Макензи осталась у него. Ее родители попросили бабушку оставить девушку здесь, так как опять начался жуткий шторм и Мак не могла идти домой. Джокер без разговоров оставил ее у себя. Им не впервые спать вместе – летом он часто у нее оставался, защищая от страхов, пряча в своих руках.

Сейчас он лежал, прижавшись спиной к холодной стене, а на краю – Мак, и он прижимает ее ближе к своей груди, зарывшись лицом в ее холодные волосы. Он чувствует, как на коже девушки появляются мурашки от его дыхания. Сначала она лежит, прислушиваясь к Джокеру, просто по привычке, – вдруг ему неудобно или что-то нужно, вдруг надо что-то сделать для него. Но Джокер лежит удобно, удобнее, чем когда сам по себе, тело Макензи идеально вписывается в его объятия. Словно оно создано для его объятий, словно его объятия созданы для ее тела; одна его рука под ее шеей, другая лежит на ее плоском животе, чувствуя тепло кожи сквозь ткань футболки. Наконец Мак расслабилась, прекратив прислушиваться к телу Джокера, и уснула.

Он спал беспокойно, ему снилось что-то тревожное, о чем он забывал сразу же, как открывал глаза, чтобы удобнее обнять Макензи. Ее тепло быстро успокаивало его и погружало в новый беспокойный сон. Руки Джокера быстро затекали, а ноги мерзли, на лбу и груди выступал холодный пот, вновь и вновь будя его. Он был готов проклинать эту ночь, так неудобно ему не было никогда.

Вот и Макензи проснулась. Джокер вытер пот со лба, а она повернулась к нему, положив руку на грудь. В темноте, за стеной дождя даже луна не светила в маленькое окошко, и он не мог разглядеть ее лица.

– Прости, – прошептал он ей. – Я разбудил тебя?

Она кивнула ему, не желая врать. Провела рукой по его вспотевшей груди и вытерла о его же футболку.

– Фигня какая-то снится.

Мак коснулась тыльной стороной руки его лба и провела по шее. Ощущения отличались от тех, которые он помнил со времен болезни, внезапно отметил про себя Джокер, не заметив беспокойства. Зачем-то она посчитала его пульс и положила голову на грудь.

– Что-то не так?

Но он уже и сам понял, что горит. Все его тело будто лежало в огне. Как только сон отступил, он почувствовал это сильнее. Это чувствовала и Мак. Ее большие глаза заблестели в тусклом свете. Его горло начало драть, словно он набил рот пеплом.

– Воды… – сказал он единственное, что смог, держась из последних сил.

Макензи тут же выбежала, и Джокер закашлялся, пытаясь протолкнуть в легкие хоть немного воздуха. Девушка быстро вернулась. Он сделал пару глотков, но это не очень помогло. Поэтому Мак плеснула воду ему в лицо. И растерла руками по шее и груди. Джокер неподвижно лежал на подушке. А потом дышать стало легче.

– Спасибо, – прошептал он наконец. – Уже лучше.

Макензи показала ему пустой стакан.

– Да, принеси еще, пожалуйста.

Она вернулась с наполненным стаканом, и Джокер осушил его до дна. Но его все еще пугало то, что с ним происходило. Ни на что нормальное это не было похоже. Мак села рядом с ним и держала его руки в своих, пока он не уснул.

Наутро Джокер чувствовал себя как обычно. Он по-прежнему держал в объятиях Мак и проснулся от рассветного солнца. Как только парень пошевелился, девушка подняла голову с его груди. Она была такая сонная, мягкая и теплая, что Джокер невольно пробежался рукой по ее спине и плечу. Мак разжала кулак, в котором сжимала футболку парня во сне, и подняла голову выше, ближе к его лицу.

– Доброе утро, солнышко.

Джокер знал, как Макензи не любила, когда ее называли какими-то посторонними словами, и он не мог это игнорировать. А потом она потянулась к нему еще ближе, и ее мягкие губы накрыли его рот, как волна. Мак говорила ему: доброе утро, идиот. И он закрыл глаза от вкуса этих слов. И так же быстро ее слова умолкли, не успел он ответить.