– Когда придет твой Арлен? – спрашивает ее Джокер.

Должен прийти вечером… Ну, обычно приходит. Макензи пожимает плечами.

– Нам нужно с ним поговорить как можно скорее.

Джокер оделся, чтобы выйти на улицу. Надел кроссовки и натянул на голову шапку.

– Ба, я ухожу, когда буду, не знаю.

Застегнув плащ на Макензи, которая стояла столбом, изучая нового Джокера, он вывел ее за дверь и вышел за ней.

– Я пойду к нему.

Но Макензи не хочет отпускать Джокера в таком состоянии к Арлену. Она берет за руку друга.

– Я должен, ты знаешь это.

Макензи смотрит на него так долго, чтобы Джокер не мог отрицать, что понял ее.

– Ладно, подожду его у тебя. Но если он не придет, то пойду к нему сам.

Они идут к ней. Макензи проводит Джокера прямо в свою комнату. За окном уже темнело, начался сильный дождь. Задернув шторы, Макензи подумала, что по такой погоде Арлен не придет, и Джокер пойдет к нему. Чувство глупой ошибки не покидало ее.

Джокер лег на ее кровати, перебирая музыкальные диски. Их было немного, но парень читал все развороты и текст внутри. А потом откинулся на подушки, так ничего и не выбрав. Тишина их не смущала, она была их стихией.

– Ты и сейчас их слышишь? – не открывая глаз, прошептал Джокер.

Они говорят. Все время. Громче – в непогоду, кричат у воды. Они поют ей, произносят тысячи слов, которых Макензи не понимает. Она совершенно не знает этот язык. И это пугает больше всего.

Макензи кивает, когда Джокер смотрит на нее. Почему-то ее не удивило, что он знает о ней даже это. Будто слышать голоса в голове – это обычная вещь, каждый второй их слышит, и какое чудесное совпадение, что они вместе их слышат, получая очередное подтверждение своей дружбы. Голоса были частью ее, сколько Макензи себя помнит. Она не плакала, когда ей было больно, отрешаясь, слушая странные песни на неизвестном языке. И рисовала Макензи эти их песни. Вот как у нее на бумаге появлялись волны и скалы. Она рисовала их слова.

Вспомнив о рисунках, Макензи нашла все, что у нее были, и показала их Джокеру. Даже его портрет – бессмысленно было его скрывать еще с самого начала. И Джокер понял ее.

– Так ты рисуешь то, что они тебе говорят, ведь так? Вот как… волны… – Джокер умолк, перебирая картины, пока не добрался до своего портрета. – Ты?..

ТИШИНА ИХ НЕ СМУЩАЛА. ОНА БЫЛА ИХ СТИХИЕЙ

Джокер прикрывает лицо рукой.

– Ты ведь нарисовала это, когда мне было плохо, так? – Макензи кивает в ответ, но он даже не смотрит, продолжая: – Они видели меня.

Этот вывод кажется таким простым, словно лежит на поверхности. Макензи поверить не может, что Джокер, который большую часть времени отсутствовал на острове, с такой легкостью раскрывает все его тайны. Макензи никогда не видела в нем человека с Большой земли, но сейчас она видит только то, что он – часть тайн острова Мрий.

Поэтому Макензи достает из-под кровати рисунки, которые прятала ото всех. Там везде был изображен светловолосый мальчик, часто в крови, в волнах, тонущий, бьющийся, скованный цепями. Эти рисунки страшнее, чем волны и их шепот. Джокер перебирает их молча, берет один и бросает его на пол, затем второй, третий. Потом Джокер встает и спускается вниз. Он ничего не говорит, одевается и выходит.

Помедлив, Макензи тоже надевает плащ, обувается и выходит за ним. Джокер идет в сторону маяка, к Арлену. Она не может окликнуть его, чтобы остановить, она бежит за ним и останавливает, уперевшись ладонями в его грудь.

– Арлен все знает, и он расскажет это, – говорит ей Джокер, наклонив голову, чтобы смотреть ей в глаза. – Не ходи за мной, пожалуйста, тебе там не понравится.

Он имеет в виду и океан, и Арлена, и себя, дважды себя, но еще больше – волны, которых она боится. Джокер просто обходит ее и идет дальше. Макензи пытается догнать его, но она уже слышит, как громко волны разбиваются о скалы, и останавливается. Не имея возможности закричать или пойти за ним, Макензи смотрит в спину уходящего Джокера. И он, зная, что Макензи ничего с этим сделать не сможет, оставляет ее одну.