Коридор за сценой вел к туалетам в дальнем конце. Макнил почуял запах застарелой мочи, как только за ним закрылась дверь. Но она приглушила грохот музыки, и этому он был рад. В тусклом линолеуме отражался резкий желтый свет с потолка. Макнил прошел мимо рамок с черно-белыми фотографиями какого-то знаменитого перфоманса, давшего клубу нынешнее название. Дверь в гримерную была последней слева. На ней висела табличка «Служебное помещение». Макнил толкнул дверь, и Любитель эмбрионов повернул голову от стенного зеркала над туалетным столиком – он еще вытирал руки и лицо горячими влажными полотенцами.

– Читать разучился?

Макнил в два шага пересек комнату, схватил его за грудки и впечатал в стену, вышибив весь воздух из легких.

– Читать я умею. И сейчас зачитаю тебе права, скотина. – Одной рукой он держал его у стены, а другой сунул под нос удостоверение. – Обвинения придумаю потом. Похищение, кража эмбриона, а может, и убийство. Больного на голову вроде тебя нужно посадить под замок, и надолго.

– Эй, да ладно, – возмутился Любитель эмбрионов. А потом захихикал. – Ты же не думаешь, что это было по-настоящему? Дай вздохнуть. А то я все тут заблюю. – Он кивнул на кровавый сверток, лежащий на туалетном столике. – Это же просто хлеб с повидлом. Терпеть не могу столовскую еду, вот и принес собственный обед.

Он высвободился из ослабевшей хватки Макнила.

– Это всего лишь спектакль. Людям нравится, когда их шокируют. Им нравится думать, что это по-настоящему. Но в глубине души они знают, что это просто забава.

– Ты считаешь это забавой?

– Я раздвигаю границы. Вовлекаю аудиторию, провоцирую эмоциональный отклик. Они начинают задаваться вопросами, раздвигать собственные границы.

Он снова сел и продолжил вытирать лицо, а Макнил смотрел, как отражение в зеркале время от времени опасливо косится в его сторону.

– Ну где я бы раздобыл эмбрион, сам посуди? Я придумал этот номер, когда смотрел документалку о китайце, который делал это взаправду. То есть, реально жрал эмбрион. Вот это был ужас. А я? Я всего лишь ем сэндвич. – Он закончил вытирать лицо и встал. – Тебе еще что-то нужно?

Макнил смотрел на него, полный злости и презрения, и остатков отвращения после увиденного. Он попытался сосредоточиться на том, что его сюда привело.

– Я ищу Ронни Казински.

Любитель эмбрионов передернул плечами.

– Какого еще Ронни?

Дверь гримерки открылась, Макнил взглянул в зеркало и увидел отражение молодого человека в джинсах и кожаном пиджаке. Он умудрился подчеркнуть свой невысокий рост и маленькую голову, зачесав черные волосы назад с гелем, так что они обтянули череп. На мгновение Макнилу показалось, что он его уже видел. Было что-то знакомое в высоких скулах и широко расставленных глазах. У него была плохая кожа, белая и одутловатая, словно он многие месяцы не выходил на солнечный свет. В голове Макнила мелькнули смутные воспоминания. Лицо женщины за тюлевой занавеской, на чье лицо наложили отпечаток многие поколения жизни в нищете. И тут он вспомнил, где видел этого человека. На нечетком снимке из факса. Рональд Казински.

Казински остановился на пороге и увидел глядящее на него отражение Макнила. Потом мельком встретился взглядом с Любителем эмбрионов и тут же понял, что ему грозят неприятности. Развернулся и помчался обратно по коридору как одержимый, только кроссовки скрипели по линолеуму. Макнил бросился за ним, но медленнее, его огромная фигура загораживала резкий свет, пока он не вывалился через дверь в дальнем конце в переливающееся море масок и оглушающую музыку. Казински пробирался сквозь толпу к лестнице с противоположной стороны, и Макнил двинулся следом, расталкивая всех на пути, пока наконец море не начало расступаться перед ним добровольно.

Он поднимался, перескакивая через две ступеньки, но перед самым его носом дверь наверху захлопнулась. Лысый вышибала в кожаной жилетке перегородил путь и вытянул руку, пытаясь остановить.

– Куда это ты, приятель?

Понадобилось всего лишь легкое движение шеей. Макнил подался вперед, словно для поцелуя, и ощутил, как хрустнула переносица вышибалы под его лбом. Вышибала покачнулся, в его глазах застыло изумление. Он врезался затылком в стену, и белая хлопковая маска тут же вымокла в крови. Макнил налег на дверь и вышел в ночь. Он услышал грохот перевернутых мусорных баков и почуял вонь гнилья, принесенную ледяным ветром. Из открытой двери во двор лился свет, и Макнил заметил тень удирающего Казински – тот мчался по переулку к улице. Макнил рванул за ним, и крысы с визгом разбежались из-под ног.

Когда Макнил вынырнул из переулка, Казински уже был на середине Дин-стрит и быстро растворялся в темноте. Как заяц перед бульдогом-Макнилом. Казински свернул на Сент-Эннс-Корт, узкую пешеходную улочку между высокими кирпичными домами, и Макнил понял, что упустит его. Но оказавшись на углу, увидел, что в дальнем конце улицы что-то происходит. Там потрескивало и мерцало пламя. Раздавался хохот и громкие насмешливые голоса. Мародеры. Казински остановился и оглянулся на Макнила, оказавшись между молотом и наковальней.

Макнил прям-таки слышал, как скрипят шестеренки в голове у Казински, когда тот пытался решить, в какой стороне меньшее из зол. Но обнаружил третий путь. Узкий проход на юг, отходящий от Сент-Эннс-Корт под прямым углом, напротив разбитых окон бывшей кондитерской. Проход был не больше трех шагов шириной, и Казински рванул туда, пробежав ярдов двадцать, прежде чем сообразил, что выход на Флаксман-Корт в дальнем конце перегорожен перевернутыми мусорными баками и мусором, выкинутым из окон ограбленных офисов. Услышав, как Казински выругался в темноте, Макнил замедлил бег, чтобы восстановить дыхание. Казински все равно не мог выбраться. Он оказался в тупике.

Казински пятился от приближающегося Макнила, пока ему больше некуда стало отступать.

– А мать думает, что ты на работе, – сказал Макнил.

– Чего вам надо?

– Почему ты побежал?

– Чую копа за пятьдесят шагов.

– Ага, по запаху обоссанных штанов мелкой шелупони вроде тебя.

– У меня есть права.

– Ага, есть. У тебя есть право тихо издохнуть. У тебя есть право на достойные похороны. Хотя вряд ли ты их получишь. В наши-то дни. Но уж об этом ты сам прекрасно знаешь.

Казински попытался прорваться мимо Макнила, пригнулся и хотел прошмыгнуть между его правым боком и стеной. Но широкими плечами Макнил перегородил переулок почти целиком. Он просто наклонился вправо и прижал Казински к стене. Потом схватил его за шиворот, почти оторвал от земли и швырнул на загородку в конце переулка. Казински рухнул на кучу отбросов, и на голову ему посыпался мусор и обломки штукатурки.

– Расскажи мне про кости, – сказал Макнил.

– Какие кости?

Макнил вздохнул.

– На билете метро, который нашли там, где ты выбросил кости, оказался отпечаток твоего пальца. Ты сядешь за убийство, Ронни.

– Я ее не убивал! – В голосе Казински прозвучала паника. – Честно, мужик. Я просто должен был избавиться от костей.

– У тебя плохо получилось.

– Я должен был пронести их в Баттерси и выкинуть в печь. Сначала они хотели, чтобы я пронес целиком тело. Но протащить ее мимо охраны было совершенно невозможно. Ну и вот, я сказал, мол, отдайте мне кости. Кости я пронесу. Они же хотели избавиться от всех следов. Значит, и кости пришлось уничтожить.

– Почему?

– Без понятия. Я не имею к этому отношения, честно.

– Тогда почему ты их не сжег?

– Потому что ту яму все равно утром заполнили бы бетоном. А значит, мне не пришлось бы рисковать, а они ничего бы не узнали.

– Кто это «они»?

– Без понятия.

– Чушь собачья!

– Честно. Мне просто заплатили, чтобы я избавился от костей.

Макнил придвинулся к нему.

– Ронни, ты сядешь вместо них, если не скажешь, кто они.

– Господи, мужик! Да не знаю я, как их зовут! Тот парень подошел ко мне как-то после работы и сделал предложение, от которого я не мог отказаться.

Макнил покачал головой.

– Придумай что-нибудь получше, Ронни. Где ты забрал кости?

Он услышал вздох Казински в темноте.

– Я не знаю адрес. Большой дом. Ну, знаете, дом какого-то богатенького старикана.

– Где?

– Где-то рядом с парком Уондсворт. Рут-стрит или Руф-стрит, что-то в этом духе. Было темно. Да не знаю я! Меня привезли и увезли на машине.

– Во время комендантского часа?

– Точно. Для них это, похоже, не проблема. Никто нас не остановил.

Несколько секунд Макнил молча смотрел на него сверху вниз. Ему нужно было нечто большее, и он не сомневался, что Казински есть что рассказать.

– Давай, поднимайся, – сказал он.

Казински не пошевелился.

– Что вы собираетесь делать?

– Арестую тебя, Ронни, по обвинению в убийстве.

Он не заметил мелькнувшую в темноте трубу, пока не стало уже слишком поздно. Услышал лишь, как она клацнула его по черепу, и колени подогнулись. Казински бросил кусок трубы, которую нащупал среди мусора, и она с лязгом покатилась по мостовой, а сам Ронни перепрыгнул через обмякшего полицейского и помчался в том же направлении, откуда прибежал.

Макнил согнулся пополам, тяжело дыша, в глазах сверкали искры. Как он мог быть таким беспечным? Он выругался, сплюнул на землю и почувствовал вкус крови во рту. Только через минуту он смог, покачиваясь, подняться на ноги, опершись рукой о кирпичную стену, чтобы снова не упасть. Голова гудела как колокол. Теперь не было нужды спешить. Казински давно сбежал.

Через несколько минут, прежде чем Макнил доковылял до Сент-Эннс-Корт, он увидел распростертую на земле в нескольких ярдах к востоку темную фигуру. На мгновение он задумался, что это. Пять минут назад здесь ничего такого не было. Он шагнул туда и увидел, что это лежащий лицом вниз человек, под ним собралась черная лужица крови, быстро застывающая на ледяном ветру. Макнил опустился на колени и ощупал тело. Оно было еще теплым. Макнил перевернул тело, и на него уставились открытые глаза Казински. Его белая рубашка пропиталась кровью, но Макнил заметил, где вошли три пули. Все точно в сердце. Он определенно был мертв.