Глава 31
Стрелок Феликс никогда не начинал впадать в неистовство, когда он говорил о Саймоне Кеннеди.
То, что он делал было хуже.
Это был низкий и медленный и холодный, горький, порочный, вымотанный, тупой ревущий голос, густой и жирный от яда.
Это было ужасно.
Потому, что они видели нарастающий гнев, злобную мучительную ярость, вскипающую все выше и выше.
Но никогда не выплескивающуюся.
Он вышагивал, пока говорил, туда и сюда, туда и сюда, его лицо стало обтянутым серой кожей черепом, его глаза смотрели вдаль и внутрь. Сплошная тьма.
Стрелок Феликс вспомнил, как он впервые познакомился с Саймоном Кеннеди, вспомнил его лицо и его улыбку и его рукопожатие. Вспомнил, что видел его танцующим, ради всего святого, на вечеринках для дебютантов и благотворительных балах.
Стрелок Феликс вспомнил его смех.
— Весьма значительный общественный деятель. Весьма престижно зазвать его на вечеринку. Весьма значительное дело. Потому он был таким лощеным, ты знаешь. Лощеным и блестящим и культурным. Весьма значительный монстр нашей культуры. Покровителем искусств, звали они его — вероятно до сих пор.
— И все эти люди и все эти дети смотрят на эту свинью, советуют выглядеть и действовать и думать как он и быть любезным и лощеным когда вы знакомитесь с ним. Молодые ребята, разговаривая с ним, вставали и вытягивались по струнке и девчонки поправляли свои платья и прически, когда он спускался с кровавого конвеера, потому, что все его любят, видите ли. Все думают, он такая великая персона!
Стрелок Феликс обернулся и посмотрел на них, на Кота и Даветт, и его лицо было неузнаваемым.
— Он запросто подходит к ним. Потому, что они не знают. Прямо к ним и улыбается и трясет их руки и беседует с ними и они отвечают ему — как будто он реален. Потому, что они не знают!
Он отступил от них и заговорил снова, его голос был так низок, что его едва можно было разобрать.
— Никто не знает. Кроме нас.
Стрелок Феликс некоторое время молчал, вышагивая взад и вперед, яростно пыхая закуренной сигаретой и внутренне закипая.
Кот и Даветт переглянулись, услышав как заскрипели его зубы.
— Ха! — отнюдь не весело выкрикнул он, и резко остановился.
Он посмотрел на них и его тон стал рассудительным и глубоко злобным.
— Дорогая, когда твоя тетя умерла и медэксперт прибыл, чтобы позаботиться о тебе — ты когда нибудь встречалась с этим парнем раньше?
Даветт задумалась на мгновение.
— Я думаю, да.
Феликс кивнул.
— Конечно. На своем уровне ты встречаешь всех в конце концов. Но знала ли ты его раньше? Твоя тетя общалась с ним?
— Ну… нет. Я так не думаю.
— Поэтому он внезапно бросает все и приходит к вам на помощь. Я хочу сказать, у нее было много старых друзей, не так ли?
— Да. Конечно. Но…
— Но разве ты не видишь! Твоя Тетя Виктория совершила самоубийство. Вскрытие совершается автоматически, по закону. Этот M.Э. — как его зовут?
— Доктор Харшоу.
— Да уж. Харшоу. Он проводит вскрытие — он должен. Это закон для всех самоубийц. И он видит следы. Он видит укусы. И он знает, что к чему и… вот как они нашли Росса! Разве ты не видишь? Харшоу видит, что это вампир и он сообщает Кеннеди. Это единственный способ, с помощью которого вампир может выжить в центре большого города. Ему принадлежит медицинский эксперт. Владеет им или владеет одна из его сук. Может быть он владеет женой бедного парня… Это не имеет значения.
— Суть вот в чем: он силен. Силен и обладает властью и он знает людей, и люди не знают, что он собой представляет в социальном смысле, он ими владеет.
— Этот его ебаный дом. Этот форт. Невозможно добраться до него там. Днем, в полдень — это не имеет значения. Tы думаешь можно преодолеть эту стену? Пройти через эти ворота Форт Нокс? И, даже если вы это сделали, вы готовы убить полдюжины охранников, которые наверняка даже не знают, что к чему? Затем персонал, конечно. Они попытаются остановить вас. Некоторые из них знают, тоже. И они действительно устроят драку.
— И к тому моменту, сколько людей из команд SWAT и полицейских вертолетов и Техасских Рейнджеров, как вы думаете, окружат вас — расстреливая вас, находящихся в поле зрения — потому, что кто-то пытается совершить террористический акт в доме столь выдающегося человека?
— Столпа ебаного общества?
— Покровителя ебаных искусств.
Стрелок Феликс уселся, внезапно, и повернулся к своему стакану с выпивкой и выпил его и протянул стакан для повторения. Кот подхватил его и отправился наливать.
— Ха! — хохотнул Феликс вновь… и этот ужасный смешок заставил их подскочить…
— Ха! Я все еще получаю от него настойчивые просьбы. Или от какого-нибудь благотворительного совета в котором он состоит. Ты знаешь?
Даветт снова подскочила, почувствовав его взгляд, закивала.
— Я припоминаю его сейчас.
Стрелок Феликс кивнул и улыбнулся.
— Да уж.
Даветт не понравилась его улыбка.
— У него имеется любимое благотворительное лакомство, не так ли? Получил что-то в офисе по почте вместе с кучей вырезок.
— Опера, — сказала Даветт.
И он взглянул на нее и его глаза широко распахнулись и его улыбка стала такой яркой и жуткой.
— Да! Конечно! Опера. Разве все не складывается так замечательно?
Даветт не знала, что ответить. Кот, стоящий рядом, побледневший и с выпученными глазами, вспомнил про выпивку в своей руке и передал стакан Стрелку. Феликс осушил его за один глоток.
— Да уж. Опера. Какой-то большой проект о…
И он приостановился и посмотрел на Даветт и ее осенило, тоже, и она посмотрела на него в ответ.
— Оперный Театр! — прошептала она.
— Да, — ответил он. — Оперный Театр.
И он огляделся в поисках газеты, которую Кот оставил скомканной на полу, открытой на Развлекательном Разделе, потому, что они подумывали сходить в кино на дневной сеанс.
Стрелок Феликс встал и подошел к ней и поднял ее и быстро пролистал.
— Ха! — закудахтал он, найдя то, что искал.
И он вернулся и наклонился к Даветт, сидящей на полу и разложил открытую газету на ковре рядом с ней и так сильно ткнул в нее указательным пальцем, что пробил газетный лист насквозь.
Они посмотрели. Это был анонс. Долгожданное, помпезное, торжественное открытие Оперного Театра Далласа. Через неделю.
— Он будет там, — шептал Стрелок Феликс и его голос скрипел словно старое мертвое дерево. — Он будет там. И они бросятся к нему и будут жать его руку и поздравлять его и любить его.
— И в свою очередь, он перережет им глотку и станет жиреть и набухать от их крови.
Несколько мгновений все молчали. Кот и Даветт не могли говорить, могли только смотреть на маниакальную усмешку сидящего перед ними, смакующего и лелеющего и загоняющего боль все глубже в свою душу. Казалось, он испытывает отвратительное наслаждение от всесокрушительной иронии всего этого.
— Да, — промолвил он через некоторое время и уже намного спокойнее.
Невероятно.
— Да, — повторил он. — Он сможет просто подойти к людям и поговорить с ними. Но они могут просто подойти к нему, в свою очередь. Даже тот, кто знает, что он такое. У него не будет подозрений. Он будет просто улыбаться им, как большой… жирный… клещ.
— Он будет абсолютно беззащитен, не так ли?
— Феликс! — выдохнул Кот. — Неужели ты имеешь в виду…
— Рок-н-ролл, Целка Кот. Разве это не то, что всегда у вас говорится в таком случае?
— Ты не можешь предлагать это серьезно!
Стрелок Феликс только улыбнулся и уставился на анонс в газете.
— Могу, Кот. Должен.
