Глава 17
I
Эми повесила трубку и уставилась на голову, которая смотрела на нее в сумрачном свете лампы, горящей в мансарде. Взгляд Эми постоянно останавливался на заячьей губе. Девочка выглядела так, будто рыбак поймал ее на крючок, но она сорвалась обратно в море, порвав губу, и обречена вечно плыть против течения.
Такое с легкостью могло случиться и с Эми. Крохотный дефект в генетическом коде, определяющий весь жизненный курс, отделяющий ум от глупости, красоту от уродства. Эми родилась умной и красивой. Направление ее жизни определил не генетический дефект, а пьяный водитель и пять секунд ужаса.
Но Эми и Лин все же имели кое-что общее. Они из одного народа, может даже принадлежат к одной культуре. У родившейся в бедности китайской девочки было мало шансов в жизни. Эми прекрасно это знала. Она родилась в Англии, а не в Китае. В относительном достатке, а не в бедности. Но ее родители не смогли избавиться от тысячелетней культурной традиции, когда сыновей предпочитали дочерям. Она родилась первой, но младший брат завоевал все родительское внимание.
Если бы она родилась в бедной сельской глубинке Китая, то могла бы очутиться в приюте, как миллионы сверстниц. Родители оставили бы ее на пороге полицейского участка, чтобы попробовать зачать сына. Китайская государственная политика «одна семья – один ребенок» не оставляла второго шанса, если ты не живешь в городе и не имеешь достаточно денег, чтобы подкупить систему.
С незапамятных времен в китайском обществе сын после свадьбы приводил жену в родительский дом. А когда родители старели, сын и его жена ухаживали за ними. Но если рождалась дочь, она уезжала жить с родителями мужа, а старики-родители оставались доживать свой век в одиночестве. Неудивительно, что мальчики так ценились, а девочек презирали.
Эми гадала, какова была бы судьба Лин, окажись она в приюте, – нелюбимая, нежеланная, даже для бездетных западных пар, ее уродство работало против нее. И все же она здесь, или была здесь, в Лондоне, в бастионе западного процветания и привилегий. Но лишь чтобы встретиться с судьбой куда более страшной, чем жизнь в приюте, – быть убитой, расчлененной и выброшенной в яму.
Фьють-фьють. Этот звук привлек внимание Эми к компьютеру. Окошко недавнего разговора с куратором еще висело на экране. И появилось новое сообщение. Эми направила кресло к столу – посмотреть, что пишет Сэм.
«Эми, ты еще здесь?»
Курсор мигал с бесконечным терпением, ожидая ответа Эми.
«Привет, Сэм. Да, я здесь. Но уже поздно».
«Не могу уснуть, все думаю о той девочке».
«Я тоже. Она по-прежнему на меня смотрит».
«Ужасно, что ты можешь восстановить чье-то лицо, но не имя, не историю. Мне бы тоже хотелось на нее посмотреть».
«Могу прислать фото головы по имейлу».
«Да, утром. – Курсор мигнул. – А как дела у Джека?»
«Не знаю. У него был странный голос, когда мы в последний раз говорили. Мне кажется, он весь ушел в расследование, чтобы выбросить мысли из головы».
«Что значит – странный?»
«Не знаю… Просто как будто одурманенный».
«Как движется расследование?»
«Похоже, он делает успехи. Считает, что знает, где ее убили».
Курсор снова довольно долго мигал.
«Каким образом ему удалось это выяснить?»
«Понятия не имею».
«И где, по его мнению, это случилось?»
«Он говорил что-то насчет дома у парка Уондсворт».
«Это очень неопределенно».
«Ничего более определенного он не сказал».
Разговор зашел в тупик. Снова замигал курсор. На сей раз прошло целых две минуты, а то и три, без единого сообщения. Взгляд Эми блуждал по комнате и снова остановился на голове девочки. Та молчаливо наблюдала за ней, глядя почти с укором. Почему Эми не смогла сделать что-то еще? Неужели так трудно найти убийцу?
Фьють-фьють.
«Эми, ты получила образец ДНК?»
«Да, Сэм. Но понадобится еще день или два для расшифровки».
«Не стоит особо надеяться найти совпадения».
«Я и не надеюсь. – И тут Эми вспомнила про Зои. – Но еще я попросила сделать тест ПЦР – узнать, не было ли у нее гриппа».
И снова долгое ожидание.
«Зачем?»
«Вы же сами всегда говорили, что любая мелочь способна помочь, когда складываешь кусочки головоломки».
Курсор опять заморгал.
«И ты получила результаты?»
«Да. У нас в лаборатории стажируется одна аспирантка по молекулярной генетике. Зои. Довольно неряшливая. Но умная. Когда подрастет, будет молодчиной. Глупышка так долго возилась с тестом, что проворонила комендантский час и застряла в лаборатории на всю ночь. Том будет доволен. Он ее не выносит!»
«И что она обнаружила?»
«Что у девочки и правда был грипп».
Курсор несколько раз мигнул.
«Но это же все равно не поможет делу, верно?»
«Скорее всего. Но есть одна странность. Зои сказала, что это не H5N1. По крайней мере, не та версия, которая вызвала пандемию».
«И как она это узнала?»
«Она сказала, что выделила вирус и расшифровала его РНК. В этом я плаваю, Сэм. Что-то про сайты рестрикции и кодовые слова, которых там быть не должно. В общем, она сказала, что этот вирус – плод генной инженерии».
Разговор прервался очень надолго, и Эми начала уже думать, что Сэм больше не у компьютера.
«Эй, Сэм, вы еще там?»
«Я здесь, Эми».
«И что вы об этом думаете?»
Эми смотрела на гипнотическое мигание курсора.
«Думаю, это меняет все».
