. – Даже сейчас я все еще человек!
Он закрыл лицо руками и стал раскачиваться взад и вперед. Больше всего на свете ему сейчас было нужно объятие, и именно этого, простой человеческой ласки, он не мог получить – никак, никогда…
– Что же случилось? – беспомощно спросила Лира.
– Моего отца интересовали трансмутации, когда одни вещи изменяются, превращаются в другие… а некоторые не меняются совсем. Мы доверяли ему и верили, что никакого вреда от его действий быть не может. Даже гордились, что помогаем в таком великом деле. И когда он захотел работать с нами… с нашей связью, пока Динесса еще могла менять облик, мы охотно согласились.
Это был долгий процесс, утомительный и мучительный, но мы с деймоном не отступали и делали все, чего хотел отец. Он очень заботился о нашей безопасности, вообще обо всем, потому что по-настоящему любил нас – не меньше, чем он любил знание. Во время одного эксперимента он соединил наши сущности со стихиями: мою – с огнем, ее – с водой. А потом обнаружил, что обратить эту операцию не может, что эффект получился перманентный. Теперь я такой, а мой деймон не может находиться на воздухе и вынужден жить и дышать в воде.
Язык огня вырвался у него изо лба, и он стер его ладонью.
– Почему вы разделились? – спросила Лира.
– Пережив трансформацию, мы остались единственным утешением и опорой друг для друга, но больше не могли ни обняться, ни даже коснуться один другого. Это была мука! Нам приходилось прятаться в доме. Динесса пряталась в бассейне с водой, а я – в будке, сколоченной из железных листов. Слугам платили за молчание. Отец делал все возможное для нашей безопасности, но это стоило немалых денег. Он продал все, что мог. Мы, естественно, этого не знали… Откуда? Мы вообще ничего не знали. Наконец отец сказал: «Я больше не могу вас прятать, дитя мое, у меня кончились средства. До Магистериума дошли слухи, и если они про вас узнают, меня арестуют, а вас казнят. Придется попросить совета у великого мага. Завтра он придет на вас посмотреть. Возможно, сумеет помочь». О лживые слова! Лживые слова и ложная надежда!
Водопады огня хлынули по его щекам, яркая вспышка озарила фасады домов и отбросила на стены пляшущие тени. Лира могла только стоять и смотреть. Ван Донген вытер лицо асбестовым рукавом, стряхнув на землю каскад искр – шипящих, вспыхивающих и быстро гаснущих.
– Ван Донген, пожалуйста! – Кубичек шагнул вперед. – Постарайтесь не волноваться. Это единственное место, где мы можем разговаривать без опасности для здания, но в любую минуту могут выглянуть соседи, и…
– Я знаю… Знаю. Простите.
Он тяжело вздохнул. Облако дыма пополам с огнем вырвалось у него изо рта и растаяло в воздухе. Человек-печь опустился наземь и сел, скрестив ноги, опустил голову и сложил на коленях руки.
– Маг пришел. Его звали Иоганн Агриппа. Он поглядел на нас с Динессой и ушел к отцу в кабинет, чтобы поговорить без свидетелей. Он сделал отцу предложение… заплатить значительную сумму и забрать моего деймона – но не меня. Отец согласился. Словно Динесса была просто животное… кусок камня… он отдал этому человеку моего деймона, моего единственного товарища, который один в целом свете мог понять всю нашу трагедию. Она умоляла, я плакал, но отец был сильнее… Он всегда был сильнее и поступил так, как решил. Моего возлюбленного деймона продали волшебнику и договорились переправить к нему в Прагу. Агония разделения была немыслимая. Меня удерживали силой, пока они не уехали уже очень далеко, но как только мне вернули свободу, я бросился на поиски Динессы. Она и сейчас где-то здесь, и я сровнял бы с землей каждую стену здесь, спалил бы каждый дом, я устроил бы пожар, который посрамит все великие пожары человеческой истории… но она может пострадать, а я погибну, не увидев ее еще хотя бы раз.
Я должен знать, где она, мисс Сирин! Я верю, что вы можете это узнать. Прошу, скажите, где мне найти моего деймона!
– Откуда вы обо мне узнали? – спросил Лира, помолчав.
– В мире духов ваше имя овеяно славой.
– Что это за мир духов? Мне о нем ничего не известно. Я не знаю, что такое дух.
– Дух – это то, что производит материя.
Лира была сбита с толку. Она не знала, что ответить.
– Возможно, это и есть ваше тайное содружество, – подсказал Кубичек.
– Вам известно, что такое алетиометр? – спросила Лира, снова повернувшись к ван Донгену. – Как он работает?
Теперь уже он растерялся. Развел руками, и тут же из каждой ладони ударило пламя – ему пришлось хлопать ими по земле, чтобы погасить.
– Алети… – Он покачал головой. – Этого слова я не знаю. Что это такое?
– Я думала, вы хотите, чтобы я им воспользовалась. Алетиометр всегда говорит правду, но понять его очень трудно. Разве вы не его имели в виду?
Он снова покачал головой. Слезы каплями лавы побежали по щекам.
– Я не знаю! Не знаю! – зарыдал огненный человек. – Вы знаете! Вы!
– Но это все, что у меня есть… Нет, погодите. Еще это.
Была еще потрепанная записная книжка, которую оставил Пан вместе со своей жестокой запиской. Записная книжка, которая проделала весь путь из Центральной Азии вместе с тем убитым человеком, Хассалем. Именно там, в этой книжке, она впервые увидела имя Кубичека! Вот что при встрече с ним мелькнуло у нее в памяти и пропало! Лира достала книжку из рюкзака и стала лихорадочно листать в поисках записей о Праге.
Читать было слишком темно, и она опустилась на брусчатку рядом с человеком-печью, вглядываясь в исписанные мелким почерком страницы при свете его огненных глаз. Да, вот он – Кубичек, и его адрес в Малой Стране. Отыскалось еще четыре имени и адреса в Праге – каждое написано другим почерком и другой ручкой. Но было и еще одно, вписанное карандашом сбоку, чтобы поместилось на странице, – доктор Иоганн Агриппа.
– Нашла!
Она попыталась прочесть остальное, но жар от ван Донгена был невыносим, так что пришлось встать.
– Мистер Кубичек, вы можете это прочесть? Никак не разгляжу адрес.
Ван Донген тоже вскочил, нетерпеливо хлопая в ладоши, так что в воздух поднимались фонтанчики искр, похожие на крошечные фейерверки. Одна искра попала Лире на руку и ужалила, словно кожу проткнули иголкой. Лира вскрикнула, прихлопнула искру и поспешно отступила.
– Ох, простите меня, простите!.. – всполошился голландец. – Только читайте скорее!
– Не так громко! – испугался Кубичек. – Ван Донген, умоляю, говорите тише! Адрес… Да-да, понятно.
– Какой адрес? Где он живет? – из горла ван Донгена рвался глухой рев подземного огня.
– Стари Железнични Мост, сорок три. Это недалеко отсюда. Там… целый квартал мастерских под старым железнодорожным мостом. Я даже не ожидал…
– Отведите меня туда! – потребовал ван Донген. – Мы идем сейчас же!
– Я объясню, где это… дам карту…
– Нет! Вы должны помочь. Вы, мисс, вы тоже идите с нами. К вам он отнесется с уважением.
В этом Лира очень сомневалась, но ей все равно пришлось бы пойти, ведь она хотела, чтобы Кубичек потом проводил ее обратно, на вокзал. Она кивнула. В любом случае это будет любопытно, да и с новым методом возиться не придется.
– Пожалуйста, ван Донген, идите тихо и говорите поменьше. Мы просто обычные горожане, идем домой…
– Да, да. Идемте же!
Кубичек повел их через дом и дальше, наружу. Голландец с величайшей осторожностью проскользнул между кипами книг. Лира шла последней, держась на безопасном расстоянии от него.
Темные улочки и кривые переулки Малой Страны были почти пусты. Иногда только кошка кралась куда-то по своим делам или крыса шмыгала в подворотню. И ни одного человека, пока они не вышли на пустырь у высокой фабричной стены. Там, вокруг жаровни собралось несколько мужчин. Они сидели на каких-то ящиках и мешках, курили и провожали троицу взглядом. Кубичек пробормотал вежливое приветствие, которое осталось без внимания. Лира буквально физически ощущала их внимание, пока шла мимо, спотыкаясь на неровной земле, стараясь не упасть и не вступить в отливавшую керосином лужу. Ван Донген наблюдателей, кажется, вообще не заметил, да и сам не слишком их заинтересовал. Голландец стремился к поднимавшимся впереди каменным аркам старого железнодорожного моста.
– Это то самое место? Да? Да?
Пламя ударило вверх, зависло над ним, как воздушный шар, и пропало. От бочки с огнем раздались испуганные голоса. Прямо перед ними над пустырем взлетал черный мост. Под каждой аркой виднелись двери: деревянные, из ржавого железа, из фанеры. Большинство были заперты на замок. Две стояли открытые, и внутри под нафтовыми лампами разливалось на земле озерцо желтого света. За первой механик собирал мотор, а его мартышка-деймон подавала запчасти; за второй пожилая женщина продавала пакетик трав женщине помоложе, с совершенно загнанным лицом – возможно, беременной.
Ван Донген шагал вдоль дверей, жадно высматривая номер 43.
– Его тут нет! – завопил он, выкашливая языки пламени с каждым словом. – Нет сорок третьего!
Механик с карбюратором в руке оглянулся и уставился на них.
– Ван Донген! – взмолился Кубичек, и голландец послушно закрыл рот.
Он тяжело дышал, его глаза полыхали, как прожекторы.
– Тут номера не по порядку, – заметила Лира.
– В Праге дома нумеруют в том порядке, в каком они строились, – пояснил Кубичек. – И с мастерскими то же самое. Придется проверить каждую.
Он все время оглядывался на тех людей у бочки. Лира тоже посмотрела: двое уже встали и не сводили с них глаз. Ван Донген носился по пустырю вдоль всего моста, бросая торопливые взгляды на двери и оставляя за собой шлейф искр и полосу выжженной травы. Лира ходила следом и смотрела уже более внимательно. Некоторые номера читались без труда, выведенные белой краской или мелом, другие совсем выцвели, осыпались, и различить их было почти невозможно.
А потом ее взгляд упал на дверь, более крепкую, чем остальные, из темного дуба, на тяжелых железных петлях. Рядом, на кирпичах арки, красовалась бронзовая львиная морда. А на двери кто-то гвоздем нацарапал номер 43.
– Мистер Кубичек! Мистер ван Донген! – тихо позвала она. – Вот он.
Оба тут же очутились рядом: Кубичек аккуратно обходя лужи, ван Донген – напролом. Лира каким-то образом оказалась во главе операции, хотя сама не поняла, как это произошло. Она решительно постучала.
– Кто вы? – раздался голос. Он доносился из бронзового льва.
– Путешественники, – ответила Лира. – Мы слышали о мудрости великого мастера, доктора Иоганна Агриппы, и хотим его наставлений.
Только тут она осознала, что голос обращался к ним по-английски, и она машинально ответила на том же языке.
– Мастер занят, – сообщил лев. – Приходите на следующей неделе.
– Тогда мы будем уже очень далеко отсюда. Нам нужно увидеться с ним сейчас. И… у меня послание для него из Голландской республики.
Кубичек испуганно вцепился в ее руку. Ван Донген лихорадочно сбивал язычки пламени, проступившие вокруг рта. Они стояли и ждали.
– Мастер Агриппа уделит вам ровно пять минут, – наконец сказал лев. – Входите и ждите.
Дверь открылась, изнутри пахнуло дымом. Пыльный запах трав, пряностей, минералов окутал их будто облаком.
Ван Донген тут же попытался пролезть мимо Лиры. Она схватила его за руку и тут же об этом пожалела: ей показалось, что она коснулась раскаленного железа.
Она прижала руку к груди, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не закричать, и шагнула в мастерскую первой. Дверь за ними захлопнулась. Кирпичные стены и бетонный пол озарял тусклый свет жемчужины, свисавшей с потолка на нитке. Ее сияние разгоралось и меркло в ритме, подобном дыханию. В ее свете они увидели… ничего, пустоту. Комната была совершенно пуста.
– Куда нам идти? – вслух спросила Лира.
– Вниз, – шепнул воздух.
Ван Донген указал пальцем в угол.
– Туда!
Огромный язык пламени вырвался у него изо рта, ударил в потолок и погас, но они успели разглядеть люк в полу. Голландец ринулся поднимать крышку за железное кольцо, но Лира его остановила.
– Нет! Ничего не трогайте. И вниз вы не пойдете. Останетесь здесь и будете ждать, пока я вам не скажу. Мистер Кубичек, проследите за этим.
Кубичек увлек ван Донгена в противоположный угол, и Лира сама подняла крышку. Она увидела деревянные ступени, которые вели в подвал, озаряемый какими-то мрачными вспышками. Внизу Лира остановилась и стала оглядываться. Своды подвала за много веков почернели от дыма. В центре стоял громадный кузнечный горн под медным колпаком, труба уходила в потолок. Тысячи разных предметов стояли на полу, свисали со стен и потолка: реторты, тигли, глиняные банки; ящики без крышки, с солями, пигментами и сушеными травами; книги, старые и новые, большие и маленькие – некоторые были открыты, другие теснились на полках; философские инструменты, компасы, фотографический пресс, камера-люцида, целый стеллаж лейденских банок, генератор Ван де Граафа; кучи костей, среди которых вполне могли оказаться и человеческие; всевозможные растения под пыльными стеклянными колпаками и еще очень много всего. «Мейкпис!» – подумала Лира. Все это живо напомнило ей лабораторию оксфордского алхимика.
У печи, озаренный багровым светом углей, стоял человек в грубой рабочей одежде. Он мешал в кипящем котле нечто, источающее едкий запах, и декламировал некий текст – возможно, заклинание… возможно, на древнееврейском языке. Лира пока не могла разглядеть его как следует, но по профилю было ясно, что перед ней человек средних лет, гордый, нетерпеливый, сильный и обладающий недюжинным умом. Ее он, судя по всему, еще не увидел.
На мгновение он напомнил ей отца… но Лира постаралась тут же выкинуть эту мысль из головы и поспешно перевела взгляд на другой большой предмет, попавший в ее поле зрения, – каменный чан футов десяти в длину и шести в ширину. Высотой он был ей по пояс.
Чан был полон воды, а в воде… извиваясь, устремляясь то в одну сторону, то в другую, изгибаясь и едва не завязываясь узлом, как вьющаяся жимолость, ползущая по ветке дерева, не останавливаясь ни на миг, сновала русалка – идеальная, прекрасная, грациозная. Деймон Корнелиса ван Донгена – Динесса, водяной дух.
Она была удивительно хороша – нагая, с длинными черными волосами, струившимися в воде, как ленты нежнейших водорослей. Развернувшись у дальнего края чана, она увидала Лиру и метнулась к ней, стремительно, как рыбка.
Но прежде чем она выплеснулась из воды, Лира поспешно прижала палец к губам и показала на погруженного в свои заклинания волшебника. Русалка поняла и послушно замерла на дне, испытующе глядя на Лиру сквозь толщу воды. Лира кивнула, попробовала улыбнуться и тут только заметила громоздившуюся над чаном путаницу клапанов, поршней, карданных и коленчатых валов, шестерней и прочих деталей, чьих названий она не знала, а назначения не могла угадать.
Сзади раздался крик, и струя огня опалила ей волосы. Она обернулась: ван Донген уже спустился до половины лестницы. На нем висел, морщась от боли, Кубичек. Обожженную ладонь Лиры дернуло болью.
Они ступили на пол подвала, и тут разверзся ад. Чучело крокодила, тихо висевшее на цепях под потолком, развернулось, хлестнуло хвостом и взревело. Батарея пыльных сосудов, каждый объемом в галлон или больше, с жуткими странными заспиртованными образцами внутри, с зародышами, гомункулами и кефалоподами, озарилась изнутри, а мертвые твари заколотили кулаками в стекло, яростно завыли и заметались в своих банках. Металлическая птица в ржавой клетке хрипло заголосила. Вода в бассейне с Динессой в ужасе отхлынула от ван Донгена, поднялась огромной волной и застыла, сверкая и трепеща, а в ней – водяной деймон, словно насекомое, навеки застывшее в янтаре. Русалка увидела своего человека и, простирая к нему руки – из воды в воздух, закричала:
– Корнелис! Корнелис!
Все это случилось так быстро, что никто не успел ничего сделать.
– Динесса! – воскликнул ван Донген и кинулся к замершей волне. Динесса бросилась из стеклянного плена прямо в его объятия.
Они соединились во взрыве и вспышке пламени. Еще секунду Лира видела их лица, озаренные грозовым сиянием, охваченные экстазом, слившиеся в последнем поцелуе, – и вот их уже не стало. Зато в механизмах над чаном что-то происходило. Струи перегретого пара устремились к цилиндрам, заколотили поршни, карданные валы заходили взад и вперед, вращая гигантское колесо. Защелкали, затикали хорошо смазанные детали.
Потрясенные Лира и Кубичек отступили. А колдун закрыл свою книгу с таким видом, будто завершил долгий и тяжкий труд.
– Что вы сделали? – с трудом спросила Лира.
– Запустил этот двигатель.
– Но как? Где человек и его деймон?
– Они исполнили предназначение, ради которого и были сотворены.
– Они были сотворены не для этого!
– Ты об этом ничего не знаешь. Я устроил их появление на свет, я доставил сюда деймона, чтобы совершить эту работу, но мальчишка сбежал. Впрочем, неважно. Я сделал так, чтобы ты нашла его и привела сюда. Теперь и твоя задача выполнена. Можешь идти.
– Родной отец их предал, а вы… вы сделали с ними…
– Я и есть их отец.
Лира умолкла, оглушенная. Машина работала все быстрее, сотрясая своей мощью подвал. Крокодил успокоился, хотя все еще медленно помахивал хвостом; гомункулы перестали вопить и колотиться в стекло, и теперь умиротворенно бултыхались в своих банках. Металлическая птица, чьи золотые перья теперь искрились богатыми эмалями и драгоценными камнями, пела сладко, как соловей.
Агриппа стоял с книгой в руках, спокойно глядя на Лиру, и как будто ждал, когда она задаст вопрос.
– Почему? – спросила она, наконец. – Зачем было делать это… так? Приносить в жертву две жизни? Неужели нельзя было развести огонь обычным способом?
– Это не обычный огонь.
– Но зачем?
– Это не обычный двигатель. Не обычный огонь. И не обычный пар.
– И это все, чем они стали? Необычный пар? Пар – это всего лишь пар.
– Ничто на свете не исчерпывается самим собой.
– Неправда! Все на свете – такое, как есть, и не более того!
От цитаты из Бранда Лире вдруг стало не по себе.
– Так ты тоже поверила этой лжи?
– Вы считаете, это ложь?
– Одна из величайших на свете, произнесенных человеком. Я думал, у тебя слишком развито воображение, чтобы поверить такому.
– Да что вы обо мне знаете? – отшатнулась от него Лира.
– Все, что нужно.
– Я найду своего деймона?
– Да, но не так, как ты думаешь.
– Что это значит?
– Все на свете взаимосвязано.
Лира задумалась.
– И какова же моя связь вот с этим?
– Это привело тебя к единственному человеку, который может тебе сказать, куда дальше ехать – на юг или на восток.
У Лиры закружилась голова. Это было невозможно… и все-таки происходило.
– И куда же мне ехать?
– Загляни в свою clavicula, – он указал на записную книжку, которую Лира сжимала в руках.
Она открыла страницу с карандашными строчками и под его именем и адресом вдруг увидела то… чего раньше не замечала: «Скажи ей ехать на юг».
– Кто это здесь написал?!
– Тот же, кто написал мое имя и адрес, – мастер Себастьян Мейкпис.
Лире пришлось схватиться за край каменного чана.
– Но как он…
– Придет время, и ты узнаешь. Нет никакого смысла рассказывать тебе сейчас. Все равно не поймешь.
Кто-то осторожно тронул ее за руку. Бледный Кубичек встревоженно смотрел на нее.
– Минуту, – сказала она ему и повернулась к Агриппе. – Расскажите мне о Пыли. Вы знаете, о чем я говорю?
– Разумеется, я слышал о Пыли и о поле Русакова. Думаешь, у нас тут все еще семнадцатый век? Я читаю все научные журналы, некоторые на редкость забавны. Лучше я расскажу тебе о другом. У тебя же есть алетиометр?
– Да.
– Алетиометр – не единственный способ читать Пыль, и даже не самый лучший.
– А какие еще есть способы?
– Я назову тебе только один. Колода карт.
– Вы говорите о Таро?
– Вот еще. Эта грубая современная подделка годится лишь для того, чтобы выуживать деньги у легковерных романтиков. Я говорю о колоде карт с картинками. Совсем простыми. Ты узнаешь ее, когда увидишь.
– А что вы можете мне сказать о тайном содружестве?
– Так называется мир, с которым я работаю. Мир тайных сил и скрытых взаимосвязей. Именно поэтому ничто на свете не сводится к самому себе. Во всем есть нечто большее.
– Еще два вопроса. Мне нужно найти место под названием Синий отель, аль-Хан аль-Азрак. Чтобы вернуть моего деймона. Вы слышали о нем?
– Да. У него есть и другое имя: Мадинат аль-Камар, Лунный город.
– Где он находится?
– Между Селевкией и Алеппо. Добраться до него можно из любого из этих двух городов. Но ты найдешь своего деймона, только пройдя через страшную боль и великие трудности. И он не сможет уйти с тобой, если ты не принесешь великую жертву. Ты к этому готова?
– Да. И второй вопрос: что означает слово «актерракех»?
– Где ты его услышала?
– Оно связано с одним местом, которое называется Карамакан. Кажется, это такой способ путешествовать или что-то вроде того. Ты должен двигаться актерракех…
– Это латынь.
– Что?!
– Да. Aqua terraque.
– Вода и земля…
– По воде и по земле.
– И что это значит?
– Есть особые места, куда можно попасть, только если ты и твой деймон путешествуете по отдельности. Один из вас движется по воде, а другой – по земле.
– Но это место посреди пустыни. Там нет никакой воды!
– Неверно. Место, о котором ты говоришь, на самом деле находится между пустыней и блуждающим озером – солеными болотами и мелководными протоками Лобнор, где водные пути меняются и перемещаются непредсказуемым образом.
– Понятно, – кивнула Лира.
Потрепанные записки Штрауса, которые они нашли тогда в рюкзаке Хассала, вдруг стали ей совершенно ясны. О, столько всего вдруг стало совершенно ясно! Чтобы попасть в красное здание, людям нужно было отделиться от своих деймонов. Деймон Штрауса успешно прибыл на место, и они смогли войти. Но деймон Хассаля до них не добрался… хотя потом они нашли друг друга. Так вот, значит, как это работает. Она сама сможет попасть туда, только если Пан согласится идти через Лобнор, пока она будет пересекать пустыню… Только тогда она войдет в красный дом. И пока эта волна ясности катилась через ее разум, сметая на пути все туманы и сомнения, Лира вспомнила свое первое впечатление от дневника: тогда она была уверена, что знает… знает, что там, внутри этого красного дома. Вот и сейчас знание мелькнуло перед внутренним взором, будто мираж… но опять осталось недосягаемым.
Она стояла в закопченном подвале, слыша мощное, уверенное биение поршней и клапанов, свидетельствовавшее, что Корнелис и Динесса наконец обрели друг друга… и изо всех сил пыталась снова сосредоточиться на Агриппе.
– Откуда вы все это знаете? – спросила она. – Вы тоже путешествовали туда?
– Довольно вопросов. Иди.
Кубичек потянул ее за рукав к лестнице. У самых ступеней Лира снова оглянулась и окинула взором подвал, где все было исполнено жизни, где вершились великие и тайные дела. Агриппа уже доставал ящик с травами, расчищал место на верстаке, устанавливал весы. Паровой двигатель вошел в тихий, мощный ритм. Волшебник протянул руку и взял из воздуха маленькую коробочку, которая, казалось, приплыла к нему сама. На банках, ящичках и флаконах, стоявших тут и там на полках, вспыхнули огоньки, и еще – на двух ящиках огромного шкафа из красного дерева. Чародей взял что-то из каждого вместилища, подсвеченного таким образом, и тогда каждый светящийся дух (другого слова Лира для него не нашла), перелетел на верстак и присоединился там к своему товарищу. Все в подвале казалось живым и подчиненным единой цели, а Агриппа – спокойным, сосредоточенным и готовым к следующему этапу работы.
Они с Кубичеком молча поднялись по лестнице и вышли наружу, на пустырь. Люди ушли, их жаровня догорала. Лира почувствовала, как холодный воздух хлынул в ее благодарные легкие, словно река с небес, словно ветер от мириад звезд.
– Что ж, – сказала она, – по крайней мере, теперь ясно, что мне нужен поезд на юг. Я успею на вокзал?
Колокол на соборной башне пробил два часа ночи.
– Если отправимся туда немедленно.
Они торопливо пошли через Старый город, к реке и дальше, по мосту. В лодках горели огни. Мимо проплыла баржа, нагруженная огромными сосновыми бревнами, – ее ждали Эльба, Гамбург и Северное море. На дальнем конце моста по рельсам прогромыхал трамвай. Внутри, словно в подсвеченном аквариуме, виднелись трое припозднившихся пассажиров.
До самого вокзала никто не проронил ни слова.
– Я помогу вам купить билет, – сказал Кубичек, когда они пришли. – Но сначала позвольте еще раз взглянуть на вашу clavicula.
Некоторое время он листал записную книжку.
– Ага, – с удовлетворением произнес он наконец.
– Что вы там ищете?
– Хотел узнать, есть ли кто-нибудь в Смирне. В Константинополе таких, как мы, нет, но если доберетесь до Смирны, вот эта дама сможет вам помочь.
Лира спрятала книжку и обменялась с Кубичеком рукопожатием, слишком поздно вспомнив, что их ладони обожжены.
– Странный у вас выдался вечер в Праге, – заметил ее провожатый, шагая к единственному освещенному окошечку в кассе.
– Но важный. Спасибо за помощь.
Пять минут спустя она уже сидела в спальном купе, одна, уставшая, страдая от боли в руке, но зато живая и ликующая. Теперь у нее была цель и ясная задача. А еще через пять минут после того, как поезд тронулся с места, Лира уже крепко спала.
