24. Не думай, что она только твоя

Корабельная качка пробуждает меня от ночного кошмара, которого я уже не помню. Свисающий с низкого потолка каюты фонарь бешено раскачивается, отбрасывая пляшущие тени, которые поднимаются и опадают совсем как волны. Весь корабль жалобно скрипит, доски сжимаются и растягиваются, и кажется даже, будто вонючий деготь, которым они скреплены, стонет от натуги.

Штурман свешивается с верхней полки и смотрит на меня, совершенно не заботясь о том, что бушующее море вот-вот разломает корабль в щепки.

— Плохой сон? — интересуется он.

— Ага, — тоненько пищу я.

— Попал в Кухню?

Вопрос застает меня врасплох. Я никогда не рассказывал ему этого сна:

— Ты… знаешь о ней?

— Все мы иногда попадаем в Белую Пластиковую Кухню, — отвечает штурман. — Не думай, что она только твоя.

Я выхожу в коридор и с грехом пополам добираюсь до туалета. Кажется, что мои ноги прикованы к полу, а руки — к стенам. Если добавить к этому страшную качку, ничего удивительного, что поход растягивается на четверть часа.

Когда я наконец возвращаюсь в каюту, штурман скидывает мне истрепанный листок бумаги, весь испещренный изогнутыми линиями и стрелками.

— Выход, пароход, паровой, пора домой, — говорит он. — В следующий раз, когда попадешь в Кухню, возьми его с собой. Он укажет путь к выходу.

— Как я могу взять лист бумаги с собой в сон? — замечаю я.

— Тогда, — отвечает обиженный штурман, — я тебе не завидую.