Алекс Раен

Реверс

Гарь подул на пальцы в драных перчатках и всадил лом в паз на люке – звонкий удар эхом разнесся по кварталу, теряясь в лабиринтах усыпанных стеклом улиц. Антон невольно зажмурился и вжал голову в плечи. Было холодно, снег валил густыми хлопьями, скрывая за белой пеленой синее мерцание Сферы. Антон глянул на Клей – та сидела на покореженном куске стены, стуча по бетону пятками солдатских сапог.

С третьей попытки крышка сдвинулась с места, Гарь просунул в щель пальцы и прохрипел:

– Тоха, давай сюда!

Антон схватился за оледенелый край – крышка была тяжелая и широкая, они повернули ее на ребро и опрокинули в утоптанный снег.

– Может, все-таки через стену? – спросил Антон.

– Говорю же, там теперь камеры. – Гарь достал из рюкзака плоский фонарь и посветил в черное нутро люка. Луч выхватил из темноты железные скобы, вмурованные в серый потрескавшийся бетон. – Не бойся, Тоха, новый опыт полезен.

– Я и не боюсь, – проговорил Антон, – просто шею ломать не хочется…

Гарь хмыкнул и, насвистывая, полез в темный провал.

Клей спрыгнула со стены, приземлилась, примяв носками снег, и не спеша подошла ближе.

– Подожди, – сказал Антон, – надо проверить лестницу. – Он нагнулся, уперся руками в железное кольцо и полез следом за Гарью.

Прямоугольные скобы врезались в ладони, пошатываясь из стороны в сторону; в воздухе пахло пылью и застарелой известью. Ладно, могло быть и хуже. Антон поднял взгляд – светлый круг наверху накрыла длинная тень. Клей уже начала спускаться, вот дуреха… Он чертыхнулся и медленно полез дальше.

Лестница привела в узкий туннель с толстыми трубами теплотрассы, ржавыми и холодными – Сфера давно обрубила все коммуникации с городом. Но здесь все равно было теплее, чем на заснеженной улице, и пар от дыхания поднимался во мгле, из которой выступали стальные вентили и полусгнившая арматура.

– Ну что, диггеры, – сказал поджидавший внизу Гарь, – точно никого не хватятся? – Он направил фонарь Антону в лицо.

– Отец под Северо-Западным, – ответил тот. – Его теперь неделю не будет.

– Гуд… – бросил Гарь. – А ты, принцесса? – Он перевел луч на Клей.

– Сказала тетке, что на выходных у тебя.

Косматые брови Гари поползли вверх, на губах мелькнула плотоядная улыбка. Антон почувствовал, как сердце царапнула ревность.

– А если она припрется?

– Не припрется, – Клей махнула тонкой ладонью. – Она только рада от меня избавиться. Сейчас, наверное, уже спирт из больницы тащит…

– Слушай, а может, правда? Когда вернемся…

– Обломишься, – сказала Клей. – Давай, шагай уже дальше.

Гарь скорчил грустную рожу, но с места не сдвинулся.

– Ну а сам-то что? – спросил Антон.

– А что я? Смену отработал – два дня гуляй теперь.

Антон кивнул. Гарь был старше и жил один. Под куполом у него никого не было: родителей забрала война, оставшуюся родню – реверс.

– Ладно, хватит лясы точить, – сказал Антон. – Какой план?

– Все продумано, Тоха, – ответил Гарь уже серьезно. – Давай топать, по дороге расскажу.

Он двинулся вперед, подсвечивая путь фонарем, за ним Клей и Антон. Места между трубами и бетонной стеной хватало только на одного.

– Туннель идет по обе стороны, – продолжил Гарь, – пройдем по прямой, потом по боковой ветке и выберемся. В запасе три часа, на шоу точно успеем.

– Ясно, – Антон тоже достал фонарь и стал светить под ноги Клей.

Вскоре потолок стал ниже, навис шершавым сводом над головой. Сверху свешивались клочья паутины, похожие на грязную потемневшую вату.

– Гадость какая… – пробормотала Клей и плотнее натянула шапку – пауков она боялась до дрожи в коленках.

Какое-то время шли молча. Антон стал прислушиваться к себе: пересекли ли они границу или еще под куполом, в зоне антиреверсных генераторов? Обычно он ничего не чувствовал, в прошлый раз вообще не заметил, как мерцающее поле осталось позади, когда лезли через баррикады. Граница была бесплотной и только издали отдавала синевой, как морская вода.

А они что-то чувствуют? Антон поднял глаза и поглядел в спины друзей. Наверняка нет. Ведь все они – счастливцы, которым до инцидента вкололи «Стем», болезненный апгрейд ДНК, защиту от обратного потока, – немногие из тех, кто выжил и построил Сферы. А что чувствовали другие, когда рухнули на города реверсные бомбы? Каково было им, когда реверс пополз по планете, как раковая опухоль?

– Пришли, – сказал Гарь. Антон вздрогнул: он не заметил, как отстал. Вместо ног Клей его фонарь освещал зеленоватую жижу на полу.

Когда он вышел к очередному колодцу, Гарь и Клей уже снимали куртки и запихивали их в большую картонную коробку под трубами. Антон стащил рюкзак, вынул старые кроссовки и залатанные армейские брюки – все, что смог достать на новую ходку.

Гарь переоделся первым и весело поглядывал на Клей – та прикрывала руками серый лифчик, натягивая тонкую облегающую футболку.

– «Кто покажет стриптиз – тому kiss», – осклабившись, протянул Гарь.

– Придурок… – равнодушно сказала Клей.

Через минуту они полезли наверх. На этот раз не по шатким скобам, а по обычной лестнице – заржавелой, но надежной. Гарь навалился на люк (он поддался на удивление легко) и быстро вылез наружу, потом помог выбраться Антону и Клей.

Стояла теплая летняя ночь, легкий ветерок ласкал пропотевшую под куртками кожу, ворошил волосы, шумел листвой деревьев. Вдали слышались завывания сирен и гудки машин. На улицах ярко сияли фонари и окна высоток, а наверху мерцали далекие тусклые звезды. Антону вспомнились слова отца: «Красивый, но безнадежно больной мир».

– Узнаете место? – спросил Гарь. Он достал мятую пачку и закурил. Клей распустила волосы, и теперь вокруг ее плеч расплескались волны огня. Антон невольно засмотрелся, но потом отвел глаза и стал разглядывать дома вокруг.

– Нет, – ответил он спустя какое-то время. – Я, кажется, здесь никогда не был.

Гарь кивнул.

– Тогда нам туда. – Он указал огоньком сигареты на притихший ночной проспект, виднеющийся за домами.

Вдруг на дороге зашевелилось что-то маленькое и серое. Антон пригляделся, а потом отвернулся и почувствовал, как накатывает тошнотворное отчаяние. В их сторону бежала кошка: впереди подрагивающий хвост, сзади длинные прижатые уши. Прыжок – и задние лапы вскочили на тротуар. Кошка замерла, помотав головой из стороны в сторону, и подтянула наверх туловище. Через мгновение мимо пронеслась иномарка – пролетела, как на видео в обратной перемотке: багажник с красными фарами тащит машину за собой. Началось…

Антон был за куполом много раз. Хотел, как отец, стать ученым-темпорологом. А для этого нужно было изучать мир, лежащий за генераторами. Изучать прямо сейчас, а не когда-то потом, когда он получит разрешение. Проводником за купол стал Гарь, лучший друг, хотя и придурок; напарницей по вылазкам – Клей, наркоманка в прошлом, несостоявшаяся любовь в настоящем. И каждый раз этот мир пленил Антона уютом и красотой, а потом бросал в него реверс – жуткий и извращенный способ существования всего вокруг.

Антон почувствовал на руке тепло прикосновения – Клей сжала его ладонь, заглянула в глаза и повела за собой. Гарь уже шагал впереди, выдыхая сигаретный дым. При виде его расхлябанной походки у Антона отлегло от сердца. Впрочем, ненадолго. В тесном проеме между высотками им повстречались обратные: пеший ночной патруль. Полицейские двигались спиной вперед, неестественно переставляя ноги, словно кто-то дергал их за тонкие невидимые нити.

– О, представители закона… – протянул Гарь. – Сегодня этих будет много.

Он стрельнул из руки сигаретой – та угодила одному из полицейских в грудь и упала на землю, рассыпая крохотные искры.

Полицейский не обратил на это внимания. Его глаза следили за тенями в проулке, рука сорвала с пояса рацию (движение было каким-то неправильным, странным), и рот исторг поток захлебывающихся звуков. Рядом с полицейскими шагала собака: задние лапы уверенно нащупывают дорогу, передние тянутся следом. Клей наклонилась и погладила ее по большой лохматой голове.

– Милая какая! Жалко…

– Живых жалеть надо, а это… – Гарь неопределенно махнул рукой, достал новую сигарету и бодро зашагал дальше. – Погнали, самое интересное прозеваем!

Они шли мимо освещенных неоном витрин, где красовались изящно одетые манекены, радужные побрякушки, легкие, матово блестящие корпусы микрокомов. Как-то Антон протащил такой за баррикады, тот проработал два дня и распался в кучу тонкой серебристой трухи. Та же судьба ожидала попавших под купол обратных – под действием генераторов антиреверса молекулы рушились, превращались в атомарную пыль.

У дверей громоздкого супермаркета примостился веселенький автомат. Клей приникла к холодному стеклу и стала рассматривать содержимое: пестрые упаковки чипсов, бесчисленные шоколадки и яркие жестянки с газировкой.

– Я бы не стал, – протянул Гарь. – Помню, раз не сдержался и схавал пачку чипсов. Большие такие чипсины со вкусом бекона. Так вот, потом два дня блевал…

– Я что, дура, по-твоему? – огрызнулась Клей. – Просто смотрю.

Антон с сочувствием поглядел на подругу. Порой ему тоже хотелось тех самых «ништяков» из детства: под куполом производили только самое необходимое.

Они подошли к остановке. Под полукруглой крышей никого не было, мимо задом наперед проносились редкие машины.

– Ты что задумал? – спросил Антон, поглядывая то на Гарь, то на дорогу.

– Воспользуемся общественным транспортом, – губы Гари расползлись в улыбке.

– Сдурел? – проговорил Антон. – А если вмешательство?

– Не будет вмешательств, – отрезал Гарь. – Маршрут-то не через купол. Доберемся нормально.

Антон промолчал, хотя знал, что одни вмешательства тянут за собой другие, как падающие кегли. Само существование Сфер уже вмешательство в обратный поток. Впрочем, если верить Гари, риск и вправду был минимальный.

К остановке подкатил цветастый троллейбус, затормозил, освещая дорогу огнями задних фар. Из дверей, пятясь, вывалилась компания обратных: несколько парней и девушек не старше двадцати, в джинсах, ярких рубашках и топах. В воздухе повеяло духами и выпитым алкоголем. Девицы – красивые, с ухоженными волосами и чистой кожей – тут же двинули под крышу. Одна чуть не вдалась в Антона спиной, потом, не отрывая глаз от дороги, плюхнулась на пластиковую скамью.

– Цыпочки пожаловали… – протянул Гарь. – С кавалерами. – Он нехотя отошел в сторону, пропуская парней, которые, перебрасываясь скомканными фразами, встали рядом с подругами.

Из стоящей неподалеку урны выскочили смятые окурки, влетели в пальцы обратных, затлели оранжевыми искрами. В воздухе сгустился табачный дым, тонкие струйки неспешно вливались в легкие парней – те «вкуривали» их в сигареты, которые миллиметр за миллиметром становились длиннее.

– Чего они тут расселись? – спросила Клей.

– Сейчас… – с улыбкой ответил Гарь и поднял палец, призывая к тишине. Антон почувствовал, как где-то внутри кольнула зависть: он, в отличие от Гари, так и не научился понимать обратный язык.

Компания оживилась, слова вылетали быстрее, складывались в обрывки длинных уродливых предложений. В траве газона шевельнулась пустая бутылка, промелькнула в мягком свете фонарей и очутилась в руке одной из девиц. Та поднесла ее ко рту, и внутрь с хлюпающим звуком полилась темная жидкость.

Антон обошел остановку и встал у стойки с рекламой. Она мерцала и переливалась, пестрые тексты быстро сменяли друг друга: одежда, голографические игрушки, микрокомы на углеродных платах…

– Несправедливо, – выдохнула подошедшая Клей.

– Что?.. – Антон оторвал взгляд от стойки.

– Текст. Те, кто написал это, все еще могут общаться с нами… – Клей поглядела на мерцающий экран. – А они – нет. – Она мотнула головой в сторону обратных. – Книги, объявления, вывески… все такое… нормальное. Но не живое.

Приковылял Гарь, мельком взглянул на рекламу, прислонился к стойке спиной.

– Забавные ребятки…

– О чем лепечут? – спросил Антон.

– Студенты, – сказал Гарь. – Пили у друзей, когда взрыв грохнул, конец сессии отмечали. Потом предки вернулись, ну и конец вечеринке. Денег на такси у них нет, вот и поехали на троллейбусе. Сейчас перетирают о взрыве: как, что и кто виноват…

– Ясно, – проговорил Антон.

Девицы внезапно подскочили и двинули к сияющим огнями высоткам, они похихикивали и поддерживали друг друга за торчащие локти. За ними, волоча «кукольные» ноги, последовали парни. Через минуту их угловатые, отступающие назад силуэты исчезли в одном из далеких дворов. Гарь шлепнулся на скамейку и небрежно откинулся на узкую спинку. Антон прикоснулся к пластику рукой – тот был холодный, словно здесь никто и не сидел. Сигаретный дым, запах алкоголя, невесомый аромат духов – обратные унесли все с собой.

«Так и будет… – вдруг подумал Антон, – отматываться бесконечные миллиарды лет. Развалины Последней Войны превратились в громады новостроек. Но скоро и они уступят старым панельным домам. А через годы здесь снова будут руины: Второй Мировой, затем Первой… А что потом? Грязный уездный городишко: лошади, кареты, крепостное право. Какой-нибудь отпрыск Великого Князя уведет отсюда крестьян, и вокруг встанут девственные леса и луга. Через сотни тысяч лет придет ледник, растает от невыносимого жара, и между гигантскими стволами будут бродить динозавры. И воздух – воздух будет такой…»

– Тоха, не спи! – Гарь дернул Антона за рукав.

Тот вздрогнул и взглянул на ночное шоссе – у края дороги затормозил новенький автобус. На боковом стекле светились красные цифры – 156.

– Этот подходит, – Гарь поднялся со скамейки.

Передние двери разъехались, и наружу выскочил запыхавшийся мужик, засунул проездной в карман куртки и неуклюже помчался к ближайшим домам, призывно махая рукой.

– Давай, народ, запрыгивайте. – Гарь вскочил в салон по короткой лестнице.

Клей и Антон забрались следом. Гарь с силой подергал проходной турникет, но тот заблокировался. На передней панели вспыхнул красный крест.

– Твою ж мать… – пробормотал Гарь и перебрался через гладкую перекладину.

Автобус продолжал стоять с открытыми дверьми.

– Почему не едем? – спросил Антон.

– Тоха, включи уже мозги. Ждем того парня. – Гарь ткнул пальцем в стекло, вдалеке за остановкой маячила фигура убегающего мужика. – Водитель заметил и ждал, пока добежит. Сейчас из поля зрения пропадет, и поедем.

Сквозь легкий налет обиды Антон почувствовал восхищение – вот из кого вышел бы отличный темпоролог. Он повернулся и поглядел в сторону кабины. За прозрачной перегородкой было пусто, только на сиденье виднелась характерная вмятина. Автобус тронулся: сами собой щелкнули тумблеры дверей, пополз вверх рычаг переключения передач, повернулся угольно-черный руль.

– Смотрите… – проговорил Антон.

Клей бросила взгляд на водительское сидение, Гарь перегнулся через турникет и заглянул ей за плечо.

– О, вот тебе и вмешательство. – Он с ухмылкой поглядел на Антона и перевел взгляд на приборную панель. – Фигня. Все равно доедем.

Какое-то время все молча следили за ожившей кабиной.

– Ладно, пошли уже, – бросил Гарь. – Как будто раньше не видели.

Они перебрались через турникет и прошли в полупустой салон. По центру устроилось несколько обратных, безразлично смотрящих на проплывающий за окнами город.

– Куда водитель делся, интересно? – спросила Клей. – Может, «привили» до реверса?

– Да ладно, – сказал Гарь, – стали бы «Стем» на простого водилу переводить. – Он поглядел на девушку в тонком электрик-платье – по контурам ткани пробегало легкое голубое сияние. – Наверное, жил где-нибудь возле купола, застрял и рассыпался…

Антон коротко кивнул. Большинство инъекций перепало избранным… ну или тем, кому вовремя удалось достать. Если бы не отец, один из ведущих темпорологов, тащился бы он сейчас по реверсивному потоку, как вот они… он бросил взгляд на равнодушных обратных. И это в лучшем случае.

– У, какая няшка… – Гарь плюхнулся рядом с девушкой, заглянул в серебристый микроком и приобнял за веснушчатое плечо.

– Не трогай, – сказал Антон. – Дозу реверса схватишь. От живых сильнее фонит.

Гарь погладил девушку по голой коленке.

– Незначительную дозу, – выдал он с приторной улыбкой. – Мы здесь и так постоянно хватаем: ходим, трогаем, дышим – и ничего, «Стем» справляется.

– Справляется до определенной степени.

Гарь бросил на Антона долгий взгляд.

– Да плевать тебе, что я заболею, – сказал он. – Ты все думаешь, что они живые. Жалеешь их. А они мертвые! – Он обхватил ногу девушки, отвел в сторону и поставил на пол – та вернулась на место, как отклонившаяся стрелка компаса. В гладком лице обратной ничего не изменилось. – Видишь, декорация…

Антон с силой сжал поручень. Он знал, что этот разговор возникнет, и заранее обещал себе не лезть в спор.

– И все-таки они живые, – проговорил он. Клей стояла за ним, ее теплое дыхание щекотало шею.

– Это твой папаша так думает?

– Не он один. Сознание – не только химические процессы в мозгу. Это может быть что-то большее, нечто… что назад не отмотаешь. А если они понимают, что происходит? Просто заперты в своих телах, – Антон на секунду замолчал, а потом добавил, – и им там страшно…

Гарь хмыкнул, но спорить не стал. Приподнялся, глянул на обратную: в глазах – вина, а за ней – веселые чертики.

– Прости, красотка. И правда, еще подцеплю что-нибудь от тебя… – Он пересел на соседний ряд, легонько двинув Антона в грудь.

Антон поудобнее перехватил поручень и уставился в окно – там мелькали вывески магазинов и клубов, разноцветные прямоугольники окон, жемчужной цепочкой уходили вдаль фонари. На улицах почти никого не было. Иногда мимо проносились машины пожарной и скорой, разрушая обманчивое спокойствие ночи.

Вскоре показалась «конечка». У края дороги стояло несколько троллейбусов, на экранах с расписанием мелькали оранжевые строки. Автобус заглушил мотор и с шипением приоткрыл двери.

– Так, до шоу полчаса, так что руки в ноги и погнали, – скомандовал Гарь, вылезая наружу.

Они перебежали через дорогу и двинулись вдоль кварталов высоток. Почти во всех окнах горел свет. Антон хорошо знал этот район, еще до войны они с мальчишками лазили поглядеть на развалины торгового центра и груды перекрученного металлолома. Тогда они думали, что там рванула как минимум атомная бомба.

Он не хотел смотреть на взрыв. Для Клей и Гари это было развлечением, как поглазеть на салют с крыши, но его пугало то страшное и неотвратимое, что когда-то случилось и должно произойти вновь. Но как там говорится, «Врага нужно знать в лицо»? Антон глубоко вдохнул – в воздухе тянуло дымом, словно где-то далеко жгли в большой куче пластик, старую мебель и осенние листья – и прибавил шагу.

Они обогнули первое полицейское заграждение – гладкий, сияющий белым покрытием «забор», на котором алела надпись: «Работают спецслужбы. Проход/проезд запрещен». У легковушки с синей полосой на боку стояло четверо полицейских в шлемах и бронежилетах, на перекинутых через шеи ремнях – тяжелые автоматы.

Улица пошла под уклон, и внизу, за последними домами, показался парк – темный провал до самого горизонта. Патрули стали попадаться чаще. Когда миновали очередной перекресток, Антон заметил, что в соседних домах не было света – в окнах слабо мерцали прямоугольники микрокомов.

– Линию, что ли, во время взрыва оборвало? – спросил он.

– Да. У них с центром подстанция общая, – пояснил Гарь. – Вон в парке ни одного фонаря не горит. Обломками зацепило, или просто перегрузка…

У входа в парк стояли две высокие «Нивы» с мощными фонарями, освещая дорогу и чугунную арку ворот. Возле машин тоже маячила полиция – у этих не было ни жилетов, ни автоматов, только фуражки и черные кобуры на ремнях форменных брюк.

Гарь прошел к воротам с поднятыми руками, протанцевав мимо кордона на цыпочках. Толкнул калитку слева от запертой арки.

– Открыто. А я-то думал, придется лезть.

Они вошли внутрь и зашагали под высокими кронами деревьев, между которыми проглядывало чистое звездное небо. В парке было промозгло и совсем темно, Гарь достал фонарь и стал светить на стилизованные под камень плитки аллеи. Здесь уже было слышно приглушенное завывание сирен и дымом пахло сильнее.

– Кого они тут караулят? – Антон кивнул в сторону полицейских. – Взрыв-то с другой стороны.

– Таких, как мы, – сказала Клей. – Другим, небось, тоже хотелось сюда влезть и посмотреть, что происходит.

– Хотелось, – сказал Антон. – Но, наверное, всех уже разогнали…

– Ага, – сказал Гарь, – и особо не церемонились.

В последний раз Антон был тут за год до войны. Он помнил парк заброшенным, заросшим высоким кустарником, с кучами мусора и черными пепелищами костров. После взрыва его временно закрыли, а потом «временно» оказалось навсегда. Впрочем, местных это не останавливало, особенно собачников и любителей пикников.

Но сейчас парк был словно вылизан армией дворников: ухоженные тропинки белели в темноте, трава подстрижена, на каждом повороте урна с особым отделом под пластик. Инфо-стенды тускло отсвечивали мертвыми экранами. Цветники и клумбы блестели мокрыми бутонами роз и головками бархатцев – цветов Антон не помнил вообще, как и уличных кафе с аккуратными деревянными столиками.

Вскоре деревья расступились, и они вышли к дальнему концу парка. Отсюда к торговому центру вела широкая бетонная лестница, здание центра и круглая площадь с парковкой были как на ладони.

Антон замер, не дойдя до ступеней, и с окаменевшим сердцем уставился вниз. На какое-то мгновение ему показалось, что он снова маленький, выбрался из бункера в разрушенный бомбежкой город.

На площади чадил остов торгового центра и догорал скелет уличной сцены. Перед ним, усыпанные битым стеклом и каменным крошевом, искрили опрокинутые аттракционы: центрифуги, «Емели», смятые американские горки… Прожектора на земле и квадрокоптерах в воздухе выхватывали из дымящейся темноты перевернутые палатки павильонов, обгоревшую мебель и потрескавшиеся куски бетона. Вдалеке на горизонте висела призрачная луна.

– Охренеть, – проговорил Гарь, – вовремя успели…

Антону показалось, что стоит сделать еще шаг, и под подошвами заскрипят осколки, жар от пылающей сцены ударит в лицо.

– А нас не заденет? – спросил он. – Место открытое совсем.

– Не-а. – Гарь устроился на верхней ступеньке и стал копаться в рюкзаке. – Обломков и стекол тут нет. Раз сюда не залетело, обратно тоже не полетит.

Антон неуверенно повел плечами и снова поглядел вниз. Теперь он обратил внимание на муравейник тел – движущихся, снующих и лежащих на земле.

Все подъезды к центру были перекрыты желтыми ограждениями, у которых выстроились спецотряды с темными энергощитами. Рядом, как цельное существо, шевелилась толпа: мелькали объективы прессы, вспыхивали и гасли жестокие драки, вырывались из общего гула крики.

По ту сторону кордонов прерывисто сверкали мигалки. Медики на носилках волочили залитые кровью тела, срывали с них бинты и тащили на покореженную площадь, под камни и арматуру. Другие возились с лежащими в ряд пластиковыми мешками, обнажая черные искалеченные останки – их хоронили ближе к центру, под грудами горячего бетона. Антон почувствовал, как подступил к горлу тошнотворный комок.

Через какое-то время пустые «скорые» потянулись в город. Исчезли внутри фургонов журналисты, и спецназовцы стали разбирать заграждения. Многоликая толпа, наседавшая на кордоны, больше не была цельной – обратные уходили, разбредались в сторону погруженных во мрак новостроек. Вскоре грузовики пожарных вытеснили машины спасателей. Антон видел, как разматываются серые шланги и люди в несгораемых комбинезонах цепочкой движутся к остову центра. Из развалин потянулись тугие белые струи, устремились в горловины шлангов. Из уцелевших проемов клубами повалил черный дым, и наружу выбились тонкие оранжевые язычки. Через пару минут по всему остову полыхало пламя.

Пожарные отступили, смотали гибкие шланги и потащились назад на полных воды машинах. Медленно завертелось колесо лежащей на земле центрифуги, выбивая искры боками покореженных кабинок. Какое-то время центр просто горел. Потом раздались хриплые, переходящие в визг крики – обугленные тела поднимались, загорались и в исступлении метались по разгромленной площади. Некоторые вбегали в пылающие развалины – их силуэты мелькали в широких проемах и терялись за стеной огня.

– Сейчас мы станем свидетелями исторического события, – подал голос Гарь. В его руках зашуршал какой-то кулек. – С этого все и началось.

– Неправда, – встряла Клей. Тонкая кисть нырнула в подставленный Гарью пакет. – В Америки взрывали раньше, чем у нас.

– Ну, так то в Америке! – Гарь развел руками. – Не хрен было войска в Восточную Лигу посылать.

– Так мы тоже посылали, – проронила Клей.

– Ну вот и получили…

Над зданием начал сгущаться огромный неровный шар: черный дым и разреженное пламя. Ударная волна толкнула Антона в спину, обдав затылок и голые руки теплом, и покатилась к центру. Взмыли вверх сияющие осколки и груды камней, поднялись, расправляя смятый металл, аттракционы. Встала на ось искрящая центрифуга, ускорилась, замигала разноцветными огоньками…

Пылающая сфера стремительно сжалась, и внутрь центра ворвались безудержные волны огня, несущие тонны стекла и бетона. В чудовищном месиве беспорядочно мелькали контуры вещей и тел.

– Сейчас рванет, – тихо и весело прошептал Гарь.

Клей потерла руки в предвкушении и вся подалась вперед.

Антон глянул на них – что-то в его лице дрогнуло – отошел в сторону и отвернулся. Сзади стало очень светло, трава под ногами засверкала желтизной – Гарь и Клей отозвались восхищенным улюлюканьем. Вдалеке дрогнуло, и раздался долгий оглушительный грохот, вобравший в себя остальные звуки.

А потом Антон услышал музыку.

Он обернулся. Здание центра сверкало пятью этажами мерцающих рекламой панелей, над пестрящей неоном крышей плыла голографическая надпись – «Будущее». На площади, украшенной разноцветными гирляндами, танцевала, гуляла, смеялась разряженная толпа. Кружились, переливаясь огоньками, аттракционы, огненной ромашкой вращалась центрифуга, а вокруг разрисованных павильонов бегали спинами вперед мальчишки.

Антон бросил взгляд на сцену – под новеньким, с иголочки, брезентом надрывался парень в черном костюме. Люди отмечали день города.

Антон выдохнул и присел на ступеньку рядом с Клей. Он словно сам только что разлетелся на части и собрался обратно.

– Пойти бы сейчас туда, – вздохнула Клей. – Взять пива, потанцевать…

– Это ж скопление, – проговорил Гарь. – От такого даже «Стем» не спасет.

– А все-таки было бы круто… – Клей задумчиво глядела на пеструю толпу.

Гарь придвинулся ближе.

– Ну, мы всегда можем устроить маленький праздник. Домашний коктейль, музыка, танцы в постели…

– Разбежался.

– Да ладно тебе. – Рука Гари скользнула по тонкой футболке. – У человечества нынче кризис, нужно пополнить популяцию, передать «Стем» будущим поколениям…

На ступеньке началась возня и хихиканье, раздалось несколько звонких шлепков, и Гарь вскрикнул:

– Больно! Зараза…

– А нечего руки распускать.

Антон сидел, закрыв глаза, и пытался догадаться, что за песню пел паренек на сцене – обратная мелодия все время заводила его в тупик. Болтовню Клей и Гари он слушал в пол уха. Какой из него, к черту, темпоролог? Он боится, не понимает, не выносит этот мир, уверенно шагающий в прошлое, а по ночам просыпается от кошмара, где каждый шаг, каждое действие – бесконечная обратная пантомима в плену собственного тела.

– Тоха, ты как там? – голос Гари прорвался через пелену мыслей.

– Нормально, – ответил Антон. – Устал.

Гарь бросил на него короткий взгляд, острый и насмешливый, и притянул к себе рюкзак.

– Ну, давайте двигать, что ли?

Да, нужно было двигать. Добраться до запрятанного во дворах люка, переодеться, сжечь накопившую реверс одежду…

Они направились к парку – теперь среди густой листвы тепло светили фонари и радужные огни веранд. Из далекой гущи доносились запахи шашлыка и сладкой ваты. Антон посмотрел вверх – среди бескрайней россыпи сверкнула падающая звезда, только она не падала, а взлетала по тонкому серебристому следу.

«Пожалуйста, – подумал Антон, обращаясь к открытому чернильному небу, – пусть все будет как раньше…»

Через секунду пылающий росчерк растворился в темнеющей синеве. В спину подул прохладный ветер, и далеко на западе проступила рваная пурпурная полоса. Наступал летний вечер.