102. Хищные ногти
К Хэлу редко приходят посетители — только иногда мать. Это очень красивая женщина, слишком молодая на вид, чтобы быть матерью семнадцатилетки. Мне при каждой встрече кажется, что она только что из парикмахерской, но, думаю, она всегда так выглядит.
Мать Хэла не только выделяется на фоне остальных родителей, но и обособляется от них. Она окутывается защитной аурой, как невидимым бронежилетом. Это место не действует на нее. Дикая, больная логика сына ее не трогает.
Сейчас она жалуется на муху, которая, похоже, подсела на запах ее духов и никак не отвяжется.
— Мухи — тайная стража, пожирающая нас, словно мы падаль, — отвечает Хэл. — Наши мысли — это просто кожа.
Она невозмутимо потягивает свою диетическую колу и говорит о погоде. По ее словам, сейчас «холодно не по сезону». Я даже не помню, какое на дворе время года — видимо, не зима, потому что зимой как раз должно быть холодно.
Ногти у мамы Хэла слишком длинные, чтобы она могла работать руками, и всегда так тщательно накрашены, что почти отвлекают внимание от ее груди, над которой, как над скульптурами эпохи Возрождения, явно трудились корифеи.
Я однажды спросил Хэла, чем она зарабатывает на жизнь.
— Коллекционированием, — было все, что он мне ответил.
Мать не воспитывала Хэла. Он жил у дедушки с бабушкой, а после их смерти мотался по приемным родителям.
— Суд признал ее недостойной матерью, хотя достоинства-то ее всегда на виду, — сказал мне однажды Хэл. А еще он рассказал, что его одержимость началась с карты штата, где он соединил линиями все города, где жил. Узор захватил его.
Сидя с ним, мать разговаривает быстрыми, заученными очередями звуков. Она задает вопросы, как ведущая ток-шоу, и сообщает новости, как диктор. При этом она так яростно стучит ногтями по столу, что эти звуки разносятся на всю комнату отдыха и я вынужден оттуда уйти: мне мерещится, что ее ногти впиваются мне в мозг, потом я начинаю в это верить — и все, день испорчен.
Красавицам часто многое прощают — может быть, на этом она и строит свою жизнь, — вот только я ее никогда не прощу, а я ведь даже не знаю, сколько на ней грехов, кроме неумения быть матерью. Но больше всего меня в ней раздражает то, что из-за нее я начинаю выше ценить собственных родителей.
