135. Что страшнее?
— Я хочу, чтобы меня выписали, — сообщаю я Пуаро на следующем осмотре.
— Выпишут, выпишут! Уверяю тебя.
Но его уверения ничего не значат.
— Что мне делать, чтобы выбраться отсюда?
Вместо ответа он достает из шкафчика один из моих последних рисунков. Как будто я сам отливаю пули, которые он всаживает мне в мозг.
— Зачем столько глаз? — спрашивает врач. — Рисуешь ты здорово, но зачем столько глаз?
— Я рисую то, что чувствую.
— И ты это чувствуешь?
— Я не обязан ничего вам говорить.
— Кейден, я за тебя беспокоюсь. И сильно. — Он задумчиво кивает головой. — Может быть, тебе нужны другие лекарства.
— Лекарства, лекарства, вы только и делаете, что прописываете мне лекарства!
Он спокойно смотрит на меня. Его глаза, и настоящий, и стеклянный, — на циферблате часов, на жизнеутверждающих плакатах. Они повсюду. Мне некуда бежать.
— Так положено, Кейден. Только так оно и работает. Да, медленнее, чем тебе бы хотелось. Но подожди немножко, и все будет так, как тебе нужно. Как ты хочешь. — Он начинает выписывать новый рецепт: — Давай попробуем «геодон».
Я молочу кулаками по подоконнику:
— Я злюсь! Почему вы не даете мне злиться? Зачем вы забиваете лекарствами все мои эмоции?
Он даже не поднимает на меня глаз:
— Сейчас злость не пойдет тебе на пользу.
— Но она настоящая. Злиться — это нормально! Посмотрите, где я и что со мной! Я имею полное право злиться!
Врач перестает писать и поднимает на меня свой здоровый глаз. Я вдруг спрашиваю себя: как он может оценивать мое состояние, если видит только плоскую картину? Мне кажется, что он сейчас позовет на помощь парня с черепушками или вколет мне дозу «халдола» — и здравствуй, кухня из белого пластика. Но доктор Пуаро ничего такого не делает. Он стучит ручкой по столу. Размышляет. Потом произносит:
— Это здравая мысль. Ты явно идешь на поправку. — Он откладывает в сторону свой блокнот: — Давай на неделю оставим все как есть, а там посмотрим.
Меня провожают обратно в палату. Мне гораздо хуже, чем до этого. Не знаю, что страшнее — то, что я застрял здесь еще на неделю, или то, что чертовы лекарства, может быть, и в самом деле действуют.