Книга: Танцующая с бурей
Назад: 6. Юноша с глазами цвета моря
Дальше: 8. Кин[11]

7. Сын грома

Даже для близнецов Юкико и Сатору всегда были слишком близки. Кажется, они могли проникать в мысли друг друга, не говоря ни слова. Они любили сидеть вместе по ночам, когда отец был дома, слушать его рассказы под шепот ветра, шевелящего стебли бамбука. Трещали кедровые дрова, и их маленький дом наполнялся добрым румяным теплом.
Мягким, грустным голосом отец рассказывал легенды о демонах ёкай и хэнгэ, великих морских драконах и грозовых тиграх, давно покинувших этот мир. Он рассказывал о богах и рождении Шимы; как великий Бог Идзанаги кончиком своего копья смешал бескрайние океаны, а его жена Идзанами умерла, родив острова, и навсегда покинула своего мужа, скрывшись в Йоми – самом черном круге ада в преисподней. Он рассказывал о героях, о Танцующих с бурей, которые ездили на спине у тигров-грифонов – арашитор – и в те стародавние времена, когда мифические существа ходили по земле и жили земной жизнью. Он рассказывал о великой охоте, о том, как сёгун поручил ему, тете Касуми, дяде Акихито и великому Главному Охотнику Риккимару избавить Шиму от последних черных Ёкая, демонов и монстров старого мира. А Юкико и Сатору сидели у его ног и восхищались, и думали, есть ли в мире другой такой же храбрый отец.
Мать иногда пела им голосом, теплым, как солнце, и тогда отец тоже отрывался от заточки лезвий или изготовления ловушек и смотрел так, словно она была волшебным существом, попавшим в его сети, которое может в любой момент повернуться и исчезнуть. И тогда он улыбался и говорил ей, что Небеса надо было назвать Наоми.
Мать улыбалась в ответ на его галантность и целовала его в губы, упрекая за богохульство. Она была Кицунэ из древнего рода, настоящей дочерью лис. Волосы цвета воронова крыла, гладкая кожа, белая, как алебастр, в ее крови жили духи ками из гор Йиши.
Эти духи жили и в крови ее детей.
Впервые Юкико обнаружила их, играя со своим старым гончим псом Буруу у ручья, когда им с братом было по шесть лет. Она смотрела в глаза собаки и чувствовала, как мир расступается у нее под ногами. И вдруг она оказалась внутри пса, могла видеть, слышать и чувствовать, как он, обонять огромное количество запахов: цветы дикой азалии и сакуры, влажная землю, ее собственный свежий пот на коже. Когда они с братом резвились на берегу, она чувствовала простую радость пса от того, что он с ней, что он – ее, а она – его, и он выражал эту радость, виляя хвостом.
Моя стая. Мой мальчик. Моя девочка. Любовь.
Буруу залаял, его язык вывалился из пасти.
Счастье.
Она закрыла глаза и передала ему: она тоже счастлива, она всегда будет любить его. Он подбежал к ней и посмотрел ей в глаза, а затем облизал ей лицо мягким розовым языком. Она засмеялась и перекатилась на спину, Буруу тыкался в нее холодным влажным носом, а она хихикала, обнимая его руками за шею. Она села на траву рядом с Сатору и показала, держа его за руку, как дотронуться до пса мысленно, Буруу лаял и бегал кругами, виляя хвостом от радости, что они могут читать его мысли.
Счастье.
Близнецы смеялись и гладили его по бокам.
Люблю вас. Люблю вас обоих.
Их отец боялся и злился, что боги наделили его детей таким странным даром. Он боялся того, что сделают с ними, если об этом кто-то узнает. Его детей одарили лисы – екай-кины – и даже здесь, на землях Кицунэ, подозрения и страх перед неизвестным усиливались из-за развернутой гильдийцами кампании против «нечистых».
Все остатки мира духов на Шиме необходимо уничтожить – так говорили чистильщики Гильдии. Бог Идзанаги очистил себя от скверны подземного мира, и из вод, в которых он омылся, родилось трое детей: Аматэрасу, Богиня Солнца, Цукиёми, Бог Луны, и Сусано-о, Бог Бурь и Штормов. Станут прекрасны и острова Шима, если их жителей очистить от заражения, от скверны, загрязняющей их общий кровоток. Первичные духи ками и демоны ёкай – суть обитатели потустороннего мира, а не мира людей. Заразу необходимо уничтожить. Усохшую конечность – ампутировать и прижечь благословенным пламенем.
– Нельзя говорить об этом, – убеждал Масару своих детей. – Да, это дар, но его нельзя растрачивать понапрасну или губить в костре фанатиков. Никому не говорите. Даже ветру.
Мать боялась меньше и поощряла их желание учиться, гулять в лесу и слушать мысли птиц и зверей. Близнецы брали с собой Буруу, молча шли, в ожидании Кеннинга – Узнавания. Следовали за слабым трепетом жизни, быстрыми поверхностными мыслями маленьких теплокровных существ, скрывающихся при их приближении. Их становилось все меньше с каждым днем.
Вместе. Своя стая. Ее братья, живущие рядом с ней, заплывающие в мысли друг к другу среди яркой зелени. Хотелось, чтобы так было всегда, чтобы никогда, никогда не кончалось.
Но, конечно, все закончилось.

 

«Сын грома» бороздил небеса, направляясь по волнам бордовых облаков на север, преодолевая мягкое сопротивление летнего бриза. Ровно гудели двигатели, им вторил металлический грохот шестеренок и поршней, в небеса Шимы устремлялись ядовитые выхлопы. В воздухе стоял мерзкий запах горящего чи, который все время преследовал Юкико. Где бы она ни пыталась найти убежище на верхней палубе, он следовал за ней зловонной тенью. Под палубой вонь была так сильна, что ее вырвало.
Кажется, легче всего было стоять на носу. Поэтому она оперлась на деревянные перила, повязала вокруг лица платок, прикрыла глаза очками и постаралась стать незаметной. Рядом стоял капитан Ямагата, упершись ногой в форштевень – рот и нос плотно закрыты респиратором, в зеркальных стеклах очков отражается горизонт.
Касуми и Акихито сидели рядом, в третий раз проверяя снаряжение: сети-ловушки из пеньковых канатов, намотанные на катушки газовых метателей, флаконы с черносном, загруженные в полости специальных дротиков. Великан точил изогнутые лезвия четырех изящных нагамаки – двуручных мечей, рукояти которых были примерно равны длине лезвия. Их фальцованную сталь покрывали темные узоры, которые струились по металлу, как зерно по полированному дереву, длинные рукояти были обвиты шнуром глубокого алого цвета. На каждом клинке стояло клеймо Фушичо Хатори, мастера-ремесленника из клана Феникса, который считался лучшим мечником при дворе покойного сёгуна.
– Только сёгуну и его самураям дозволено иметь лезвия длиннее, чем у ножа.
Ямагата снял очки и, взглянув на Акихито, в удивлении приподнял бровь.
– Тебя что, греет мысль о смерти в результате четвертования, охотник?
– Это подарки, – Акихито не поднял глаз. – От самого сёгуна Канеды.
– Он вручил их Черному Лису и его товарищам после великой охоты, Ямагата-сан, – сказала Касуми. – В тот день мы и сёгун преследовали последнюю нагараджу Шимы на болотах Ренси и отправили ее на покой.
– Мать всех гадюк, – Ямагата погладил свою бородку. – Последняя из черных ёкаев. Какой она была?
– Двадцать футов в длину. До талии – женщина, от талии – змея. Живые змеи вместо волос, кожа – бледный нефрит, а глаза – темные озера, притягивающие мужчин. Она была прекрасна. – Касуми покачала головой. – Прекрасна и ужасна.
Акихито кивнул и произнес:
Змеи в волосах,
Темная грация, полночная красота.
Оплакиваю ее падение.

– Простите его, Ямагата, – улыбнулась Касуми. – Наш Акихито считает себя поэтом.
– Это у меня в крови, – большой человек похлопал по татуировке феникса на правой руке.
– Может, тебя усыновили?
Акихито поморщился и бросил точильный камень в голову Касуми. Она поймала его и со смехом швырнула назад.
– Я слышал эту сказку – ее рассказывают во всех тавернах, отсюда и до Данро, – сказал Ямагата. – Как сёгун Канеда и Черный Лис убили последнего в мире злого демона из подземного царства Йоми. Но я не знал, что и вы там были, – капитан накрыл кулак ладонью и поклонился. – Мое почтение, охотники.
Акихито улыбнулся воспоминаниям, коснувшись шрамов на груди. Ямагата, казалось, был удовлетворен, и Касуми начала наполнять еще один дротик черносном – темной густой ядовитой жидкостью. Несколько капель, и человек среднего телосложения уснет на несколько часов. А если сделает несколько глотков, то будет спать вечно. Яд получали из черных корней лотоса, на каждом флаконе была наклеена красная бумажная этикетка с кандзи Гильдии.
– С тобой все в порядке? – Ямагата посмотрел на скрючившуюся у носа Юкико. – Пропустишь все пейзажи.
– Я уже видела все это, – Юкико подняла платок и почесала нос. – Чипроводы, мертвая земля и поля кровавых лотосов, насколько видит глаз.
– Да, лотос, – Ямагата посмотрел на поля внизу. – Кто бы мог подумать, что железо может расти на деревьях, а? Хвала Господу Идзанаги.
Акихито посмотрел на капитана.
– Дела идут, да?
– А ты как думаешь? – Ямагата усмехнулся под респиратором. – Одна треть населения пристрастилась к курению бутонов, остальные пьют чай из листьев лотоса. Воистину, это растение – благословение Бога-Создателя для всех, кто в состоянии оценить. – Ямагата начал считать, загибая пальцы. – Обезболивающее из сока, яды из корней, канаты и холсты из кожуры. А семена? Источник жизни всей этой проклятой страны, мой друг.
Он похлопал по перилам судна.
– Топливо для неболётов, доспехов о-ёрой, моторикш, чейн-катан и машин памяти, – он засмеялся. – Все, о чем только могут мечтать мастера-политехники Гильдии. Без чи мы были бы кучкой фермерских кланов, копошащихся в земле и раздираемых распрями. А теперь, мы – Империя. Исследуем моря и покоряем небеса. Самая могущественная нация в истории мира.
– У всего есть своя цена, – пробормотала Касуми. – Вот увидите.
Ямагата молча смотрел, как она заполняет дротики.
– Сейчас ваш корабль прекрасен, капитан. Но пройдет несколько лет, и черные дожди начнут разъедать его корпус. И хотя вам, возможно, ничего не угрожает, благодаря вашему респиратору, но большая часть вашего экипажа закончит свои дни в сточных канавах вместе с другими страдальцами, умирающими от черной чумы из-за паров чи. – Она вздохнула. – Даже плавая по облакам, вы, должно быть, заметили, что с каждым годом становится все жарче? А солнце стало таким ярким, что можно ослепнуть, если смотреть на него невооруженным глазом? Вы знаете, Ямагата, что небо когда-то было синим? Ярко-синим, как глаза гайдзинов. А сейчас? – Касуми покачала головой. – Красное, как ваш лотос. Красное, как кровь.
Ямагата посмотрел в ее сторону.
– Не мое дело, конечно, но кое-кто назвал бы эти разговоры опасными, госпожа охотница.
– Наверное. Но еще опаснее не замечать, что лотос делает с этой землей.
Перегнувшись через перила «Сына грома», Юкико сквозь грязные облака рассматривала раскинувшиеся внизу лотосовые плантации – бесконечные ряды сцепленных друг с другом прямоугольников, окутанных удушливой алой пыльцой. Вдали, меж полей, огромной оранжевой змеей петлял трубопровод из ржавого металла. Трубопровод соединял перерабатывающие заводы Кигена с центральным пунктом сбора в глубинке, известном как Главпункт. Часть чи перерабатывающие заводы в каждой столице оставляли себе, но большая его часть доставлялась по ржавым артериям в средоточие власти Гильдии на Шиме; десятую часть получали мастера топлива и технологий, благодаря которым и работало железное сердце сёгуната.
Вдоль трубопровода бежали ржавые рельсы со шпалами из выцветшей древесины – железная дорога Шимы. По ней стучал колесами товарный поезд, направлявшийся в Киген. Тащивший его тупомордый паровоз оставлял за собой черные клубы дыма. До появления неболётов железная дорога была главной торговой артерией Шимы. Продукты и повседневные товары все еще перевозили по железной дороге. Да и простой народ ежедневно путешествовал по рассыпающимся рельсам. Но важные грузы, кровавый лотос или рабов-гайдзинов отправляли только небом.
В окружении бесконечных полей ядовитого лотоса трубопроводы чи и железнодорожные пути были покрыты потеками и наростами ржавчины. Иногда на волнующемся красно-зеленом покрывале мелькали темные пятна: обширные участки как будто выжженной земли, пепельная почва, совершенно лишенная жизни. Юкико было девять лет, когда она впервые заметила с воздуха эти черные шрамы – они покрывали довольно большие участки. Тогда она спросила маму, откуда они берутся, и та объяснила, что корни лотоса выделяют яд, от которого почва вокруг становится бесплодной всего за несколько лет. Подобно тому, как черная чума пожирает изнутри своих жертв, кровавый лотос уничтожает равнины и долины Шимы, оставляя за собой мертвую землю, уничтожая все на своем пути. Дикие звери уходили в леса, только чтобы скрыться от визга и дыма пилорам и измельчителей с жужжащими лезвиями, сотнями сходивших со сборочных конвейеров Гильдии. Растение поглощало земли Шимы, как красная плесень – гниющие фрукты.
– Да, в прошлом с мертвыми землями были проблемы, – Ямагата пожал плечами. – Но Гильдия дает фермерам иночи. Прекрасное удобрение, которое позволяет предотвратить гибель почвы. Плантаторам просто надо его использовать.
– Дает? – Акихито усмехнулся. – Вы, наверное, хотели сказать продает? Как, черт возьми, они могут использовать его, если у них нет денег на покупку?
– Не ожидал, что вы идеалист, охотник, – улыбнулся капитан. – Вы же убиваете живых существ, чтобы жить, разве нет?
– Когда вы последний раз были в глубинке, Ямагата? Некого уже убивать. Там процветают только пожиратели трупов: лотосовые мухи и крысы. Спросите сына среднего фермера, знает ли он, как выглядит олень? Видел ли он когда-нибудь бамбукового медведя? Живого, а не нарисованного на стене захолустного кабака? На всем этом острове осталось только три тигра, и все они – хилые доходяги. Бродят по садам сёгуна и не могут дать потомства. И проклятое дзайбацу носит имя этого животного. Я не помню, когда в последний раз видел настоящую лису. А уж драконов или фениксов… – смех великана был коротким и горьким. – Мой отец был охотником, Ямагата-сан. И его отец был охотником, и отец его отца. А кем будут мои сыновья? – Акихито плюнул на точильный камень. – Они будут рабочими завода.
– Они смогут охотиться на ёкаев, – Ямагата махнул рукой в задыхающееся красное небо. – Вы ведь здесь именно за этим? Чтобы поймать духа-монстра?
Акихито фыркнул.
– Морского дракона я видел последний раз сто лет назад. Последний арашитора умер во время правления сёгуна Тацуи. Великие монстры ёкай теперь стали легендами – это сказки, которые рассказывают детям на ночь, между приступами кашля. – Акихито посмотрел на Касуми через очки. – А тут собрались ловить…
Юкико вонзила свой танто в палубу и вздохнула. Все, что говорил Акихито, было правдой. Ее отец был прав: сёгун должен просто освободить их от службы, да и все. Несколько голодных волков едва ли стоят их жалованья. В Главном Охотнике больше не было необходимости.
– Ну, вы же знаете, что они говорят, – Ямагата пожал плечами в притворной беспомощности человека, извлекающего выгоду из сложившейся ситуации.
Он поправил респиратор на лице, засунул руки в оби и пошел к своей каюте.
– Лотос должен цвести.
Внезапно Юкико услышала тяжелую поступь кованой обуви. Она подняла глаза и увидела, как из-под палубы выходит гильдиец, чтобы посмотреть на воздушный шар в небе.
Бог знает, сколько их обитало в зданиях капитула, но Юкико видела в своей жизни три типа гильдийцев: три варианта одного и того же металлического инсектоида. Первый тип – лотосмены-пугала, которые шныряют по улицам Кигена и жужжат над доками, словно мухи над навозом. Второй тип – наводящие ужас чистильщики, что сжигают невинных детей на Пылающих камнях, изрекая древние догмы. И наконец, мастера-политехники. Пугала – это солдаты войска Гильдии, чистильщики – ее жрецы. А мастера-политехники – это механики, инженеры и техники, и именно они создают все машины и чудесные устройства, которые Гильдия пока еще дарит населению Шимы.
Гильдиец на судне был мастером-политехником. Его латунного цвета костюм представлял собой комбинацию защитного атмоскафандра и комплекта работающих на чи инструментов. Вся поверхность этого чуда техники была утыкана разнообразными устройствами: сверла, динамометрические ключи, резаки и дисковые пилы; в рюкзаке был складной кран малой грузоподъемности и баллоны с ацетиленом. У чистильщиков были фасеточные глаза, у лотосменов – обычные, у мастеров-политехников была одна прямоугольная пластина, светившаяся красным светом в центре пустого лица. На груди, рядом с постоянно щелкающим мехабаком, располагались в ряд несколько переключателей и циферблатов. Пока Юкико смотрела на него, гильдиец перекатывал шарики по углублениям устройства сложными, запутанными движениями: будто пальцы музыканта порхали по натянутым струнам. Большинство людей думали, что мехабаки – это некая форма счетной машины, но никто, кроме гильдийцев, не знал, для чего они на самом деле служат.
Она посмотрела на нож, воткнутый в дерево перед ней. Акихито подтолкнул Касуми, и они замерли, наблюдая, как гильдиец в звенящем медном костюме приближается к ним по покрытой лаком палубе. Он встал рядом с Юкико, уставился на перила, и в его единственном светящемся глазу отразились геометрические фигуры полей. Послышалось тихое шипение, и из рюкзака вылетела маслянистая струя дыма.
Охотники встревоженно переглянулись.
Гильдиец повернулся и посмотрел на флакон черносна в руке Касуми.
– Токсин шестого класса, – пророкотал он. – Цель?
– Вы знаете, зачем мы здесь, – пробормотала Юкико.
– Разрешение, – он протянул руку в перчатке, чтобы жестом обозначить требование.
– Конечно, господин гильдиец, – сказала Касуми, стараясь изо всех сил взглянуть на девушку из-под очков. Она достала из рюкзака несколько свитков с печатью сёгуна. Политехник осторожно взял их, просканировал кандзи, а затем, кивнув, вернул документы. Гофрированные трубки качали воздух в унисон с пустым механическим дыханием.
– Благодарю вас, гражданин, – прожужжал он.
– Вы работаете на этом корабле? – спросила Юкико.
Он повернулся, чтобы посмотреть на девушку своим странным блестящим глазом. Юкико стало интересно, как он выглядит под этим металлическим панцирем, не скучает ли по прикосновениям солнца к коже, не слышит ли по ночам крики горящих детей. Взгляд был пустым и безликим, словно смотришь в зеркало и никого там не видишь.
– Хай, – ответил он.
Юкико пристально уставилась на него, не замечая, как Акихито жестами умолял ее замолчать.
– Почему? Здесь же нет лотоса.
– Каждый неболёт, покидающий порт, должен иметь на борту мастера-политехника.
– Зачем? Чтобы шпионить за экипажем? Убедиться, что они не отщипнут кусочек?
– Для обслуживания двигателей, гражданин.
Палуба качнулась под их ногами, и Юкико, облизнув губы, замолчала. Гильдиец тоже хранил молчание, уставившись на нее тяжелым взглядом, а затем развернулся, чтобы уйти.
– Лотос должен цвести, – проскрипел он, направляясь к каюте.
Акихито подождал, пока он исчез из поля зрения, и только потом повернулся к Юкико.
– О чем, черт возьми, ты с ним говорила? – прошипел он. – Зачем ты постоянно к ним цепляешься?
– Юкико, ты должна быть осторожнее, – мягко заметила Касуми.
– Вы мне не мать, – Юкико посмотрела на женщину. – Не смейте читать мне лекции.
Она нахмурилась, глядя на палубу, и снова вонзила танто в дерево. Касуми смотрела на нее с тревогой, читавшейся в наклоне плеч и головы. Со значением взглянув на Акихито, она вернулась к работе. Великан вздохнул, поплевал на точильный камень и продолжил шлифовать острое, как бритва, лезвие.
Почти все, кого Юкико знала, не доверяли Гильдии и боялись ее, но мастера-политехники творили настоящие чудеса, создавая машины, от которых зависело будущее Империи. Она знала, что давным-давно все было иначе. Тогда не было никаких пятиугольных капитулов в центрах городов Шимы, которые еще не задыхались от выхлопных газов и ядовитого воздуха. Это время было слишком давно, чтобы о нем помнили те, кого она знала. Если спросить обычного гражданина, откуда взялась Гильдия или как они заполучили контроль над топливом, которое так необходимо сёгунату, то средний гражданин, скорее всего, настороженно оглянется через плечо и быстро переведет разговор на другую тему.
Какая разница, откуда они взялись и когда? Сейчас они здесь, их медные пальцы крепко держат каждый двор дзайбацу, они притаились у трона Йоритомо, как часовые пауки, они жизненно важны для сёгуната, как кислород для тонущего человека.
Со своей стороны, министерство связи Гильдии всегда старалось умерить страхи граждан. Они организовывали развлекающие мероприятия, чтобы отвлечь людей от тревожных мыслей о массовых смертях или о распространении черной чумы. По новой удивительной беспроводной системе транслировали мыльные и традиционные оперы, кровавые бои на арене, для которых с войн привозили нескончаемый поток рабов-гайдзинов. Дешевое спиртное и обработанные бутоны лотоса опьяняют и сбивают с толку: грандиозная машина для дезориентации и развлечения, благодаря которой заводы работают, а кузницы куют.
Слишком многое поставлено на карту, чтобы позволить нескольким исчезнувшим пандам встать на пути выдачи квот на производство. Гильдия жаждала покорить этот мир.
Над головой Юкико скрипнул такелаж. В воздухе раздались резкие крики, когда наблюдатель за облаками вдруг заметил вдали журавля – одинокий силуэт на ярко-красном фоне. Моряки звали птицу и просили об удаче, вытянув руки. Увидеть в небе журавля в наши дни – редкость. Верно, это Бог Идзанаги посылает свое благословение делу Черного Лиса.
Масару и Ямагата появились из-под нижней палубы, увлеченно болтая. Юкико видела, как они разошлись, и капитан отправился призвать к порядку экипаж, а Масару повернулся и подошел к носу.
– Касуми, – проскрипел он, – я хочу установить прожекторы с обеих сторон от штурманской палубы. Спросите разрешения у Ямагаты, прежде чем сверлить перила. Акихито, начни собирать клетку. Я скоро приду.
Касуми и Акихито обменялись быстрыми взглядами, собрали свое снаряжение и без слов скрылись. Юкико сделала вид, что не заметила долгого взгляда, которым обменялись ее отец и Касуми. Она стиснула зубы и уставилась в палубу.
Масару подождал, пока пара не спустится в грузовой отсек, затем сложил на груди руки и повернулся к дочери. Юкико взглянула на отца. Он переоделся в охотничий жакет хаори без рукавов, свободные штаны хакама, закрывающие ноги. На руках блестели капли пота, и татуировки сверкали под бликами красного света. Он выглядел измученным: тени под очками, серое уставшее лицо. Под левым глазом набух синяк, а под ним – кровоподтеки на щеке.
– Ты выглядишь ужасно, – пробормотала Юкико. – Тебе нужно немного поспать.
– Не хочешь сказать мне, о чем ты, черт возьми, думала сегодня? Что ты творишь? – прорычал Масару.
Юкико вытащила нож из колоды и снова вонзила его в дерево.
– Не понимаю, о чем ты.
– Не парь мне мозги, девочка. Кеннинг перед сёгуном?
– Я должна была молча смотреть, как его убьют? Потому что глупая девчонка хочет, чтобы от нее хорошо пахло и…
– Черт возьми, это просто собака, Юкико!
– Собак на этом острове гораздо меньше, чем людей.
– Не стоит рисковать головой! Гильдийцы сжигают нечистого каждый божий месяц. О чем ты думала?
– Возможно, о том же, о чем и ты, когда рискнул своей головой из-за игры в карты. Тот як почти убил тебя.
– Там был Акихито, – усмехнулся Масару. – Ничего бы не случилось.
– Вы оба были обкурены и пьяны, и могло случиться что угодно.
– Черт возьми, девочка, мы говорим не обо мне! Но кеннинг на публике? Что сказала бы твоя мать?
– А что бы она сказала о тебе? – Юкико резко поднялась на ноги. – Старый пьяница, настолько ослепленный драконом, что едва стоит на ногах? Азартные игры, драки, курение до бесчувствия каждый божий день? Неудивительно, что она ушла от тебя!
Масару сильно побледнел и отпрянул, широко раскрыв рот, словно она ударила его. Юкико повернулась к нему спиной и уставилась на нос корабля, пряди волос прилипли к ее лицу. Она обхватила себя руками и задрожала, несмотря на жару. Под ногами плескалось красно-зеленое море.
– Ичиго, я…
– Просто оставь меня в покое, – вздохнула она.
Когда она была маленькой, он ласково называл ее Ичиго – клубничка. Теперь это имя потеряло смысл; жалкие воспоминания об ушедших днях, которые никогда не вернутся.
Она слышала, как он топчется у нее за спиной, молча страдая. В ней закипало раскаяние, но она быстро затоптала его ногами, вспомнив, сколько раз тащила его, пропахшего дымом, домой, укладывала в постель, потому что он даже не мог раздеться. Месяцами она берегла каждую монетку, пока он прогуливал жалованье в курильнях и кабаках. Вспомнила, как ей было стыдно, когда он говорил заплетающимся языком или спотыкался на ровном месте и затевал драки.
Ей всего шестнадцать. Это он должен заботиться о ней.
Правда была в том, что она скучала по отцу. Она скучала по сильному гордому человеку, который сажал их с братом на плечи и шел через бамбуковый лес. Она скучала по тем вечерам у огня, когда сидела на коленях у матери и слушала, как он рассказывает удивительные истории о великой охоте, а в его живых темных глазах сияет пламя. Она скучала по тем временам, которые закончились с их переездом в Киген; тем недолгим замечательным временам, когда они жили все вместе и были счастливы.
Все кончилось. Лес, брат, мама, жизнь. Все это исчезает в клубах сине-черного дыма.
Вы даже не позволили мне попрощаться с ней.
Она услышала шарканье его сапог по палубе, тихие шаги удалялись.
Она осталась одна.
Назад: 6. Юноша с глазами цвета моря
Дальше: 8. Кин[11]