ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Непреложный обет

Тяжесть этого момента всем своим весом легла на плечи Майи. Любой из присутствующих — отец, его советники и рыцари, даже ее собственный муж — знал об этом мире больше нее. Она чувствовала, что стоит сделать один неверный шаг, и она покатится в бездну. Слова отца звенели у нее в ушах. Он сказал все то, что она так хотела услышать все эти годы, однако какое-то внутреннее чувство твердило, что верить его словам нельзя. Дела значат больше обещаний. Учась в Муирвуде, она почерпнула из книг немало истинных жемчужин мудрости, и одна из них пришла ей на ум в тот момент. «Хранить Корону — вот наипервейший долг короля».

Она не была слепа. Она видела отца насквозь. Ради того, чтобы выйти на свободу, он пообещает все, что угодно. А потом предаст дочь так же, как предавал ее много раз до того.

Майя смотрела на него, и в душе у нее боролись смятение и печаль. Повернувшись к Кольеру, она взяла его за руку и погладила его ладонь.

— Когда твой отец попал в плен, — тихо произнесла она, и он наклонился, чтобы посмотреть ей в глаза, — тебя отдали в заложники. Тебе было больно. И когда тебя удерживали в Нессе — тоже.

— Да, но это все было не по моей вине, — возразил Кольер, и голос его стал жестче. — Он не сдержит своих обещаний.

Майя кивнула мужу и снова повернулась к отцу.

— Король, который не хозяин своему слову, не может быть королем. По делам нашим знают нас, но по словам нашим верят нам.

Она отпустила руку Кольера и шагнула к отцу. Глаза его сузились, ноздри напряженно дрожали.

— Значит, я заложник? — спросил он, и голос его дрогнул от сдерживаемой ярости.

Майя покачала головой:

— Нет, отец. Я не изгоню тебя, как ты когда-то изгнал меня. Ты ведь все-таки мой отец.

В горле стоял ком. Она надеялась, что поступает правильно, но не знала, что из этого выйдет. Усмирив дыхание, она прислушалась, пытаясь уловить шепот Истока, подсказку, которая сказала бы, что надо поступить иначе. Тишина. Она выждала еще мгновение, на всякий случай. Исток молчал.

— Я обещаю тебе свободу, немедленную и безоговорочную. В обмен на это ты поклянешься перед всеми присутствующими никогда больше не нарушить прав, дарованных аббатствам, и вернешь все, что успел у них отобрать. Ты будешь поддерживать в порядке дороги и защищать земли аббатств. Ты поклянешься в этом перед Великой Провидицей Прай-Ри, и все присутствующие будут твоими свидетелями. Я хочу слышать твою клятву.

— И тогда ты меня освободишь? — недоверчиво переспросил отец.

— Да. Обещаю, — ответила она.

Он коротко кивнул.

— Клянусь.

— Я отпускаю тебя по доброй воле и ничего не требую для себя взамен. Ты можешь обойтись со мной так, как вы с Тайным советом сочтете справедливым и достойным. Ты предлагал мне богатое достояние, но для счастья мне не нужны деньги, земли и слуги. Ты можешь изгнать меня из Комороса, если пожелаешь. Я прошу лишь об одном: признай законным мой брак с королем Дагомеи и даруй мне, как его жене и королеве, право посещать Коморос всякий раз, когда я того пожелаю.

Она прямо посмотрела в удивленные глаза отца и не стала отводить глаз.

— Договорились, — коротко ответил он. — Чего еще ты желаешь?

— Останься в Муирвуде и отпразднуй Духов день здесь. Кроме того, позволь Джейен Секстон остаться в аббатстве на Духов день, если она того пожелает, ибо здесь она училась и здесь у нее остались подруги.

Майя поклонилась отцу.

— Отпустите их, — приказала она эвнессиям, которые стерегли пленных. Охотники убрали мечи в ножны, и над толпой пронесся вздох облегчения.

Отец уставился на нее буравящим взглядом.

— Это было… благородно. Я не забуду, Майя, — он стиснул зубы, и взгляд его стал тяжелым. — Ну что… поцелуешь отца?

Пораженная таким наглым предложением, она распахнула глаза, однако тотчас же поняла, что он ее проверяет. Он знал, что она хэтара, но сигил тайны не давал ему произнести это вслух.

Майя отрицательно покачала головой.

Губы его искривились в мимолетной усмешке. За правым плечом у него уже стоял канцлер Крабвелл, и в глазах у него читались злоба и коварство. Король повернулся к канцлеру.

— Отправляйся в Коморос, — шепнул он.

И добавил, обернувшись к Майе:

— А я останусь здесь и отпраздную Духов день вместе с дочерью.

Рука об руку Кольер и Майя миновали ровные ряды пурпурной мяты, высаженные за прачечной. Ее рука лежала в его руке так естественно, и, сжимая пальцы, Майя благодарила небо за этот миг. Поразительно, как быстро паника и отчаяние в аббатстве сменились надеждой. Повсюду сновали люди. Лекари лечили раненых. Работники наводили порядок. Подготовка к празднеству шла полным ходом, повсюду бродили гости, и остаться наедине нынче было решительно невозможно. Изможденная бдением и последовавшими за ним событиями, Майя брела в полусне, вдыхая запах пурпурных цветов, слушая гудение пчел и наслаждаясь прикосновением плеча Кольера.

— Знаешь, тебе надо об этом знать, — сказал, повернувшись к ней, Кольер. — У твоего отца при дворе есть мой шпион. Саймон Лис, вы, кажется, знакомы. Он притворяется виноторговцем из Дагомеи. Он был здесь, в Муирвуде, но я послал его проследить за Крабвеллом. Я не отпущу тебя в Коморос, пока мы не разузнаем точно, что задумал Бранной.

— Ты не веришь его обещаниям, — понимающе, с болью в сердце кивнула Майя.

— Скорей я поверю, что Джон Тейт перестанет храпеть во сне, — усмехнулся Кольер. — Я ни на мгновение не поверю, будто твой отец сдержит свою клятву. Но я не знаю, как именно он решит наказать тебя за позор, который он пережил при всех. Пойми, Майя, ты его не просто победила, ты его унизила.

— Но это не я победила и унизила его, — возразила Майя, качая головой. — Нас спас Исток, а вовсе не я.

— Тут я с тобой не могу спорить, — голос Кольера смягчился. — Все эти годы я ошибался… и знаешь, кажется, в глубине души даже понимал, что ошибаюсь. Но даже сам себе в этом не признавался. А то, что я видел здесь… отрицать это уже невозможно.

Майя весело толкнула его в бок локтем:

— Что же тебя в конце концов убедило?

Он рассмеялся.

— Клад твоей бабушки, что ж еще. Я до сих пор не могу поверить в такое бескорыстие. Она так щедра и добра… — он покачал головой. — Неужели в мире еще остались такие люди? Когда мужчина берет себе жену, — он нежно сжал руку Майи, — то вместе с ее красотой, грацией и прочими достоинствами получает также ее родню, которая может оказаться не столь… достойна. Я почти ничего не знал о Семействе твоей матушки, поскольку твой отец вечно что-то скрывал и вел свою игру. Мне это давным-давно надоело, и я собирался прояснить все, когда свергну его с трона.

Кольер с сожалением покачал головой.

— Он слишком крепко цепляется за власть, но однажды все же не удержит ее. Я понял это сегодня. Но я и не подозревал, что у твоей матушки были такие родственники. Сабина одна стоит тысячи королей. Похвалой такой Великой Провидицы я буду дорожить всю жизнь.

Он посмотрел на Майю сверху вниз и нежно улыбнулся.

— Ты изменила меня, Майя. Я все еще чувствую жажду большего, но теперь мне кажется… как же это сказать словами? Как будто я — меч, выкованный, чтобы служить Истоку. Ты меня понимаешь?

Чувствуя, как в душе растекается тепло, Майя повернулась к нему.

— Так ты… ты в самом деле решил стать мастоном?

Он чуть улыбнулся и коротко кивнул.

Она сжала его руку, а затем пылко бросилась в его объятия. Обхватив ее обеими руками, он прижал ее к себе и нежно погладил по волосам. Майя зажмурилась — ей казалось, что это сон, который вот-вот кончится.

— У нас гости, — шепнул он ей на ухо, и она отстранилась, испытывая некоторое смущение. Гости оказались неожиданные — к ним, держась за руки, шли Колвин и Лийя. Колвин задевал ладонью цветы мяты, и на лицах обоих было написано такое счастье и радость, что Майя немного даже завистливо понадеялась, что когда-нибудь и они с Кольером будут так же счастливы.

Майя поклонилась, но Колвин отмахнулся от церемоний. Лицо его светилось радостью.

— Мы тоже с удовольствием прогулялись по аббатству, — заговорила Лийя. — Тут все так изменилось. Появился садик за стеной — в мое время его не было. Это ведь сад твоей матушки, верно? Какой прекрасный уединенный уголок, и сколько цветов!

— Садовник у вас замечательный, — заметил Колвин. — Все рассказывал про цветы и про историю. Правда, здесь, у прачечной, мне все равно нравится больше.

При этих словах они с Лийей заговорщически переглянулись и нежно улыбнулись друг Другу.

— Можно мне с вами поговорить? — обратилась Майя к Лийе, жестом давая Кольеру понять, что разговор будет недолгим.

— Как ты думаешь, они не устроят без нас поединок? — поддразнила мужчин Лийя. — Помнится, граф Дэйре и граф Форши были заядлыми противниками.

Кольер рассмеялся.

— Упаси меня Исток сомневаться в боевом искусстве этого старика, — нахально ответил он, глядя на Колвина. — Я видел, как он дрался сегодня утром, и понял, что репутация у него самая что ни на есть заслуженная.

Заслышав такую оценку, Колвин ухмыльнулся, и они с Кольером заговорили о своем, в то время как Лийя с Майей побрели от них прочь.

— О чем ты хотела поговорить, Майя? — спросила Лийя, обнимая ее за талию.

— Как долго вы пробудете в Муирвуде?

— Мы отбудем в Прай-Ри на заре, — ответила Лийя. — Я наделила твою бабушку правом и властью открывать Сокровенные завесы во всех королевствах. Сама же я отправлюсь в Тинтерн, ибо туда меня зовет данное некогда обещание. Если помнишь, в моей книге говорится, что обещание это дано было в Муирвуде всем королевствам этой земли. Потом я напишу о том, что случилось сегодня в Муирвуде и роли, которую сыграли в этом все мы, и запечатаю эти страницы сигилом тайны, чтобы никто не мог говорить о случившемся. А в отсутствие слухов память об этом дне быстро поблекнет.

Майя наморщила лоб.

— Но зачем держать это в тайне? Вы… вы ведь спасли нас!

Лийя покачала головой.

— Нет, Майя, это ты спасла свой народ. Ты, а не я. Это твоя сила и вера привели меня сюда сквозь века. Это время принадлежит тебе, а не мне.

Майю окутала печаль. Против всех доводов разума она надеялась, что Лийя и Колвин останутся с ней. Вероятно, прочитав у нее на лице разочарование, Лийя грустно улыбнулась и обняла девушку.

— Сокровенная завеса открыта. Мертвые возвращаются в Идумею. Я весь день чувствую их рядом. Мы готовимся к празднеству, а они празднуют там, в невидимых нам сферах.

Она погладила Майю по руке.

— Я вижу, сколь велика твоя привязанность и уважение к Ричарду Сейону, альдермастону Муирвуда. Я в точности так же любила и уважала Гидеона Пенманна, который был альдермастоном, когда я была ребенком, — голос ее задрожал от чувств. — И я видела его здесь, в аббатстве, Майя! Он не уйдет, покуда все мертвые не вернутся за Сокровенную завесу. И он будет оставаться здесь до тех пор, покуда над аббатством больше не будет висеть угроза.

— Какая угроза? — вздрогнула Майя.

Лийя покачала головой.

— Беда еще не миновала. Мы просто отодвинули ее, но ненадолго. Сабина должна будет отправиться в Ассинику и открыть путь всем, кто пожелает бежать оттуда. Армада уже стоит у их берегов. Мастоны Ассиники молят Исток исполнить Клятву Муирвуда и спасти их от смерти. И Великая Провидица спасет их. Но на это понадобится время. Слухи о случившемся сегодня вскоре достигнут Верных, и тогда армада повернет обратно и обрушится на нас.

Теперь она смотрела строго и сурово.

— Они высадятся на берега Комороса, и армии, подобной этой, не знало еще ни одно королевство. Они будут оставлять за собой выжженную землю. Они будут биться до последней капли крови, до последнего солдата, до последнего корабля, лишь бы только сокрушить мастонов и стереть с лица земли аббатства, — она покачала головой, и глаза ее были полны печали. — Я видела это.

Майе стало страшно.

— Что же делать? — прошептала она. — Что же нам делать?

Лийя покачала головой.

— Я не могу тебе сказать. Мне запрещает Исток, — она печально улыбнулась. — Ведь и мне никто не говорил о моем будущем до тех пор, пока оно не наступило. Мне приходилось самой принимать решения, ничего не зная о том, каковы будут их последствия. Как тебе сегодня, с отцом.

— Так ты знала, что так и будет?

Лийя кивнула.

— Иногда Дар предвидения — не дар, а проклятие. Я не смогу встретить беду рядом с тобой. Ты должна будешь научиться справляться самостоятельно, как я когда-то. Верь Истоку, Майя. Что бы ни случилось — верь Истоку.

Отчаяние овладело Майей. Она задрожала.

— Лийя, скажи… Может быть, я больше никогда не смогу с тобой поговорить…

— Что ты хочешь знать?

— Я была у яр-камня в Дагомее. У яр-камня хэтары, который ты прокляла.

Она сглотнула и, призвав на помощь все силы, задала вопрос, отчаянно страшась ответа:

— Я не по своей воле приняла… клеймо. Я ненавижу хэтар и ненавижу все, что они совершили. Я теперь мастон, я понимаю, что все это значит, и мне так жаль, что это со мной произошло. Разве нет никакого способа… Лийя, я убила альдермастона, убила одним поцелуем! Я отдам что угодно, лишь бы только избавиться от этого клейма.

В печальном взгляде Лийи она прочла ответ прежде, чем та заговорила.

— Я не могу тебе помочь, — вздохнула Лийя. — Скверна скована сигилом тайны, и даже уничтожь ты этот яр-камень, проклятие все равно останется. Эрешкигаль будет вечно жаждать мести, Майя. Она никогда не оставит попыток уничтожить нас. Во всех мирах, что цветут под рукою Идумеи, есть мастоны — и хэтары. И кишоны, которые убивают людей, и те, кто, подобно Верным, строит козни во имя власти. Уничтожь хотя бы один орден злоумышляющих, и на его месте возникнет новый. Этой войне тысячи лет, она идет столько, сколько небо совершает свой поворот над миром. И она никогда не прекратится.

Ее рука легла на плечо Майи.

— Если бы я могла убрать клеймо, я бы убрала. Иногда мы страдаем из-за собственного выбора, а иногда — из-за чужого. Но страдания несут мудрость. Исток сочувствует нам в наших бедах, не забывай об этом. Верь, Майя. Верь, и из твоей веры и силы вырастут новые королевства.

Не такого ответа ждала Майя, и все же услышанное ее не удивило. Откуда-то она знала, что носить клеймо ей предстоит до конца своих дней. И знала, что если она не нарушит мастонских клятв, то в Идумее ей будет даровано новое тело, на котором не будет отметины хэтары.

Бросив взгляд на Колвина и Кольера, она задумалась — а согласится ли ее муж бесконечно выносить ограничения, налагаемые на нее проклятием.

Лийя мечтательно посмотрела на супруга.

— Ах, как приятно было вернуться и вспомнить молодость. Прости нас, мы с Колвином хотим еще немного погулять по аббатству.

Она подошла к мужчинам. Кольер распрощался с собеседником и подошел к Майе.

Майя задумчиво смотрела вслед Лийе и Колвину, которые шли бок о бок по залитому солнцем лугу, склонив головы и беседуя. Друзья, влюбленные, соратники — все это было о них. Но ведь так получилось не сразу, поняла Майя, и в ней проснулась надежда. Быть может, однажды и их с Кольером свяжут столь же крепкие узы.

— Что-то вы долго, — заметил Кольер, который, сложив руки на груди, тоже наблюдал за уходящими.

— Прости.

— Ничего. Мы с Колвином отлично поговорили.

— О мечах? — поддразнила его Майя, чтобы отвлечься от мрачных предчувствий, пробужденных разговором с Лийей.

— О камнях, — ответил Кольер. — Он мудрый человек.

— Расскажи, — оживившись, Майя взяла его за руку и направилась в Сад сидра… Ей вдруг захотелось яблок.

— Я спросил его, как он узнал, что Исток существует. Из книг? Из опыта? Его ответ меня удивил. Удивил потому, что я мог бы сказать о себе то же самое.

— Правда?

Кольер кивнул.

— Отец сказал ему одну вещь. Вообрази себе лежащий на земле камень — одна его сторона обращена к небу и свету, а другая — к земле и кишащим в ней червям. Чтобы перевернуть камень нижней стороной к солнцу, нужно сделать усилие. Сначала большое, но в конце достаточно одного толчка — и камень перевернется. Понимаешь?

— Конечно.

— Когда Колвин был ребенком, он был похож на камень, глядящий в небо. Он рос с верой в Исток и с радостью подмечал все его чудеса и знаки. Но его мать умерла, рожая ему сестру, и мир Колвина перевернулся. Его как будто повернули к земле, лишив возможности видеть небо. Вокруг были лишь чернота, сомнение и отчаяние. Все это случилось в один миг. Он не мог больше дотянуться до Истока, и причиной тому был его настрой. Сохрани он этот настрой, и Исток никогда больше не смог бы заговорить с ним. Но Колвин сумел овладеть собой, начал читать книги, учиться и сумел подняться и снова перекатиться к небу. Тогда к нему вернулось все, что было у него в прошлом.

Кольер остановился и повернулся к Майе, не размыкая рук.

— И когда он это рассказывал, я понял, что и у меня так было. Все вспомнилось как вчера — все, что я позабыл много лет назад, — теперь он смотрел в пространство. — Все разом вернулось. Майя, я… — он осекся, сглотнул. — Когда я еще думал, что мастоны лгут, я делал вещи, о которых теперь сожалею. Но я никогда не питал вражды к их вере. Наверное, мне надо исправить… неправильное слово, но я не знаю, как еще сказать… исправить тот вред, что я успел причинить. Я спрошу альдермастона и Сабину, как это сделать. Но я впервые в жизни чувствую, что могу надеяться.

Запрокинув голову, он посмотрел в полуденное небо, и Майя подумала, что перед ней уже не тот человек, каким она знала его прежде. И этот новый умиротворенный Кольер был для нее в тысячу раз желаннее старого.