99. Бегать по кольцам Сатурна

В офисе Пуаро висит мотивирующий плакат. На нем изображен бегун-олимпиец, рвущий грудью финишную ленточку. Подпись гласит: «Кем бы ты ни был: первым или последним — ты все равно пересечешь финишную черту». Я вспоминаю сборную по легкой атлетике, в которую так по-настоящему и не вошел. Плакат лжет. Ты никак не можешь добежать до финиша, если вылетел из команды еще до первого соревнования.

— Он тебе о чем-нибудь говорит? — спрашивает Пуаро, увидев, как я смотрю на плакат.

— Если я скажу, что да, вы мне пропишете что-нибудь посильнее, — отзываюсь я.

Врач хмыкает и интересуется, как мне здесь нравится. Я заявляю, что все хреново, и он извиняется за это, хотя не делает ничего, чтобы снизить общую хреновость.

Доктор заставляет меня заполнить более чем бессмысленную анкету.

— Это для страховой компании, — объясняет он. — Там обожают бумажную волокиту. — Судя по толщине лежащей перед Пуаро папки с моей историей болезни, он тоже поклоняется горам бумаги.

— Твои родители сказали, что ты художник.

— Вроде того.

— Я попросил их привезти тебе чего-нибудь для рисования. Конечно, мы не можем разрешить ничего опасного — персонал сам решит, чем тебе можно пользоваться. Но я уверен, что ты сможешь творчески самовыражаться.

— Я просто в восторге.

Доктор впитывает мое настроение, как будто принюхивается, и что-то записывает. Похоже, мой коктейль опять смешают заново. Сейчас, если не считать случайных уколов «Халдола», я пью по четыре таблетки два раза в день. Одну — чтобы отключить мысли, другую — чтобы предотвратить поступки. Третья устраняет побочные эффекты первых двух, а четвертая нужна, просто чтобы третьей было не так одиноко. Вместе они отправляют мой мозг вращаться вокруг Сатурна, где он никому не мешает. Особенно мне самому.

Почему-то мне кажется, что бегун, застрявший в глубоком космосе, вряд ли скоро достигнет финиша.