Глава 14
"Этому надо положить конец, - подумал Партридж, - так или иначе. Жизнь и так была непростой, а эти деньги принесли лишь неприятности. Я сбежал из тюрьмы, чтобы забрать свою добычу, и с тех пор жизнь превратилась в одну сплошную гонку. Куча убийств и куча разочарований, и, похоже, это еще не конец".
Так думал Нейтан Партридж, сидя на скамейке на дощатом тротуаре перед табачной лавкой напротив "Египетского отеля".
Наступил второй день его пребывания в Дед-крике. Был яркий полдень. Он низко надвинул шляпу и постарался слиться с толпой, как краска на стене, надеясь, что никто его не узнает.
Он действительно не хотел никого убивать. Его руки и так были настолько красными от крови, что никогда не станут полностью чистыми, но всегда оставалась надежда. Надежда на избавление и, черт возьми, может быть, даже на искупление. Никогда нельзя сказать наверняка.
Сейчас он думал только о том, как ему везло последние недели с тех пор, как он сбежал из тюрьмы в Юме. Казалось, сама судьба освещала каждый шаг на его пути. Каждая встреча, каждая проблема, каждый намек на неприятности, казалось, в конце концов, разрешались в его пользу. Да, это здорово, но как долго это может продолжаться? Когда вокруг него опустится тьма?
Ведь он прекрасно понимал, что никогда не был счастливчиком и баловнем судьбы. И когда все карты будут розданы, настанут плохие времена. Очень плохие. Когда придёт боль, она накроет его с головой.
Дед-крик бурлил, и казалось, что по-другому и быть не может. Фургоны, повозки и тележки двигались по плотно утрамбованным дорогам из песка и гравия. Мимо проезжали всадники на лошадях: богатые люди на гордых жеребцах, рабочие на усталых клячах, старатели, ведущие караваны тяжело нагруженных мулов. В город приходили и уходили люди всех мастей и экономических возможностей. Ни один из них не обратил ни малейшего внимания на худощавого, усатого, сурового на вид человека, сидевшего перед табачной лавкой. В этих краях отчаявшиеся люди с глазами темными, как обожженное дерево, не были редкостью.
Партридж наблюдал за ними, изучал их, все время думая: "Смотри, как они приходят и уходят, суетятся и спешат. Шахтеры, ковбои, шлюхи, лавочники и извозчики всех мастей. Клянусь Богом, даже дети в этом чёртовом месте чертовски спешат. И среди всей этой суеты - я, в богом забытом, проклятом судьбой месте".
Не важно.
Партридж смотрел сквозь людей, и вскоре остался лишь шум толпы - а может, это была вовсе не толпа, а жужжание надоедливого насекомого, которого стоит прихлопнуть.
В тюрьме Нейтан Партридж научился отгораживаться от происходящего. А по-другому там и нельзя, если хочешь сохранить рассудок. Это был один из тех тяжелых уроков, которые Партридж усвоил, как бродячий мальчишка, которого ежедневно бьют хлыстом. Неважно, катил он тележку или разбивал камни, тащил ли гравий для новой дороги или складывал глинобитные кирпичи один на другой - он был там только физически. А мысли всегда были заняты чем-то другим. И именно эта способность удерживала его от того, чтобы кричать по ночам или безумно броситься к воротам и получить несколько пуль в спину в качестве платы за сумасшествие.
В жизни есть вещи, о которых человек не хочет думать, и есть места, в которых он не хочет останавливаться.
Прямо сейчас Партридж смотрел сквозь снующую толпу на фасад дома напротив. Он был построен из красного кирпича и имел мансардные окна и балконы на верхних этажах.
Рядом со здание находился собственный каретный двор, хозяйственные постройки и подъездная аллея, которая обвивала его, как ленивая змея. Судя по экипажам, ожидавшим снаружи, это было, как сказал Гиббонс, любимое место людей, у которых денег куры не клюют. Резные побеленные ступени вели наверх к богато украшенной дубовой двери, которая идеально бы вписалась в экстерьер какого-то средневекового замка. На одной стороне двери сусальным золотом было написано "Египетский", а на другой - "Отель". Да, местечко ещё то.
После двух часов наблюдения и ожидания в глаза Парптриджа будто насыпали дроблёного стекла. Ему нужно было немного поспать, но он просто не мог бросить свою вахту.
Не сейчас.
У него была комната на другом конце города, но он не собирался туда идти. Не раньше, чем что-нибудь увидит. Поэтому он ждал и наблюдал, постепенно растекаясь по скамье, и довольно скоро задремал.
Ему снилась Анна-Мария.
Снилось, что он снова в Чимни-Флэтс. Он только что сбежал из тюрьмы, проехал через пустыню и добрался до фермы, которая, к его удивлению, все еще стояла на месте.
Он вошел в дверь, и она радостно ему помахала. Она стояла голая и сказала ему: "Хорошо, что ты, наконец, вернулся". А затем выхватила пистолет и выстрелила в Партриджа.
Он очнулся весь в поту, и оказалось, что на скамейке он уже не один.
- Приснилось что-то хорошее, странник? Да, у меня самого, как известно, время от времени бывают хорошие сны. Не могу сказать, о чем твои, но мои - всегда о провалах и обрушивающихся туннелях. Но, подозреваю, каждому свое.
У Гиббонса была с собой корзинка для пикника. Он вытащил две бутылки пива и сунул одну Партриджу.
- Глотни, странник, и тебе станет лучше. Нет, ты выглядишь совсем нехорошо, если позволишь так выразиться. Я как-то знал одного парня - он прокладывал рельсы; произошел взрыв, и ему прямо в голову попал железнодорожный штырь. Прямо через чертов череп, заметь. И он всё равно остался жив. Даже оставил кусок штыря торчащим из головы. Из-за этого ему, конечно, было трудно найти подходящую шляпу... так вот, странник, дело в том, что ты выглядишь еще хуже, чем он.
Партридж хмыкнул. "Да, старик, ты даже не представляешь, через какое дерьмо я прошел".
Он отхлебнул пива, и оно приятно потекло по пищеводу. Напиток был прохладным и освежающим, как родниковая вода. Он сделал еще один глоток.
- Что привело тебя сюда? Просто проходил мимо или присматриваешь за мной?
Гиббонс рассмеялся.
- А от тебя ничего не утаишь, да, странник? Немного и то, и другое. Видишь ли, я искал тебя. Я сказал тебе, что я твой ангел-хранитель, и так оно и есть. И меня очень беспокоит то, что если я смог найти тебя, то смогут и другие.
- Какие "другие"? - спросил Партридж.
- Те, кто захочет тебя отыскать.
- А почему они захотят меня отыскать?
Гиббонс пожал плечами.
- Не знаю и знать не хочу. У меня просто такое чувство, что тебя могут разыскивать. Понимаешь?
Конечно, он понимал. А почему нет? Совсем недавно на него из сортира с диким блеском в глазах выскочил охотник за головами. Старик не был глупцом. Он знал. Он все прекрасно понимал.
Гиббонс снова открыл корзинку для пикника и протянул Партриджу сэндвич.
- Жареная свинина. Повезло тебе. Если тебя хоть немного откормить мясом, то начнёшь хоть человека напоминать, а не ходячий скелет, которым пугают детишек.
Партридж съел свой сэндвич. Он был отличным, как и пиво. Партридж и не подозревал, как сильно проголодался. В последнее время он был так одержим, так целеустремлен, что часто забывал закинуть в свой желудок что-нибудь вкусненькое.
Он доел сэндвич и допил пиво.
- Не возражаешь, если я буду тебя опекать, странник?
- Ну, кто-то же должен.
По подъездной дорожке подкатила карета, и люди расступились, чтобы пропустить ее. Это был черный четырехколесный фаэтон с откидным верхом, запряженный двумя чистокровными лошадьми. Он был такой же блестящий, как полированное красное дерево. Спицы были позолочены и блестели на солнце, как настоящее золото. Фаэтон подъехал к дверям "Египетского отеля" и остановился там.
- Вот это видок, - хмыкнул Партридж.
- Ты про коляску? - произнёс Гиббонс. - Это ещё ерунда. Сейчас посмотришь, кто выберется наружу.
Извозчик был приземистым, мощным чернокожим мужчиной, который выглядел так, словно был выкован из черной стали. Такой человек мог бы жевать железо и плеваться десятипенсовыми гвоздями. Он был одет в высокие английские сапоги для верховой езды, такие же черные, как он сам, и блестящие, как масло на воде. На нем был красный бархатный смокинг с накрахмаленными, острыми, как ножи, фалдами, почти касавшимися земли, и цилиндр из того же материала.
Он открыл дверь, и его белые зубы на черном лице засверкали, как бриллианты в лунном свете, а глаза напоминали серебряные монеты
- Господь милосердный, - хмыкнул Партридж. - Похоже, теперь я видел всё.
Но Гиббонс покачал головой.
- Нет, странник. Подожди немного, и поймешь, что не прав.
Извозчик в малиновом бархате открыл дверцу, и оттуда вышло нечто такое, что действительно заставило Партриджа переключить своё внимание. Оттуда вышел мужчина - и какой мужчина!
Высокий, стройный, одетый в темно-синий сшитый на заказ костюм с украшенными драгоценными камнями манжетами, шёлковый жилет и цилиндр. На лацкане его пиджака красовалась роза, и он размахивал тросточкой с набалдашником в виде золотой головы льва. Его лицо было словно высечено из мрамора, а усы - навощены и закручены.
От него просто исходил запах денег и жёсткого, непоколебимого высокомерия.
- Это, должно быть, лорд Джонни Макс Сильвер, - сказал Гиббонс, насвистывая себе под нос, - и кажется, слово "денди" здесь не совсем уместно. Он скорее напоминает короля, сошедшего с трона. Этот высоколобый сукин сын владеет "Серебряным долларом", тремя или четырьмя другими салонами, полудюжиной салунов, рудником и серебряной шахтой в горах. Говорят, что каждый раз, когда он садится на корточки и гадит, то выплевывает пятидесятидолларовые купюры.
Да уж, это было нечто.
Но Партридж быстро забыл, как все это диковинно. Потому что увидел женщину, вышедшую следом из фаэтона. На ней было длинное платье из пурпурного шелка с кружевами, едва скрывающими пышное декольте.
Она раскрыла зонтик и поправила атласную шляпку с оборками, которая только подчеркивала каштановые локоны, ниспадавшие на плечи и поясницу. Ее губы были полными и влажными, а глаза огромными и темными, как дорогой шоколад.
Да, она немного изменилась, но только к лучшему.
Партридж постарался тут же не вскочить. Но сдержался, понимая, что сейчас явно не время.
- Впечатлился, странник? - хмыкнул Гиббонс. - Да, это владелица "Египетского отеля". Подходящая партия для короля, правда, странник?
- Ты слишком оптимистично на всё смотришь, - сказал Партридж, переполненный дикими, как бушующее море, и совершенно не поддающимися классификации эмоциями. - А она точно такая, какой я ее запомнил. Даже лучше.
- Знаешь её?
- Да, - выдавил Партридж. - Это моя жена.
***
Для банды Гила-Ривер всё закончилось резко, как кол в сердце или пуля в голову, в тот самый день, когда они ограбили Сберегательный банк округа Кочиз в Чарльстоне.
Малыш Кирби получил наводку — около 100 000 долларов в долларах и серебряной монете. Заработная плата и деньги для горнодобывающего концерна и животноводческого комбината. Больше добычи за один раз, чем они когда-либо видели.
Большой куш.
Банда на некоторое время затаилась после убийства шайки охотников за головами Пирса. В газетах об этом писали много всякой чепухи, но ни одна из них не была правдой.
В газетах расписали, будто это была какая-то перестрелка со страниц бульварного романа, хотя на самом деле это было больше похоже на стрельбу по мишеням на ярмарке. Люди Пирса перешли дорогу банде Гила-Ривер, и теперь они, все до единого, протянули ноги.
А Кирби и ребята после этого решили на какое-то время отойти в тень. Это была часть плана.
Плана Кирби.
К этому моменту их дело приобрело определенную известность, и каждый лагерь, поезд, банк и расчетный офис на территории Аризоны их ждал.
Поэтому они почти два месяца ничего не делали, давая достаточно времени для того, чтобы пыль осела и охранники потеряли бдительность. Деньги были на исходе, но Кирби сказал им, что, когда придет время, это затишье сыграет им на руку.
Газеты потеряли к ним всякий интерес, и все сходились на том, что дни банды Гила-Ривер подошли к концу.
И снова, по приказу Кирби, они надели одинаковые черные пальто и шляпы с плоскими полями. В руках у них были "кольты-миротворцы" и обрезы Гринера. Они отправлялись на дело, чтобы разбогатеть или умереть, пытаясь это сделать, и, если понадобится, захватить с собой столько противников, сколько потребуется.
Чарльстон был местом переработки серебряной руды из близлежащего Томбстоуна. За год или около того, прошедший с тех пор, как Кирби был здесь в последний раз, город вырос как на дрожжах — магазины, гостиницы, мясные рынки, рестораны, пансионаты и салуны, которых было больше, чем щетины на заднице у свиньи.
Но жизненной силой, притягивающей сюда рабочих, были шахты.
Стоял конец сентября, и, хотя язык не поворачивался назвать его прохладным, мужчинам было гораздо комфортнее, чем в тот знойный день, когда они въехали в Седону. Небо было голубым и лишь слегка тронутым перистыми облаками. Было тепло, но дул легкий ветерок, и пыль клубилась песчаными облаками, поднимаемыми самими шахтами. Сновали люди, но все они были заняты — таскали тележки, грузили корм, подметали дощатые тротуары. Очень немногие бездельничали.
Впереди ехали Кирби и Партридж, за ними - Джонни Блант и Мексиканец Джо. Братья Вебб должны были позаботиться о чёрном выходе. Никто не обращал на них особого внимания, потому что улицы были запружены лошадьми, повозками и тележками с рудой, направлявшимися к шахте.
Банк был зажат между салуном и китайской прачечной. Это двухэтажное здание с кирпичным фасадом и фальшивыми карнизами. Окна чистые и блестящие, а золотистая надпись выглядела совсем новой.
Кирби, Партридж и Мексиканец Джо вошли внутрь, а остальные остались снаружи присматривать за вещами и лошадьми. Они не стали привязывать лошадей к столбу перед зданием; когда Кирби и остальные выйдут, им придется быстро уезжать.
Кирби и Партридж все спланировали заранее, и уже представляли, что всё проходит как по маслу.
Внутри сидели три кассира, а в клетке напротив - мужчина с дробовиком. Но для банды в этом не было ничего удивительного, поскольку Кирби не раз бывал там на стадии планирования.
Когда они с Партриджем подошли к окну и достали пистолеты, Мексиканец Джо вытащил кольт и приказал охраннику бросить оружие. Мужчина даже не успел вскинуть дробовик, и тот по-прежнему лежал на коленях. Очевидно, он никогда не думал, что ему действительно придется им воспользоваться. Он уставился на Мексиканца Джо, и его кадык подпрыгнул вверх-вниз. По глазам охранника было видно, что он замышляет что-то опасное.
- Не делай этого, - сказал ему Мексиканец Джо, - иначе пожалеешь.
Кирби и Партридж вытащили из-под пальто мешки из-под корма и бросили их кассирам.
- Откройте сейф, - сказал им Кирби, - и наполните сумки. А если вы этого не сделаете, я убью вас всех прямо здесь и сейчас. У вас есть десять секунд.
Главный кассир - маленький, похожий на птицу человечек с повязкой на глазу и подтяжками, - открыл рот и... благоразумно закрыл. Затем кивнул, подошел к сейфу и набрал комбинацию.
До этого момента все шло очень хорошо.
Мексиканец Джо все еще стоял над охранником.
- Бросай оружие, - сказал он.
Возможно, этот бедный тупой ублюдок начитался проклятых десятицентовых романов, потому что считал себя очень хитрым персонажем. Он опустил дробовик на землю, а затем попытался поднять тяжёлое оружие очень быстро и легко, но с треском провалился.
Мексиканец Джо дважды выстрелил ему в грудь; вторая пуля попала прямо в сердце. Охранник издал хрипящий, скулящий звук и упал навзничь, мёртвый.
Но этот крошечный эпизод стал сигналом для того, чтобы всё пошло наперекосяк.
Пока главный кассир и его помощник набивали сумки, Партридж держал пистолет наготове, а Мексиканец Джо продырявливал насквозь охранника, второй кассир решил сыграть в героя и бросился к "Ремингтону" калибра.44, лежащему под прилавком. Он быстро поднялся, но не успел нажать на спусковой крючок раньше, чем Партридж выстрелил ему прямо под левый глаз. Его лицо разлетелось вдребезги, как окно, рассыпаясь на мелкие костные осколки. Таков поцелуй пули калибра .44, попавшей с близкого расстояния.
Мужчина отшатнулся назад, разбрызгивая кровь и осколки костей, но рефлекторно нажал на спусковой крючок.
"Ремингтон" выстрелил, как пушка, и Партридж почувствовал, как пуля прошла так близко от его правой руки, что опалила волосы на предплечье. Она прошла мимо Партриджа и нашла Мексиканца Джо. Пуля прошла сквозь грудную клетку, пробила внутренности, отскочила от позвоночника и вышла из нижней части спины через дыру размером с кулак.
Мексиканец Джо упал.
Партридж вскрикнул и всадил во второго кассира еще две пули. К тому времени он уже был мертв и лежал, растянувшись на деревянном дощатом полу, обделавшись и излив большую часть своей крови.
Оставшиеся кассиры замерли, и Кирби прикрикнул на них:
- Наполните эти грёбаные сумки сейчас же! Шевелите своими чёртовыми задницами, пока в ваших чёртовых лёгких ещё есть хоть капля воздуха!
Обливаясь потом и дрожа от страха, они продолжили делать это с удивительной скоростью и ловкостью, пока над ними парил призрак смерти. В банке воняло горелым порохом, дерьмом и кровью.
Партридж пошел к Мексиканцу Джо, но знал, что это безнадежно. Мексиканец Джо истекал кровью, как дырявый мешок с водой. Кровь была повсюду, и Партридж чуть не поскользнулся и не упал в нее задницей. Он держал Мексиканца Джо на руках, и его жесткое, морщинистое лицо было белым, как мука, а огромная лысая голова стала такой же желтой, как черепа в склепе.
Он попытался заговорить, но кровь и желчь потекли у него изо рта, и все, что услышал Партридж, было жутким булькающим звуком.
- Мне жаль, - прошептал Партридж. - Мне так жаль.
Они схватили сумки - а их оказалось целых шесть, и было нелегко тащить сумки и одновременно цепляться за оружие. Седьмая и восьмая сумки были полны монет, а не купюр, и Кирби решил их оставить.
Они выскочили на улицу; Джонни Блант дрожал как осиновый лист. Он уже достал дробовик и был готов стрелять, хотя и не знал, в кого именно.
- М-м-мексиканец Джо... Г-г-где Д-д-джо...
- Он мёртв, - ответил Партридж, - или вот-вот умрёт. Запрыгивай, чёрт тебя дери, запрыгивай!
Они привязали мешки с деньгами к лошадям Партриджа и Кирби, и именно тогда наперекосяк пошло то, что ещё совсем недавно, казалось, шло по плану.
Все началось с того, что из магазинов напротив появились вооруженные обезумевшие лавочники. Пули начали сверкать в воздухе, как разъяренные шершни.
Кирби и остальные начали стрелять в ответ, и улица превратилась в бойню. В последовавшей неразберихе оказались убиты и вооружённые, и безоружные.
Джонни Блант разрядил дробовик, бросил его и вытащил пистолеты. Он попытался прорваться сквозь наступивший хаос и убил не менее трех стрелков, прежде чем из салуна вышел ковбой с дробовиком и с близкого расстояния выстрелил из обоих стволов. Удар выбил Бланта из седла, как бутылку, стукнутую кирпичом. Он слетел на землю, почти разорванный пополам, и рухнул в грязь изуродованной грудой.
Ковбой стал перезаряжать ружьё, и Генри Вебб, подойдя ближе и задержав дуло своего пистолета в десяти сантиметров от его лица, нажал на спусковой крючок. Лицо ковбоя превратилось в пятно крови и слизи. Удар отбросил его обезглавленный труп назад внутрь салуна сквозь распахнутые двери.
Остатки банды начали выезжать из города и миновали, наверное, полквартала, когда прямо на них выехал отряд шерифа. Генри Вебба вышибло из седла - шесть или семь пуль прошили его насквозь.
Его брат Риз принял две или три пули, и дальше было довольно трудно сказать, что именно произошло. Отряд поскакал на них, оголив оружие, Генри начал ловить свинец, а Партридж и Кирби начали стрелять.
Выстрелами из пистолетов они сбили с ног четырех человек и ранили еще двоих. Риз Вебб, издав дикий вопль, полный бешеной ярости из-за смерти брата, выехал вперед и разрядил свои пистолеты в толпу. Которая к тому времени состояла из трех или четырех человек, пытавшихся стрелять и безуспешно пытавшихся оседлать своих лошадей, которые бегали кругами, взбесившись от выстрелов.
Партридж увидел, что Риз поймал еще одну или две пули, но даже это его не остановило. Он поскакал галопом, сжимая в кулаке револьвер, пока не подъехал совсем близко и не оказался около самого шерифа, который пытался успокоить взбушевавшегося коня. Шериф попытался сделать точный выстрел, но лошадь была слишком непослушна.
Он кричал. Он ругался. Он крыл лошадь последними словами.
В конце концов, он попытался выпрыгнуть из седла, но было уже чертовски поздно. Риз выстрелил в него дважды с близкого расстояния, и грудь шерифа взорвалась, как гнилая дыня. Он упал боком с лошади, но его нога застряла в стремени, и обезумевшее животное потащило всадника по сумасшедшему кругу, в то время как другие лошади отряда топтали его, и все, что слышали окружающие, - это звуки выстрелов и крики людей; а копыта лошади ломали кости шерифа, как сухие доски.
Наконец, его лошадь вырвалась на свободу и помчалась по пыльным улицам, волоча за собой труп. К этому времени он был уже раздавлен, окровавлен и искалечен, напоминая восемьдесят килограммов сырого мяса, засунутого в форму и ботинки шерифа.
Вот так примерно всё и вышло.
Вот как умирали преступные банды. С криками и скулежом, болью и кровью. Сияние славы? Может быть. Но больше походило на ужасное стечение обстоятельств и безумства судьбы. Бардак. Огромный, ужасный грёбаный бардак.
Партридж выезжал из города вместе с Ризом Веббом, а потом случайно посмотрел туда, где в последний раз видел Кирби. Его лошадь скакала рядом с ними, но самого Малыша Кирби нигде не было видно.
Партридж оглянулся; невозможно было понять, застрелили ли его, или он просто свалился с седла, как клоун на родео. Все, что видел Партридж, - это клубы пыли и толпа людей.
"Возможно, Нейтан, ты видел Малыша Кирби в последний раз..."
Он схватил лошадь Кирби под уздцы, и они выехали из города, словно сам дьявол кусал их за задницы. По воле провидения или милостью Божьей их никто не преследовал. Они проехали мимо шахты и углубились в каменистую местность. Риз едва держался в седле. Он был залит кровью и выглядел так, будто ему оторвало большую часть нижней челюсти. Под этой дурацкой шляпой его бледное, забрызганное кровью лицо походило на жуткую маску с огромными вытаращенными глазами, выступающими верхними зубами и окровавленными сухожилиями вместо подбородка.
С каждым рывком и покачиванием своей клячи он чуть не падал задницей на землю и не целовал камни пустыни. Он шатался в седле, как пьяный.
Партридж не пострадал, если не считать шальной пули, которая оцарапала ему макушку и сбила шляпу. Рана была поверхностной, но, тем не менее, сильно кровоточила, оставляя на коже Партриджа два симметричных ручейка, чертивших дорожку через заляпанное грязью лицо.
Кирби ранее наметил маршрут их бегства, и Партридж сейчас просто следовал его указаниям. Они ехали на север по сухому руслу реки почти два часа, пока она не пересеклась с мелким ручьем.
Они шли вдоль ручья несколько часов, и где-то в этом промежутке времени Риз умер и выпал из седла. И самое печальное, что Партридж этого даже не заметил.
Партридж шел впереди, а Риз следовал за ним.
Время от времени он оглядывался назад и видел, что Риз все еще сидит в седле... а потом, в какой-то момент, он исчез. Возвращаться за ним не было смысла.
Партридж скакал три дня и, наконец, добрался до Чимни-Флэтс.
Анна-Мария позаботилась о нем и предложила захоронить деньги — более 80 000 в долларах Казначейства США — под погребом.
Газеты устроили настоящий праздник, смакуя подробности так называемой “Чарльстонской резни”, выдвигая различные версии. Самое странное, что тело Малыша Кирби так и не нашли. Остальные - Мексиканец Джо, Джонни Блант, Генри Риз - были идентифицированы как члены банды Гила-Ривер. Партридж сбрил бороду и подстригся, став совсем другим человеком.
А неделю спустя отряд под предводительством окружного Маршала США приехал в Чимни-Флэтс и арестовал его.
Но не из-за Чарльстона, а из-за ограбления поезда полгода назад. Очевидно, его опознали. Его подробно расспрашивали о Чарльстоне, но даже кассиры банка не могли с уверенностью сказать, что этот чисто выбритый человек был одним из грабителей.
Так что Партридж скатился к заключению и получил десять лет за ограбление поезда. Его быстро осудили и вынесли приговор.
И тогда жизнь для него превратилась в отчаяние и страдания в Аризонской территориальной тюрьмы в Юме.
***
Партридж без труда прошёл через дверь.
Гиббонс пошел с ним, и хотя они оба выглядели немного потрепанными и немного уставшими, у них были деньги. Учитывая все обстоятельства, у Партриджа было около сотни долларов. У Гиббонса - гораздо больше.
Они направились в гостиную и заказали выпивку. Это было нечто. В вазах стояли свежесрезанные цветы, и в глазах рябило от хрусталя и бархатной мебели, атласных и шелковых драпировок. На стенах висели кричащие картины маслом, которые заставили бы покраснеть проповедника. Вдоль стен в золотых канделябрах были расставлены свечи. В комнате было тепло и сумрачно, пахло духами, маслом для тела и плотскими удовольствиями.
И, конечно, здесь было много женщин - блондинок, брюнеток, рыжих.
Здесь были даже азиатки и индеанки. Они были худыми и царственными, толстыми и грудастыми, простыми симпатяшками с соседней улицы и экзотическими красавицами. Если хоть на одну из них у вас не встал, значит, вашего мертвеца уже ничего не расшевелит.
- Ну что ж, странник, - сказал Гиббонс, обнимая цветную девушку с соблазнительными раскосыми восточными глазами, - делай, что считаешь нужным, но держись подальше от неприятностей. Оглянись вокруг, ради любви к Иисусу и Марии... Ты уверен, что твоя жена того стоит? Ты уверен, что хочешь с ней разбираться, когда сам застрял посреди Сада земных наслаждений?
- Я должен её увидеть, - ответил Партридж. - Именно поэтому я приехал в Дед-Крик.
- Ну, как знаешь. Как закончишь, я буду здесь. - Он засмеялся и уткнулся носом в пышногрудую блондинку. - А может, черт возьми, и не буду. На самом деле, я чертовски уверен, что буду нежиться в ванне с красотками, шлепая их по попкам и распевая церковные псалмы. Да, странник, хвала Господу и его творениям! У меня такое чувство, что сегодня старая мачта наконец-то поднимется!
"Для него всё так просто, - подумал Партридж. - Но не для меня..."
Он кивнул Гиббонсу. Пора было разобраться с делами.
***
Он подождал, пока она не осталась одна.
Её комнаты располагались на верхнем этаже.
Человек размером с небольшой горный хребет попытался удержать его, но Партридж хладнокровно взвел курок пистолета и запер его в чулане. Затем он вошел в ее комнату. Он нашел ее в маленькой, роскошно обставленной гостиной.
В первую секунду она его не узнала. Наверно, она не узнала, что сделала с ним тюрьма. Теперь он стал крепким и жилистым, сложенным так, словно вырезан из дуба. Его лицо было худым и острым, а скулы так и норовили прорезать плоть под темными безжалостными глазами. А ещё он отпустил усы, свисавшие сейчас до самого подбородка.
- Какого чёрта ты тут забыл? - произнесла женщина, и в ее голосе прозвучала резкость, которую он никогда раньше не слышал.
О да, это был голос Анны-Марии, но теперь она привыкла отдавать приказы, которые беспрекословно выполнялись.
- Лучше бы тебе развернуться и бежать к двери, пока ещё можешь!
Но Партридж не двинулся с места. Он стоял и смотрел на неё, впитывая каждую частичку, как измученный жаждой человек у ручья. При одном взгляде на неё у Партриджа внутри всё кипело.
- Здравствуй, Анна, - выдавил он, наконец. - Хорошо выглядишь.
Она сидела на диванчике, обитом роскошным пурпурным бархатом, с гроссбухом на коленях. Добросовестная деловая женщина, как и всегда. Она снова посмотрела на посетителя, а потом Партриджу показалось, что ее челюсть вот-вот упадет на ковер. Она нервно облизнула губы, но быстро взяла себя в руки.
- Нейтан, - прошептала женшина. - Матерь божья...
- Выглядишь вполне здоровой для женщины, погибшей при пожаре.
Анна-Мария вздохнула.
- Ты не понимаешь...
- Да, наверно, не понимаю. Так может, просветишь меня прямо сейчас? И знаешь: я и так уже убил людей больше, чем могу припомнить. Поэтому будет лучше, если мне понравится твой рассказ.
Она отложила гроссбух в сторону и начала приподниматься, но тут же снова села.
- А что, если я скажу, что скучала по тебе?
- Тебе это зачтётся.
- Я скучала, - произнесла она, но слова прозвучали сухо и ненатурально. - Ты, наверное, думаешь, что я просто сбежала с деньгами и забыла о тебе. Но это не так. Поверь мне, это не так, позволь мне объяснить...
- Да уж, постарайся.
Нейтан снял шляпу и сел напротив нее на диван, в который провалился, как в пух. Он никогда раньше не чувствовал такого комфорта.
Мужчина расположился так, чтобы хорошо видеть запертую дверь и входы в соседние комнаты. На правом бедре у него висел "шофилд" калибра .45. Он оставил револьвер в своей арендованной комнате, полагая, что привлёчёт больше внимания, если станет ходить по городу, обвешанный оружием. А лишнее внимание ему сейчас было ни к чему.
На хрустальном подносе для компота лежали только что свернутые сигары. Партридж взял одну и удивился, насколько они гладкие. Деньги и положение, несомненно, имели свои преимущества.
- Давай кое-что проясним, Анна, - сказал он, выпуская из ноздрей густой и приятный дым. - Если кто-нибудь решит прийти к тебе на помощь, я убью его. Если кто-нибудь из твоих парней вломится в эту дверь, я пристрелю их к чертовой матери. А, может быть, и тебя заодно. Это ясно?
Она сглотнула.
- Предельно.
И начала говорить.
- Нелегко было быть женой Нейтана Партриджа. Это было чертовски трудно, понимаешь? Куда бы я ни пошла в этом городе, я чувствовала, что все смотрят на меня и показывают пальцем. Жена преступника. Жена убийцы. Но, несмотря на все это, я любила тебя и хранила верность. Однако потом стало слишком тяжело...
За год их брака, пока он был свободным человеком, она видела его очень редко. Она просто застряла на ферме в городе, где никого не знала. У самого Нейтана друзей не было, и у нее тоже.
После того, как его отправили в тюрьму, она осталась в горах совсем одна. Но она оставалась верной и любила его, писала ему письма и даже дважды навещала его.
Да, это было немного, но ровно столько она могла вынести.
Но время шло, а она оставалась одна. Совсем одна. Десять лет в тюрьме казались неисчислимым количество времени. Но после первых трех лет она убедила себя, что это не так уж и долго. Если бы у нее были друзья, все было бы проще. Но она была женой преступника, и мало кто хотел иметь с ней дело. Точнее, вообще никто.
Ее мать умерла, а на востоке жила тетка, которую она не знала, а кроме нее у Анны был только дядя Джон. Но Джон Пеппер был в ее представлении жестким и пустым человеком. Бесстрастным и холодным, как деревянная статуэтка. Он проповедовал высокую мораль и свою драгоценную этику, но, похоже, не применял их к своей собственной жизни, которая состояла из охоты на людей и убийств. Он не нравился Анне сейчас и не нравился никогда.
В семье все знали, что у него где-то есть сын, которого он бросил во время войны; так кто он такой, чтобы проповедовать добродетель?! Кроме того, он никогда не интересовался ее образом жизни и выбором мужа.
- В общем, я осталась одна, а ты ушёл, и я сходила с ума. Это правда. И вот однажды я проснулась в подавленном настроении и начала строить планы. Деньги не были проблемой. Кроме зарытой добычи у нас было больше пяти тысяч в банке. Именно тогда я поехала в Дед-крик. Я сказала соседям, что у меня там семья, но правда была в том, что мне там понравилось. Это был процветающий город, и правильные инвестиции в нужные места могли принести много денег. Поэтому...
- Поэтому ты купила это место, отстроила его, а потом сожгла ферму, - закончил за неё Партридж.
- Да, именно так. Я потратила около десяти тысяч из денег, оставшихся после ограбления, не больше.
- И теперь ты - преуспевающая деловая леди, - Партридж затянулся сигарой. - А я? Разыскиваемый преступник. Где мои деньги?
- У меня. Я всё сохранила, и даже вернула те десять тысяч, которые одолжила. Всё у меня, в целости и сохранности.
Партридж кивнул. Уже кое-что. По крайней мере, у него остались деньги.
- Я понимаю правильно: ты построила это местечко для нас? Чтобы мы смогли жить вдвоём припеваючи, когда я вышел бы из тюрьмы?
Она слегка покраснела, и Партридж сразу понял, что это неправда. Но Анна продолжила свои сладкоречивые сказки:
- Конечно. Я всем сердцем надеялась, что ты отсидишь срок и станешь свободным человеком. Но сейчас... Я не знаю...
- Но ты была верна мне?
- Да, конечно!
- Чушь собачья, - сказал он. - А кем тогда был тот скользкий кусок дерьма, с которым я тебя видел?
- Лорд Джонни Макс Сильвер. Он - мой деловой партнёр. Не больше.
Партридж затушил сигарету, встал и подошел к ней. Она напряглась от беспокойства и, возможно, от страха. В зеркале он видел своё отражение, приближающееся к ней с другой стороны. Он также видел, что она больше не любит его. А может, никогда и не любила.
- Как твой муж, я имею определенные неотъемлемые права, не так ли?
Он подошел ближе, схватил ее за кружевной корсаж и, прежде чем она успела ахнуть, разорвал его прямо на плоском животе. Великолепная грудь, о которой он мечтал в тюрьме, оказалась выставленной на всеобщее обозрение. Молочно-белая, налитая, полная обещаний. Они вздымались вверх-вниз в такт дыханию. Партридж наклонился, обхватил губами один из сосков и начал посасывать его, пока тот не стал твердым, как наперсток.
Он не оставил без внимания и вторую грудь. Анна-Мария его не останавливала. Он сорвал с нее оставшуюся часть платья, затем - кружевное бельё. Его язык плавал в горячем океане ее рта. Он расстегнул молнию на штанах и скользнул вглубь неё. Он начал врезаться в нее мощными толчками. Комнату заполнили звуки соприкасающихся тел и прерывистое дыхание Анны-Марии.
А потом они кончили практически одновременно... к удивлению обоих.
***
Развалившись на диванчике, они курили, пили вино и говорили о старых временах, но все это было пустым звуком.
Однако они продолжали в том же духе, сидя по обе стороны дивана и стараясь друг друга не касаться. Они были друг для друга чужими, воспоминаниями прошлых лет.
Наконец наступила тишина.
- Я запер твоего охранника в чулане в коридоре, - нарушил молчание Партридж.
- Ты же его не...
- Нет, просто вырубил. С ним всё будет в порядке.
Она облегчённо вздохнула. Она, как и он, насладилась сексом, но это была чистая физиология. Может быть, она тоже мечтала и фантазировала о том, как это произойдёт снова. И теперь оба знали.
Анна-Мария взяла себя в руки.
- Ты порвал моё платье, - с усмешкой протянула она.
- Уверен, у тебя есть куча других.
- Что ты собираешься делать дальше?
Партридж ненадолго задумался.
- Я не могу здесь оставаться. Я нигде не могу оставаться. Мне нужно куда-то ехать. Может, в Мексику. Может, в Центральную Америку. Я слышал, там тепло и можно собирать бананы прямо с деревьев. - Он замолчал и застегнул молнию. - Полагаю, с моей стороны было бы чертовски глупо просить тебя продать это заведение и поехать со мной?
Ответом ему было молчание.
- Где мои деньги, Анна?
- У меня.
- Это ты уже говорила. Где именно?
- Мы с тем мужчиной — лордом Джонни Максом — являемся партнерами по серебряному руднику в горах Суеверий.
Он бросил на нее угрожающий взгляд.
- А в чем еще он для тебя партнёр?
- Ты несправедлив. - Анна отшатнулась, словно ей дали пощечину, но быстро пришла в себя. - Шахтерский лагерь называется "Дюрант". Его легко найти. Дорога там размечена, фургоны с рудой приходят и уходят весь день в направлении Дед-крика. Деньги находятся в сейфе шахтерского управления в черном чемодане. Я пошлю человека предупредить, что за деньгами придет человек, и они отдадут этот чемодан тебе.
- А сама не хочешь со мной туда съездить?
Она покачала головой, и ее каштановые волосы рассыпались по золотистым плечам.
- Нет. Нельзя, чтобы меня видели с тобой.
Партридж взял себя в руки и надел шляпу.
- Не пытайся обмануть меня, Анна-Мария. Если я нарвусь на ожидающий меня отряд, то вернусь сюда, за тобой. - Он взял еще одну сигарету. - В тюрьме я стал жестоким. Жестким и подлым, и я думаю, что такой образ жизни вытравил из меня все хорошее и порядочное, что у меня когда-либо было. Мне больше нечего терять. Но скажи мне - какое бы сердце у меня ни осталось, - скажи мне правду. В то время... ты меня любила? Ты действительно меня любила?
Ее лицо озарило странное сияние.
- Да, - ответила она. - Я очень тебя любила.
Она говорила правду, и Партридж это видел. Этого было достаточно.
- Предупреди своих людей, что сегодня я заеду за деньгами.
- Хорошо.
Он повернулся, чтобы уйти, и уже взялся за ручку двери.
- Я тоже любил тебя, Анна-Мария, и часть меня до сих пор любит.
Глаза женщины наполнились слезами.
- Забирай свои деньги, Нейтан, и когда они будут у тебя... пожалуйста, не приходи сюда больше.
***
Партридж вернулся в свою комнату в пансионе.
Он не стал проверять, нет ли поблизости Гиббонса. Если этому сумасшедшему старику повезло, то он снова переживал свою молодость в ванне, полной женщин. Партридж не хотел его видеть. Он никого не хотел видеть.
Он побродил по улицам и зашёл в конюшню. Посмотрел, что за его лошадью хорошо ухаживают, и остался доволен. Затем зашел в салун, названия которого потом даже не вспомнил, и выпил виски.
И уже только после этого вернулся в свою комнату. Он заказал у хозяйки ванну и поднялся по скрипучей узкой лестнице к своей койке.
Закрыв за собой дверь, он не был уверен, что чувствует. Угрызения совести? Депрессия? И это, и слишком много других эмоций. Он все время твердил себе, что ему нужны именно деньги, но, находясь рядом с Анной-Марией, Партридж понял, что дело совсем в другом.
"Клянусь Богом, я действительно люблю эту женщину, но теперь уже слишком поздно, потому что все кончено, и, может быть, если мне повезет, я уйду от всего этого с чемоданом наличных и оставлю всё позади".
Опустошающая победа.
Партридж бросил шляпу на кровать, вылил воду из кувшина в фарфоровую миску и принялся тереть лицо. Затем сменил повязку на руке.
В комнате стояла отвратительная вонь. Он решил, что запах доносится из уборной в переулке внизу, и закрыл окно. После этого Партридж упал на кровать, настолько обессиленный всем произошедшим за последнее время, что даже не понял, что находится в комнате не один.
До того момента, как дверь шкафа со скрипом приоткрылась и оттуда появилась темная фигура с пистолетом в руке, и тихий голос произнёс:
- Нейтан Партридж, я полагаю?
