ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Признания
— Кто это был? — тихо спросила Сюзенна — она стояла за спиной у Майи, бережно расчесывая подруге волосы. — Конюх из конюшен? Или гонец? Он из королевской свиты?
Сердце у Майи весь вечер не знало покоя. За ужином она почти ничего не ела — скрученный судорогой желудок не принимал пищу. Она понимала, что не сможет долго избегать этого разговора. И даже скользящая по волосам щетка и тепло очага с яр-камнем не могли принести ей покоя, как всегда — всегда, но не на этот раз.
— Да, — тихо прошептала Майя. — Он приехал с капитаном Кэрью.
— Он был очень сердит, — заметила Сюзенна.
— У него есть на то причины.
Сюзенна опустила щетку и посмотрела Майе в затылок, ожидая продолжения.
Майя сглотнула и тихо, очень тихо произнесла:
— Это был мой муж.
Ахнув, Сюзенна уронила расческу, бросилась к Майе и упала перед ней на колени. Глаза ее расширились от удивления. Она схватила Майю за руки и сжала.
— Ты… ты замужем? Почему же ты мне раньше не говорила? Ах, Майя, я бы не поверила, но твое лицо выдает тебя. Скажи мне, кто он?
Майя отняла одну руку, быстро расстегнула кошель у пояса и устремила взгляд на лежащую у нее на ладони лилию.
— Это тот цветок, из сада?
— Да, — сказала Майя. — Белая лилия, королевский цветок Дагомеи.
Сюзенна ответила ей непонимающим взглядом.
Майя вздохнула.
— Финт Кольер — не настоящее его имя. Я зову его просто Кольер, но он король Дагомеи. Я не все тебе рассказала и умолчала о самом главном.
Пальцы ее медленно поворачивали цветок, глядя на просвечивающие в свете очага лепестки.
— И ты замужем за королем? — в восторге переспросила Сюзенна. — Значит, ты — королева Дагомеи?
— Так солидно это звучит, — слабо улыбнулась Майя. — Мы не приносили нерушимого обета, Сюзенна. Мы обвенчаны по ритуалу Дохту-Мондар. Он может развестись со мной, если пожелает. И, может быть, он пожелает.
Противоречивые чувства боролись в ее душе. Родители Майи принесли нерушимый обет, но брак их окончился плачевно. Могла ли матушка предвидеть, что однажды ее супруг превратится в чудовище, и при мысли о том, чтобы навеки связать себя с его подобием, Майе становилось страшно. И все же она с детства мечтала выйти замуж за мастона, под сенью нерушимого обряда.
— Как все запуталось, — сказала она, приложив ладонь к виску, где стучала боль. — Я сегодня косноязычна. Вот, прочти лучше.
Положив лилию на стол, она встала и прошла к сундучку, в котором хранила свои немногочисленные пожитки. Из сундучка она извлекла стопку сложенных листов бумаги.
— Я не запечатала, потому что не знала, когда представится случай отправить это ему. Я знала, что его выкупили, но и только. И уж конечно, не ожидала увидеть его здесь.
Погладив исписанный лист, Майя протянула письмо Сюзенне.
— Это будет лучше любых объяснений. Сейчас мысли у меня разлетаются как бабочки, мне трудно их удержать. Он где-то здесь, рядом — это все, о чем я могу думать. И он ненавидит меня, Сюзенна. Я предала его. Но не так, как он думает. Я написала ему это письмо, надеясь, что мне удастся передать его в тайне от всех. Я много месяцев вынашивала этот план, — она торопливо вытерла слезу. — Воистину, Истоку ведомы наши самые тайные помыслы. Могла ли я ожидать, что Исток приведет его сюда, так? Мне до сих пор не верится, что это был не сон.
Одарив Майю пристальным и тревожным взглядом, Сюзенна взяла у нее письмо и опустилась за стол рядом с лилией, чтобы прочесть.
Майя знала каждое слово наизусть.
Господин мой и супруг!
Я сознаю, что написанное мною далее грозит мне смертью. Читать и писать научил меня канцлер Валравен, в бытность мою ребенком наставлявший меня в обычаях мастонов и Дохту-Мондар. Канцлер был уверен в том, что мои родители не зачнут и не родят иных детей помимо меня и потому полагал своим долгом обучить будущую правительницу Комороса всему тому, что строго запрещено особам ее пола. Когда мне исполнилось четырнадцать, он подарил мне кистрель, который должен был защитить меня от влияния Бесчисленных, набравших силу после изгнания дохту-мондарцев из Комороса. В то время я не сознавала, что и сама таким образом подпаду под их власть.
Этим признанием я отдаю свою жизнь в ваши руки.
Я искренне сожалею о том, что не открыла вам своих истинных чувств в том, что касается обстоятельств нашей первой встречи и последующего вступления в брак. Я не солгу, если скажу, что я не доверяла вам. Вашей натуре свойственны тщеславие и амбициозность. Во мне вы увидели не возлюбленную, но возможность приумножить свое влияние, власть и богатство. Однако впоследствии я обнаружила в вас черты, о которых умалчивала молва. Узнав вас ближе, я начала лучше понимать вас. Когда наши родители договорились о помолвке, мы с вами были еще очень малы. Впоследствии договоренность была нарушена моим отцом. Как я теперь понимаю, вероломство такого рода свойственно его натуре.
Я должна сделать еще одно признание. В поисках средства от Бесчисленных, заполонивших наше королевство, отец послал меня к проклятым берегам Дагомеи, где мы обнаружили утраченное аббатство. Мои собственные солдаты напали на меня, ибо увидели кистрель и преисполнились страха. Страх их представляется весьма оправданным, однако я стала тем, кем стала, отнюдь не по собственному желанию и не намеренно. В ночь перед свадьбой, когда мы с вами говорили в вашем шатре, я еще не знала правды о себе. Вы оказались мудрее меня и поняли все быстрее. Во время заключения брака я не владела собой и не сознавала происходящего. Собственное мое желание заключается в том, чтобы выйти замуж за мастона, самой стать мастоном и упрочить связь моего Семейства с Истоком, принеся нерушимый обет.
В момент прибытия в Несс я не владела собой. Существо, которое владело мною, вызывает у меня глубочайший страх. С этим существом мы связаны по-прежнему. Более всего на свете я стремлюсь изгнать его из своего тела навеки. Во дворце нессийцев мне было сделано предложение: я могла стать всем тем, чем хотели видеть меня вы, и сесть на один трон с вами. Согласившись, я пошла бы против всех своих убеждений, растоптала бы последние крупицы добра, предала бы все добрые чувства, какие когда-либо испытывала. Дав вам то, чего вы желали, я предала бы вас сильнее, чем то случилось на самом деле… и предательство это было бы еще более черным. Меня спасла Великая Провидица, оказавшаяся моей бабушкой. Так я попала в аббатство Муирвуд, где должна буду исполнить свое предназначение.
Я сделала этот выбор по собственной воле и без принуждения, сознавая, что обрекаю вас на участь пленника. Я знала вашу историю, и решение это далось мне нелегко. Если бы у меня была хотя бы малейшая возможность спасти вас из Несса, поверьте, я сделала бы это не задумываясь. Мне горько сознавать, что ваши страдания порождены моими действиями, и горечь эта остается со мною на протяжении всех прошедших месяцев.
Такова известная мне правда. Возможно, прочитав это письмо, вы перемените свое отношение к нашему браку. Однако, несмотря на все случившееся между нами, будущее не представляется мне совершенно безнадежным. Мы с вами предназначены друг другу с детства. Возможно, однажды вы найдете в себе силы простить мое невольное предательство. Что до меня, то я готова сделать все возможное, чтобы исправить сотворенное мною.
Прости меня, пожалуйста!
Майя
Дочитав, Сюзенна бережно передала письмо Майе, встала и крепко обняла подругу. Губы Сюзенны дрожали. Девушки стояли обнявшись и тихо плакали, и дружеское это участие бальзомом ложилось на истерзанное сердце Майи. Сюзенна отстранилась первой, вытерла щеки, покачала головой.
— Я даже подумать не могла, — задыхаясь, выговорила она, — каково тебе было, когда мы с Доддом…
Майя покачала головой.
— Нет, что ты, я рада за вас. Он мастон, и ты скоро тоже станешь мастоном. Я даже не особенно вам завидую.
Сюзенна вытерла нос.
— Но ты… замужем? Ведь брак должен быть… консумирован в первую брачную ночь.
Майя покачала головой.
— Консумации не было. Это был политический союз, и Кольер знал, что я уеду. Однако он поклялся, что не отпустит меня, если я не выйду за него и не принесу все положенные клятвы. Но потом мы какое-то время провели вместе, получше узнали друг друга, и он… привязался ко мне. И я к нему тоже. Иногда мне даже казалось, что он не верит в легенду о…
— Да, но от того, что он не верит, мир не изменится, — заметила Сюзенна, сведя брови. — Разве мало людей оставляет аббатство потому, что не хочет верить в Исток, несмотря на все доказательства его существования?
— Доказательства… — покачала головой Майя. — Исток привел его сюда — это ли не доказательство?
— Да, да! И это больше, чем простое совпадение.
— Что же мне делать? — вздохнула Майя, сплетая и расплетая пальцы. — Мне надо поговорить с ним, сказать ему все то, что я написала в письме. Но он так сердит на меня, Сюзенна. Я обидела его до глубины души.
— Да, я заметила, — согласилась Сюзенна. — Даже не зная, что вас соединяет, я уже чувствовала его ярость. Он обидел тебя там, в саду?
Майя кивнула, не желая вслух повторять прозвучавшие обвинения.
Сюзенна зашагала туда-сюда, теребя пальцами нижнюю губу.
— Как ты думаешь, где он остановился? В «Пилигриме» вместе с Кэрью?
— Да, но это в любом случае за пределами аббатства. Если я туда отправлюсь, меня тотчас же схватят.
— Можно выйти потайными ходами под стеной, — предложила Сюзенна. — Есть один ход, который ведет прямо в таверну. Я точно знаю!
Майя широко раскрыла глаза.
— Я об этом не подумала.
— Давай-ка я позову Оуэна, и пусть он приведет Джона Тейта. А Джон Тейт доставит твое письмо.
Сердце у Майи забилось как барабан.
— Кольер знаком с Джоном Тейтом.
— Зову Оуэна.
* * *
Джон Тейт стоял, прислонившись к стене и запустив большие пальцы рук за широкий кожаный ремень. У его ног, мерно помахивая хвостом, сидел Аргус. Майя и Сюзенна не сводили глаз с охотника, дожидаясь его решения. На медных волосах Джона играли блики пламени, пылавшего перед яр-камнем.
Охотник тяжело вздохнул.
— Ну, если надо, значит, надо. Только не понимаю я в сердечных делах, леди Майя, вот ей-же-ей, не понимаю.
Майя подавила улыбку.
— Думаешь, мне не стоит ему писать?
— И верно, незачем это.
— И что бы ты посоветовал? — спросила Майя.
— Сожгите вы эту писульку. Вот прямо возьмите и сожгите. Потому как если вы ее выпустите из рук, дальше уже ничего не изменишь. Того и гляди, явятся эти, нессийцы, да и зарежут вас, что ту свинью. Кольер-то, конечно, поплачет, а толку с того? И пишете вы длинно. Он мужик. Мужику что важно? — пожрать, когда голоден, да подраться всласть, чтоб все знали, кто тут круче всех. А эти ваши сопли-слюни… оно ему надо? Он же не дурак!
Майя поникла.
— Спасибо за совет, — поблагодарила Сюзенна и испытующе прищурилась. — А скажи-ка мне, Джон Тейт, сколько раз ты был женат или влюблен?
— Ни единого разика, — гордо приосанился Джон.
— В этом случае нам придется прислушаться к противоположному мнению. Да, это был политический союз, который может быть расторгнут одним росчерком пера. И все же речь идет о браке, заключенном в присутствии свидетелей, и о клятвах, принесенных по обряду Дохту-Мондар. Эти клятвы имеют определенный вес. Майя была и остается королевой Дагомеи.
Джон Тейт помотал головой:
— А вот и нет.
Сюзенна непонимающе посмотрела на него.
— Ну что вы как маленькая? Чтоб из принца сделаться королем, нужно — что? Чтоб тебя короновали. И не кто-нибудь, а альдермастоны. Майя — его жена, только никакая она не королева, покуда ее не коронуют, чтоб все видели, и рыцари, и мастоны, и простой народ, — он поднял руки. — Да он может этот брак еще сто раз разорвать!
— Но Майя — дочь короля! Этот союз ему нужен! — вспыхнула Сюзенна.
— Нужен — не нужен, а только он уже на сторону глядит, — саркастически заметил Джон Тейт. — Ему деньги нужны. У леди Деорвин — и денежки, и дочка. А у нашей Майи только и есть что красивая мордашка да мозги. Ты только не обижайся, слышь, это ведь чистая правда. Да и в мастоны он не рвется, а тебе ж мастона подавай. Тебе бы сейчас посидеть тихо да посмотреть, что он станет делать. Из сада он, говоришь, сбежал — значит, под арест не хочет. Погоди до следующей встречи. Если он захочет с тобой поговорить, я, уж так и быть, не дам Аргусу его искусать. Хоть и хочется!
Сюзенна покачала головой.
— Он все еще сердится на Майю. Но он не знает всей правды.
Джон Тейт пожал плечами.
— Дураков на свете что звезд на небе — всех и не сочтешь. Духов день уже не за горами. Что мы могли — мы сделали. Теперь бы только не сглупить и не напортачить.
Майя кивнула Джону Тейту и зашагала по комнате от стены к стене. Очистив свой разум, она воззвала к воле Истока. Остановившись у огня, она уставилась в пламя, в раскаленные докрасна глаза яр-камня. Дров в очаге не было. Пожирать огню было нечего. И все же он был настоящим огнем, как вода, которую изливали другие яр-камни, была настоящей водой. Вот оно, доказательство силы Истока, такое простое, но такое неоспоримое. Почему же Кольер его не видит?
Она закрыла глаза, погрузилась в себя и прислушалась, стараясь уловить шепот Истока.
Исток молчал.
Чувства захлестывали сознание, но Майя сделала вдох, другой и ощутила, как внутри начинает разливаться покой. Вспомнились слова альдермастона: чтобы услышать Исток, нужно расслабиться и ощутить, как мал ты в этом мире.
Но Исток молчал.
Она открыла глаза и вновь уставилась в огонь. Жар, идущий от языков пламени, лизал щеки, очаг пахнул пеплом и золой. Майя снова вызвала в памяти все услышанное. Джон Тейт прав. Если ее признание попадет в руки Кольеру, это будет равносильно самоубийству — политическому, а возможно, и самому настоящему. В этом письме нет ни просьб, ни уговоров. Она не предприняла ничего, чтобы успокоить Кольера или польстить его тщеславию. Она просто хотела сказать наконец все честно, не скрывая правды, даже если эта правда его ранит.
Закрыв глаза, она прижалась лбом к каменной стене над очагом. От камня исходило тепло. Она столько раз предавала и обманывала Кольера — разве сможет он довериться ей теперь?
И тут ее глаза сами собой распахнулись.
Беззащитность — вот лучший способ завоевать его доверие. Пусть он получит оружие, которым сможет ее уязвить. Быть может, он им воспользуется — что ж, он уже не раз ранил ее словами там, в саду. Пусть слова эти были сказаны в гневе (в законном гневе, надо заметить), они все равно причиняли боль. Пусть он поймет, что, живя в Муирвуде, Майя сожалела о том, что сделала, и открыто написала об этом в письме. Пусть узнает ее такой, какая она есть, — ее, а не выдуманный им образ. Если же после этого он отвернется от нее, то, по крайней мере, он откажется от нее, а не от ее маски.
Ощущая растущую решимость, она отвернулась от очага. Языки пламени жарко плясали у нее в глазах.
— Благодарю вас за ваши советы, — сказала она. Решение было принято. Она подождала, прислушиваясь — не возмутится ли Исток. Но он молчал, и единственным голосом, который она слышала, был голос ее решимости. — Отнеси мое письмо Кольеру, Джон Тейт. Сегодня же. Прямо сейчас.
Охотник нахмурился.
— А если так: я подожду, покуда он это письмо прочитает, а потом возьму да и сожгу, чтоб все шито-крыто?
Майя покачала головой.
— Нет. Пусть письмо останется у него. Я ведь пока что ему жена.
Живший некогда альдермастон сказал слова, которые не раз помогали мне усмирить гнев, рождаемый обидой: если чужие поступки тебя обижают, оборотись на себя и сочти свои недостатки. И гнев пройдет.
Ричард Сейон, альдермастон аббатства Муирвуд
