Андрей Миллер, Антон Мокин
Прекрасный народ
Машина была паршивая, каждый километр по карельским дорогам наматывала каким-то чудом. Настоящее ведро с болтами, будь она лошадью – самое время пристрелить, чтобы не мучилась. Но Борщ, он же Илья Борщевский, не жаловался.
Чудо, что вообще достал какую-то машину и не вынужден ковылять от станции пешком. По бумагам из «дурки» Борщ вышел здоровым человеком, да и ощущал себя именно так, но водительские права – тю-тю.
А ехать к Гене было нужно. Если ты четверть века пьешь и употребляешь как не в себя, а потом уходишь в завязку – это резко сокращает круг общения. Кому-то с трезвенником скучно, а кто-то становится опасен: всегда есть риск сорваться. Нет, в Москве теперь невозможно. Питер – тем более не вариант, а с уральцами вообще сторчишься опять на раз-два. Оставался Гена… даже хорошо, что он поселился в такой глуши. Далеко от всего.
Вот Борщ и рулил к дому друга, наверняка дорогому и уютному, постукивая пальцами по рулю в такт гитарному риффу. Волновался, конечно, но в целом настроение было отличное. Может, стоило предупредить о приезде? Нет. Пусть лучше выйдет сюрприз.
У Геннадия жизнь сложилась счастливо и скучно, если не считать одного печального эпизода. У Борща все было наоборот: безумный водоворот событий, как пристало музыканту. А вот счастье в том кислотном калейдоскопе вышло кратким мигом, увы. Именно распавшийся брак убедил Борща: пора лечиться.
Когда ты начинаешь на полном серьезе общаться с воображаемой женщиной – настоящая твоя супруга, скорее всего, не станет терпеть долго. И карьера тоже пойдет под откос: пусть каждый рокер немного сумасшедший, но это уже перебор. Ши была очень милой – и, наверное, лишь она одна понимала Илью по-настоящему. Немудрено, ведь как раз порождением его больного мозга и являлась.
Борщ посмотрел в салонное зеркало: Ши на сиденье позади него не было. Хорошо, но немного жаль.
Клиника, врачи, диагноз, терапия, таблетки… Таблетки приходилось принимать до сих пор. Борщ вспомнил, что не сделал этого с утра. Зря… Надо выпить пилюльку уже на месте. Ничего страшного до тех пор не случится, верно?
***
Я честно пытался настроиться на работу, но сегодня у меня на фондовый рынок, как говорится, не стояло. До закрытия торгов оставалось три часа, а я бездумно сидел перед ноутом и пялился на стакан котировок. Этот стакан не вдохновлял, в отличие от стоявшего на краю стола «рокса».
С тех пор, как я променял столицу на глушь, а офис на удаленку, слово «среда» перестало быть аргументом в пользу «не выпить». Не то чтобы теперь я заливаю шары семь дней в неделю. Просто посидеть вечерком с женой, чтобы хорошие напитки, хорошая музыка… Вот это по мне!
Прихватив бокал, я спустился из кабинета в гостиную. Рита читала на диване: очередная книга о культуре кельтов, каковых в доме было полно. Я, как обычно, залюбовался своей благоверной. С нее легко можно было рисовать иллюстрации к фэнтези-романам, несмотря на приближающееся сорокалетие. Настоящая валькирия!
– Что, мой «медведь» уже наторговался?
– Я последнее время «бык», ватрушечка. Только сегодня что-то не быкуется. Может, по бокальчику?
– Смешай мне коктейльчик с самым красивым названием.
– «Маргариту»?
– «Маргариту».
Я уже было направился к бару – за текилой и «Куантро» для «Маргариты» и ржаным виски для себя, когда услышал приближающуюся к дому машину. Кого это принесло вдруг?
– Борщ! Илюха! Ты?!
– Паспорт показать? Вот, решил навестить друга… прости, что без предупреждения.
Мы пять лет весело прожили в общажной комнате, пусть общего было – как у Онегина с Ленским. Я в университете усиленно поглощал «микру», «макру» и прочие экономические дисциплины, питал живой интерес к рынку ценных бумаг. Борщ поглощал преимущественно водку и начинал питать интерес к вещам потяжелее. Впрочем, этим он развлекался, а вот жил – музыкой. У меня до сих пор валялись кассеты и диски друга. И сольники, и сессионные записи с легендами русского рока. И не только русского.
– Блин, как же я тебе рад! Ватрушечка! Рита! У нас гость! Проходи! Посидим, выпьем. А может, шашлык замутим? Мы с женой на завтра планировали, но можно и сейчас!
– Я мясо больше не ем. Трезвенник, веган, буддист, филантроп. Полный набор.
Смотрелся Борщ, конечно, не очень. Борода начала седеть, на лице – печать всего выпитого, выкуренного и употребленного иными путями за долгие годы. Рок-н-ролл не щадит никого. Зато в глазах что-то прояснилось – даже по сравнению с молодостью. Как пел Гребенщиков: «между тем, кем я был, и тем, кем я стал, лежит бесконечный путь». Кажется, шел Илья все-таки в правильном направлении, пусть дорога выдалась тяжкой.
Я не заметил, как подошла Рита. Даже вздрогнул от неожиданности, когда жена приобняла меня со спины. Борщ, кажется, смутился. Вот уж чего за ним никогда не водилось, так это смущения.
– А Илья к нам надолго? Я не готовила с расчетом на гостей…
– Илья к нам насколько захочет! Ты ж погостишь, да? А и с голоду не умрем! Тем более что Борщ теперь мяса не ест. Хоть кто-то эти кабачки будет кроме тебя!
И я повел Борща в гостиную, попутно вещая про преимущества уединенной жизни на природе. Про баню, реку, чистый воздух, романтику, семейный уют… Поймал себя на мысли: очень не хватало возможности кому-то выговориться, поделиться новостями. Я уже и забыл, когда последний раз вживую общался с кем-то кроме Риты. Курьеры, доставляющие продукты из METRO, и приезжающий чистить септик ассенизатор на интересных собеседников не тянули.
Рита энтузиазма не разделяла, но я не очень переживал по этому поводу: женщины… Их предупреждать нужно, чтоб накрасились и прочие ритуалы провели. Ничего, через один-два коктейля жена повеселеет!
***
Гена мало изменился со студенческих времeн. Стал чуть-чуть полнее, но ведь и тогда был плотненьким. Начал лысеть, но и в молодости роскошной шевелюрой не щеголял. Очки – как прежде. И он оставался таким же добряком, на полном позитиве.
– Ты писаться-то собираешься опять?
– Куда ж я денусь… без музыки на миру смерть не красна. Но прямо сейчас не могу, прямо сейчас сложно… ну, не знаю, как это объяснить.
– Понимаю.
Гена потягивал коктейль, а в стакане Ильи был сок, разумеется. Про «дурку» не говорили – либо про давнее прошлое, во времена которого дорожки еще не разошлись, либо про будущее. С будущим Гены все было более-менее ясно, как и всегда. Борщ не мог сказать о себе так же.
– Не думал опять в Штаты податься? Может, и музыка попрет…
– Нет, дружище… я ведь неспроста в Россию вернулся. Хотя каждый мудак вечно спрашивает: ой, чего не остался?
– У тебя там хорошие записи получились.
– Хорошие, но… понимаешь, не мои. Да, могу понтануться: вон с какими людьми писался и выступал! Но это же творчество, это не твои акции-облигации, все меряется немного иначе. То, что я играл в Штатах – оно мне не принадлежит. Русский рок – это русский рок, а у них там даже «Британское вторжение» недолго продержалось. Да, я могу лабать на гитаре что угодно. Но это не всегда будет творчеством.
– А деньги принесет.
– Принесет. Да на что я их потрачу?
Это Гена всегда хотел зарабатывать, и ничего не скажешь – заработал он порядочно. Пусть не стал миллионером, но хоть на этот дом взглянуть – мечта многих. Золотая эпоха финансовых рынков ушла в прошлое, никто никогда не вернется в 2007, однако у Гены дела пучком.
Общение со старым другом шло гладко, а вот что касается Риты – Илья ощущал все большее напряжение. Поначалу казалось, что она просто не особенно рада внезапному гостю, да еще и типу сомнительному: за это никакую любящую жену не осудишь.
Поначалу.
Рита была эффектной женщиной – может, не совсем красавицей в классическом понимании, но все же. В измученной препаратами голове Ильи мелькнула мысль: «как Хелена Бонем Картер, только лучше». Или: «как Мартиша Аддамс, только домашняя и чуть не от мира сего». Истина лежала где-то посередине. Бледная кожа, холодные глаза, пышные кудри цвета угля.
Постепенно что-то менялось. Бледный оттенок лица казался Борщу все более болезненным, а может – даже каким-то неживым. В глазах Риты чудилась уже не смесь легкого раздражения с пренебрежением, а злоба. Синие кристаллы с острыми краями, того гляди – порежешься. И даже волосы… просто не парилась сегодня над прической? Такие кудряшки уложить сложно.
Возможно. Но ассоциации где-то в глубине сознания появлялись нехорошие.
– Слушай, а чего ты мясо-то есть перестал?
Борщ отвлекся от тревожных мыслей. В конце концов, совсем недавно он был по-настоящему психически болен: мало ли какие побочные эффекты лечения, какие остаточные сбои сознания?
– Решил, что проще бросить все сразу. Уж если здоровый образ жизни, то здоровый. Как в том фильме про рокеров, помнишь? «Ты все в своей жизни умудряешься превратить в героин». Не самый дурной подход.
– А буддизм? Ты прямо серьезно?
– Да пес знает. Я ходил в церковь, было дело: попы мне не помогли. А это… вроде помогает. По крайней мере, не вредит.
Рита стояла чуть поодаль, нарезала колбасу огромным шеф-ножом: широкое лезвие блестело на удивление ярко. Этот свет одновременно притягивал и пугал. А еще Илья заметил: она смотрит на него.
Неотрывно пялится прямо в глаза, кабы не сказать «прямо в душу». Буквально сверлит насквозь. Никакого движения на красивом лице, да и вообще – абсолютно статичная поза, только нож в руке ритмично поднимается и опускается, рассекая мясо, стучит по доске. Тук, тук, тук.
Рита даже не моргала.
***
Вечер выдался просто отличным! И то, что Борщ решил завязать с алкоголем, ничего не портило. С годами я уяснил, что выпивка в компании – как приправа к мясу. Какой-нибудь тухлятине можно придать иллюзию съедобности, засыпав специями, но поутру один черт пронесет, как наш фондовый рынок в пятнадцатом году. А для хорошего стриплойна достаточно пары щепоток перца да соли!
Рита ввернула про «не готовила на гостей» сугубо из женского кокетства, закусок хватало с лихвой. Илья хрустел сельдереем с морковкой, да и тофу со шпинатом отдал должное. Разве что кабачки игнорировал. Ну и правильно: дрянь редкостная. Единственное, в чем мы с женой не сходимся – это в кабачках! Я больше налегал на колбасу из сыровяленой оленины. Шикарная штука! Даже новоиспеченный веган Илья смотрел как завороженный, когда Ритка ее нарезала.
– А помнишь, как ты препода по экономистории первый раз встретил на калужском сэйшне в курилке за ДК? А через два дня к нему сдаваться заявился? А помнишь, как Санек на философию укуренный пришел? Иваныч нам про Маркса вещал, а Саню на «ха-ха» пробрало. Иваныч терпел-терпел, да и выдал: «Вы совершенно правы, Смирнов!» А помнишь, Гайаз на твоей днюхе с Машкой в комнату отлучался и в темноте да по синеве вместо своих штанов ее надел?
Помнишь, помнишь, помнишь… Черт, еще утром эти истории казались бесконечно далекими, а сейчас живо вставали перед глазами. Рита слушала и от души смеялась над каждым рассказом, изредка вставляя ремарочки-подколы в наш адрес. «Ну-ка, ну-ка, что это за Ленка? Гена мне не рассказывал!», или: «Фу, Илья это мерзко… Да ты продолжай, интересно же!»
Потом ностальгическая нотка сменилось лирической.
– Илюх… а вот по чесноку, как думаешь… у русского рока будущее есть?
– Рок ценен тем, что это не музыка, которую пишут ради денег или славы… хотя она приносит и то, и другое. Это настоящее высказывание, которое ты не можешь держать в себе. Реакция молодых и гневных на перемены в мире и собственную неспособность жить под флагами своих отцов.
– То есть если рэпер от души польет говном все, от чего наболело, это будет русский рок?
– Нет, Ген. Есть нюанс. Дело в том, что…
Борщ придвинулся ближе и доверительным шепотом продолжил:
– …что рэп – полное говно!
От смеха я облил Ритку «олд фэшном».
– Геночка, кажется, тебе уже хватит на сегодня! Может, тоже на сок перейдешь?
Совет был хороший… но следовать ему я, конечно, не стал.
***
Уже совсем поздно Борщ с Геной наконец остались одни – ненадолго, потому что Рита пошла спать, и муж явно хотел поскорее к ней присоединиться. Однако это отличный момент…
Пусть и разгар лета, но ведь лето северное, на открытой веранде стало весьма прохладно. Зато темнота наступать не спешила. Да она, может, не настанет и вовсе: кончились уже «белые ночи» в Карелии или нет? Свежий лесной воздух пах теперь особенно приятно. Прекрасный вечер – если бы Борщ еще не испытывал такой тревоги…
Пугала ли его Рита? Возможно. Но главное, он всерьез опасался за друга. Нужно было как-то мягко направить разговор в сторону жены Гены… зайти издалека, нащупать какой-то подход.
Ведь очевидно, что супругу Гена очень любит. Нельзя просто так взять и рубануть с плеча: «Дружище, а с твоей Ритой вообще все нормально? Она кажется какой-то поехавшей!»
Особенно если сам только что от клейма душевнобольного избавился. Хотелось закурить, но нельзя. Да и нечего, Гена-то не курит. Сигарет в доме нет.
– …ну да, в этом плане у меня ничего не поменялось. Привычка, как говорится, вторая натура. У тебя, Ген, тоже ведь? Вот я всегда имел устойчивый вкус на женщин: люблю рыжих. А тебя, выходит, на имена тянет?
– А?..
Геннадий явно не понял, о чем Борщ говорит. Ну, он ведь выпивал – наверняка соображает не так быстро, как во время работы.
– Имею в виду, что была блондинка, прямо валькирия с картин. А теперь брюнетка. Но зовут-то Ритами обеих.
Глаза Гены округлились – почти приняли форму его очков.
– В смысле?
Теперь уже Борщ, похоже, чего-то не понимал. Та-а-ак… надо заново проговорить. С чувством, с толком, с расстановкой.
– Извиняй, если это плохая тема… да точно плохая, понимаю. Я о чем: Рита, жена твоя первая, она же была блондинкой. Я прекрасно помню, мы еще общались с тобой тогда. На свадьбе был. А теперь тоже Рита, но брюнетка. Вот я про что.
Гена, кажется, немного опешил.
– Друг… ты чего? Какая брюнетка? Рита даже не красилась никогда. Как была блондинкой на свадьбе, так и осталась.
И вот тут Борщ почувствовал, будто внутри что-то упало. Из-под сердца к самой заднице.
Самым логичным в этой ситуации было подумать, что его все-таки не долечили. Или что он очень зря пропустил прием таблетки, пусть это не должно было повлечь тяжелых последствий – за один-то день. Не суть. Если рокер годами видел воображаемую Ши, говорил с ней, даже будто потрогать мог – не так уж странно принять блондинку за брюнетку.
Странно, конечно, однако не очень. Можно даже отбросить все прочее: у знакомой ему Риты сиськи были на полтора размера больше, да и рост повыше, и черты лица не те, но…
…но имелась деталь, которая вмиг рушила простое объяснение «я опять схожу с ума».
О′кей, Илье могло причудиться что угодно. Однако историю о том, как первая жена Геннадия с год назад пропала без вести, Илья знал совершенно точно. Тут уж никаких глюков! Это обсуждали все знакомые. Менты, в конце концов, расследовали, и еще как – Гена чудом не угодил в СИЗО, будучи единственным подозреваемым.
До этой секунды Борщ был на все сто уверен: нынешняя Рита – новая, вторая супруга его друга. Появившаяся совсем недавно, и как раз после этого он сделался нелюдимым. Просто совпадение, что имя то же, мало ли в России-матушке всяких Рит?..
Безумие!
– Илюха, ты себя хорошо чувствуешь?
Нет, черт возьми. Не хорошо. С собственной протекающей крышей Борщ смирился уже давно. В конце концов, не факт, что такое можно вылечить до конца. Но безумцем сейчас точно был не он. Это Гена, мать его, нихера не помнил об исчезновении жены! И более того, новую женщину в своем доме… принимал, сука, за старую.
На полном серьезе.
– Да… хорошо чувствую… блин, забей. Это я так тупо пошутить пытался. Отсылка к одному фильму новому, я в Москве видел. Ты-то не смотрел, наверное, у вас кинотеатров не водится.
Гена вмиг расслабился. Он захохотал, хлопнул Борща по плечу.
– А-а-а! Ну хорошо, что ты все такой же шутник! Блин, а я повелся прямо… что за фильм? Скачаю, посмотрим с Ритой… я твоему киновкусу всегда доверял.
– Вылетело из головы название. Артхаус корейский. Вспомню – скажу.
– Хорошо! Ладно… давай комнату для гостей покажу тебе. Спать пора бы… завтра на речку пойдем! Ты ж рыбачить еще любишь?
Борщ только кивнул. В горле совершенно пересохло, ничего произнести не удалось.
***
Уснуть Борщ, разумеется, не мог. Уже час или, может быть, все два пялился в дорогой натяжной потолок – и совсем не из-за непривычно светлой ночи.
Он был бы счастлив, по-настоящему счастлив объяснить происходящее своими бедами с башкой. Ладно, принял одну бабу за другую – а вот этого по пьяни не бывало, когда сам женатым ходил! О′кей, все не так сложно проверить: смартфон, «ВКонтакте», поиск по стенам…
Все посты о годичной давности исчезновении Риты были на месте. Нашлись даже новости на куцых местных сайтах, где обсуждать больше особо нечего. Вот фотографии: лыбящийся в тридцать два зуба Гена обнимает скандинавского типа блондинку – хоть сейчас ее в кино про викингов. Рита с фотографий абсолютно ничем не напоминала ту стерву, что спала сейчас в соседней комнате… если спала.
Ну уж нет, поехал крышей тут явно не Борщ, сколь бы логично это ни звучало.
Получается, с точки зрения Гены ничего год назад не случилось. И даже на собственной-то странице в соцсети он не видит ни старых фотографий со старой Ритой, ни многочисленных записей об этой печальной истории. При том Илья не нашел ни одного снимка с нынешней хозяйкой дома.
Ко всему прочему, где-то в укромном уголке сознания тлел уголек одной мысли.
Борщу казалось, будто он может объяснить творящуюся дичь. Как будто он знает, что здесь происходит, слышал о чем-то подобном, кто-то что-то когда-то ему рассказывал… но вспомнить не получается.
Мешают медикаменты. Даже за этот кончик мысли уцепиться удалось просто потому, что пилюля не была проглочена вовремя. Все-таки проклятые таблетки не только лечат. Они отупляют. Именно потому Борщ сейчас не может писать музыку. Пилюли что-то блокируют в его голове… включая столь нужную сейчас информацию.
Илья понял это уже пару часов назад, а потому совершенно сознательно таблетку так и не выпил. Баночка с маленькими неверными друзьями покоилась в кармане джинсов, валявшихся на кресле в углу.
Борщ ждал.
Он ждал появления Ши. Надежда, конечно, очень слабая – воображаемую подругу люди в белых халатах если не вымарали из его головы совсем, то уж точно загнали на самое дно. И понятное дело, что Ши – ненастоящая, она лишь проекция сознания, плод болезни мозга. Но только она сейчас могла помочь.
Часы на стене мерно тикали, небо за широким окном постепенно темнело – но все-таки не до конца. В доме что-то шуршало и поскрипывало.
– Я соскучилась, сладкий.
Началось.
Саму девушку Борщ не видел, даже не ощущал ее незримого присутствия, как оно часто бывало. Пока – только голос в голове, который он когда-то списывал на наркоту. Да, сначала был только голос. Прочее началось потом.
– Ты ведь не думал, что я тебя бросила? Никогда, сладкий, никогда. Я только немножечко отошла в сторону. Знаешь, я не ревную. Даже не обижена на тебя, честно-честно. Люблю по-прежнему, хоть ты и поступил со мной плохо.
– Мне нужна помощь.
– Тебе? Или другу? Вот ему-то помощь не помешает, тут ты прав, сладкий… Я рассказывала тебе сказки, помнишь? Старые-старые сказки. Издалека-издалека. Сид есть Сид. Что холмы, что море. Страна Мананнана Мак Лира сокрыта в глубине океана, и всюду на свете, где вода плещется – там ей простираться. А здесь… и вода, и туманы, и даже холмы… Тир Тоингире ближе, чем вы все думаете. Гораздо ближе.
Все это было Борщу смутно знакомо. Он не помнил в точности, какие сказки Ши нашептывала ему по ночам, но в самых смутных очертаниях узнавал. Именно то, что нужно. Истина, которую он забыл в клинике. На самом деле, конечно, – собачья чушь, результат алкоголизма и наркомании в одном коктейле с какими-то книжками, прочитанными давным-давно.
Рокер в полной мере понимал: это очередная галлюцинация. Но только на время став немного психом, он мог помочь другу выбраться из настоящей пучины бреда. Только в нежном шепоте Ши можно услышать о природе безумия нечто важное. То, что он успел забыть.
То, без чего Гену никак не спасешь.
Нельзя верить галлюцинации на слово. Однако очень быстро Борщ понял нечто куда более полезное. Таблетки, чертовы таблетки! Спасательный круг, брошенный в море помешательства с борта корабля реальности.
Таблетки мешают Ши владеть его головой, никаких сомнений. Значит, они и Гене помогут увидеть реальность, столь очевидную для Борща.
***
Проснулся я рано. Гудящая со вчерашнего голова намекала, что неплохо бы поспать еще часок, но зов мочевого пузыря оказался сильнее. Закинувшись «Нурофеном», который Рита заботливо положила на прикроватную тумбочку, я поспешил по неотложным утренним делам.
Теплый душ и таблетка свое дело сделали отчасти. Голова гудеть перестала, но бодрости особо не прибавилось. Борщ еще не вышел из комнаты, Рита тоже отсыпалась, так что хлопотать на кухне пришлось в одиночестве. Чтобы развлечь себя, включил «Смешариков»: да, трейдеры за сорок тоже их любят! Горячий кофе возвращал силы, яичница шипела на сковородке, Нюша разыскала Бараша в горной хижине – что может быть лучше поутру?
Веселая незнакомка появилась перед домом совершенно неожиданно.
– Здравствуйте! Вы Гена, да? Илья Борщевский у вас остановился?
Я не удивился, что стоявшая на крыльце девушка искала Борща – она была просто воплощением его женского идеала. Про себя я посмеялся над совпадением с сюжетом мультика: рыжая красавица отыскала потерявшего вдохновение поэта у черта на куличках! Впрочем, в отличие от Нюши, девушка была худенькой и бледной.
Борщ все-таки зараза, ни словом вчера о ней не обмолвился! А ведь если дама решилась проделать такой путь просто потому, что «захотелось сделать Илье сюрприз» – это уже говорит о многом. Признаюсь, я обрадовался гостье: успел их с Ильей мысленно поженить и поселить неподалеку. Чтобы семьями дружить, рыбачить, ходить на озеро, все дела…
Я пригласил Илюхину подругу в гостиную и столкнулся со спускающейся к завтраку Ритой.
– Милая, у нас снова гости! Это… Твою мать! Яичница!
Я бросился спасать завтрак. Впрочем, запах гари подсказывал: спасать уже нечего, увы… Девчонки вошли в гостиную, о чем-то болтая. Ну и славно! Если подруга Борща еще и кабачки ест, то они с Ритой точно подружатся.
– Сейчас кофейку сделаю! Черный или с молоком? У меня даже кокосовое завалялось, специально для веганов! Точнее, специально для «Пина колады», но с кофе тоже вполне хорошо… о, Илья!
Борщ как вкопанный застыл на входе в гостиную. Смотрел на свою рыжулю, как пацан на новый велик! Ну и славненько… День начался отлично!
***
– Илья, что же ты о своей подруге не рассказал?
Конечно же, Борщ был готов к помутнению рассудка. Правда, не думал, что перерыв в приеме таблеток подействует так быстро, но ведь именно ради пробуждения Ши внутри своей головы их не принял. Хорошо, голоса внутри, они подсказали хоть какое-то решение сложившейся ситуации, но…
Рита сидела на диване в напряженной позе, постукивала длинными ногтями по керамической чашке в руках. Ее лицо выглядело еще мрачнее, чем вчера. Губы плотно сжались, превратившись в тонкую прямую линию, брови почти соединились, а взгляд не отрывался от расположившейся напротив Ши, в веселеньком топе и ярких туристических леггинсах, наигранно расслабленной.
Ши всегда была порождением больного сознания Борща, так? Но Рита тоже ее видела.
Более того, воображаемую рыжую милашку прекрасно видел и Гена, привычно сияющий улыбкой посреди этой сцены. Тут уж одно из двух: или у них одно безумие на всех, или…
Нет, нет, нет. Это не может быть обычным коллективным трипом. Борщ испытывал подобное под галлюциногенами – никакой фантастики, но здесь необходим диалог. Один в компании описал то, что видит – и увидели все. Однако Илья совершенно точно не говорил Гене ни единого слова про Ши. И уж тем более Рите, кем или чем бы она ни была.
– Какого хрена ты приперлась?
Рита процедила это, угрожающе наклонившись вперед. Наверняка Гена услышал совершенно иное, нечто милое и безобидное.
– Позвали, вот и пришла. Стало интересно… кто же так сладко устроился? Ясно, что из наших. Неплохо, признаю! Давно не слышала о хороших подменышах. Легенды о них почти забыты.
– Я не простой подменыш.
– Это как раз понятно, ты своего мужика хитро заморочила. Подменить жену – да, так пошло, так банально, так давно всем опостылело… Но подменить лишь в его глазах! Быть для других не той, кем для него, и чтобы подвоха не заметили… тонко! Как тебя зовут?
– Тебе не все равно?
– Нет, нужно же как-то к тебе обращаться. Меня зовут Ши. А тебя… ну?
– Ида.
Пес знает, что вместо этого слышалось и виделось Гене, но Борщ неожиданно здраво рассудил: он еще успеет сам во всем разобраться. Важно, что пока странные женщины заняты друг другом, а хозяин дома витает в собственных галлюцинациях – самое время действовать.
– Не-не-не, Гена, давай я сам кофе сделаю, дозволь похозяйничать. Может, и тебе заодно? Ну и что, ну выпил чашку уже… не повредит, зато вместе за кофейком посидим. Один момент! А ты с девочками побудь…
Пускай на пару морочат ему башку. Необходимо скормить Гене таблетку – есть шанс, что она поможет увидеть часть реальности, оказаться хотя бы на границе объективного и волшебного миров, где как раз балансировал Борщ. Осознать истинную природу Риты-Иды, вспомнить то, что случилось год назад. Не факт, что сработает…
Раз Гена и Ида могут видеть Ши – мешали ли ей вообще таблетки? Может быть, она просто не показывалась на глаза, потому что Борщ не желал ее видеть? Искренне хотел «выздороветь»?
А возможно, таблетки все-таки способны на что-то повлиять. Проверить необходимо. Из этой ситуации не выйти, если не пробудить Гену от его сна наяву. Тем или иным образом. Борщ не был уверен в разумности того, что делает – но если вечно рассуждать, в итоге не сделаешь ничего.
Вскоре он протянул Гене горячую, дымящуюся чашку. Друг по-прежнему сиял и был совершенно расслаблен. Совсем не замечал, что реальная ситуация в гостиной накаляется.
– Я не виновата в том, что его женщину, Риту, забрали Холмы. Эта история была сложной. Я просто заполнила пустоту в его душе, я сделала его счастливым! Вот и все. Мы поступали так издревле, ты знаешь.
Ида по-прежнему сидела неподвижно, скованно, словно изваяние. Ши, напротив, вольготно расположилась в кресле. И в ответ на слова Иды рассмеялась.
– Я не верю, что в исчезновении Риты ты никак не повинна. Думаю, это ложь. Она была нашим свойством издревле, ты знаешь. Таков весь Прекрасный народ. Но даже если я поверю, чего не случится… «счастливым», серьезно? Счастье против воли? Счастье в глубоком помешательстве? Ты используешь своего мужчину. И ничего больше. Это подло.
– Ох-ох, да ты говоришь о подлости! Об использовании! – Ида, хотя ничуть не пошевелилась, но чувственно будто взорвалась. – Тебе ли меня осуждать? Ужели ты хорошо обошлась со своим мужчиной? Ну, погляди на него. Ведь ты разрушила его брак. Ты разрушила всю его жизнь. И довела до того ужасного места… И все это ты сделала только ради себя!
– Чушь. Я дала ему то, чего он на самом деле хотел.
– Против воли, верно? И чем же ты лучше меня? Ты хуже. Гораздо хуже.
– А с каких пор человеки начали понимать, чего на самом деле хотят?
– Хороший вопрос. Задавайся им почаще, а нас оставь в покое!
Самое ужасное, Борщ не знал, кто из женщин – если существ Прекрасного народа можно назвать так – прав. Помешательство разрушило его жизнь, верно. Но насколько в том виновна Ши? Он разрушал себя сам с юности. Водкой, наркотиками и всеми прочими атрибутами рокерской жизни. Задолго до того, как в его жизни появилась Ши.
Хотя… не была ли она рядом всегда?
Сейчас это не так важно. Важнее всего то, что Гена пил кофе – и возможно, очень скоро ситуация сильно изменится. Знать бы только, в какую сторону…
***
Похоже, я недооценил вчерашние «старые дрожжи» или переоценил живительную силу кофе. После второй чашки стало не лучше, а наоборот. В голове зашумело. Такой поганый звук: что-то среднее между треском ненастроенного телека и шумом состава метро. Лицо Ши словно потекло и размазалось – мутное пятно, обрамленное рыжим пламенем. Комната вокруг тоже поплыла, утрачивая четкость и краски.
Я затряс головой и от души похлопал ладонями по щекам. Подействовало! Туман начал рассеиваться. Сначала я увидел лицо Риты. Невероятно четко, в каждой мельчайшей детали, от складочек в уголках губ до начавших прорастать темных корней волос. «Рита, жена твоя первая, она же была блондинкой?» – вспомнилась вчерашняя шутка Ильи. Корейский артхаус, значит?
Вместо милой, родной Ритки, моей сладкой валькирии, рядом сидела какая-то черноволосая баба. Я отшатнулся, чуть не упав.
– Гена получил то, чего заслужил! Незачем лезть, если не понимаешь!
«Судьба! Судьба! Судьба!» – кричали Смешарики в телевизоре, выплясывая вокруг идола с тыквой вместо головы.
Не знаю, кто из этих женщин пугал меня больше: подруга Борща, образ которой совсем утратил ясность, или другая – которую она называла Идой, а я считал своей женой еще минуту назад. Не знаю, насколько долго считал. Хотя… почему«не знаю»? С прошлого апреля.
Мы недавно потеряли ребенка. Рита зарылась в свою культурологию, зачитываясь какой-то кельтской херней. Это злило и раздражало – жена убежала от реальности в древние, как говно мамонта, сказки. Оставила меня одного. Я поступил, как и любой на моем месте – как мудак. Вместо того, чтобы поддержать, потерпеть, я сам начал отдаляться. Задерживался за компьютером, пялился в экран телефона. Можно сказать, я уже тогда потерял Риту, хотя она и жила вместе со мной.
Однажды ее просто не оказалось дома, а я нажрался и лег спать, до утра ничего не поняв. После… Менты, всеобщие подозрения и абсолютная пустота внутри. Самый жуткий месяц в моей жизни. Детали почти стерлись из памяти, психологи называют это «вытеснением». А потом Рита вернулась, сказав, что уезжала к родителям в Йошкар-Олу. И я поверил, хотя говорил с тещей по телефону каждый день, пока шли поиски.
Я уставился на Риту… Иду… не знаю уже на кого, с тщетной надеждой вновь увидеть свою жену в этой ведьме. А она посмотрела на меня как на собаку – тупую, но все равно милую и любимую.
***
– Уходи!
Ида поднялась с дивана. Ее черные волосы зашевелились – как будто под водой или подобно змеиному клубку. Борщу показалось, будто в гостиной стало темно, будто наполнявший ее солнечный свет померк. Что с Геной? Судя по лицу, для него уже нечто изменилось, но Илья не мог быть до конца уверен.
– Ну уж нет. Я уйду из этого дома не раньше, чем ты.
– Еще слово в таком духе, и ты не уйдешь отсюда вообще.
– О, стерва-подменыш хочет станцевать старый танец? Я припомню несколько па!
Ши тоже вскочила с кресла, и это был тот момент, когда нужно сделать только одно: выбрать сторону. Борщ сомневался сейчас во многом, уж если честно – почти во всем на свете, но только не в своем выборе. Кто бы из них ни был прав, что бы все это ни значило, но одна женщина Прекрасного народа была ему чужой. А вот другая, что ни говори – отнюдь.
Но Гена?..
Борщ даже не знал, насколько его друг осознает все происходящее. Однако тот, выронив кружку, бросился между Идой и Ши, и что бы именно ни задумал – это глупость. Не обращая внимания на женщин, Илья кинулся наперерез другу. Схватил его и поволок в сторону.
– Не лезь, дурак!
– Пусти!..
– Не лезь! В сторону!
За спиной загремело, затрещало – видимо, полетела во все стороны мебель. Обдало жаром, зажгло спину, может быть на Борще даже затлела одежда. Но сейчас он думал только об одном: как оттащить друга подальше. Гена вырывался, и хоть он всегда был гораздо слабее Борща – просто так не справишься. В борьбе друзья споткнулись, кубарем покатились по полу, врезались в шкаф. Что-то стеклянное посыпалось сверху.
Приподняв голову, Борщ увидел, как хрупкая Ши полетела через гостиную от нечеловечески сильного толчка. Она врезалась в дверь кухни, с треском и звоном распахнув ее. Ида бросилась следом, настолько быстро, что лишь тень мелькнула, словно в фильмах о вампирах. Ее волосы теперь не просто шевелились – они стояли дыбом, будто верх и низ поменялись местами, будто гравитация теперь тянула черные локоны к потолку.
«Огонь. Их изгоняют огнем. Огонь!»
Мысль не выплыла из глубины памяти – она попала в голову Ильи со стороны, как и многие мысли за последние годы.
Огонь. Где его взять?
А вот это подсказал собственный мозг, без сомнений. Мангал, бутылка жидкости для розжига. Веранда. Скорее!
Бросив Гену, на ходу споткнувшись об обломки журнального столика, Борщ побежал к веранде. Сейчас важнее всего было помочь Ши, точно! Краем взгляда он заметил, как Ида протянула к лежавшей на полу Ши руки: они вытягивались и чернели, пальцы становились похожи на грабли для уборки листьев. С изогнутыми острыми ногтями, уже почти клинками. Руки-ножницы, как в том милом фильме с Джонни Деппом…
Схватка была хорошо видна с веранды через широкие кухонные окна. Гене все же не хватило ума остаться в стороне: он схватил подменыша за плечи, попытался вытащить обратно в гостиную. Может быть, до сих пор считая это существо своей женой. А может – лелея надежду предотвратить кровопролитие.
Ида легко оттолкнула его – не слишком сильно, не желая навредить. Однако она отвлеклась, и Ши не упустила момент. В один миг все кухонные ножи и приборы, разлетевшиеся на осколки стаканы и тарелки – все сорвалось с мест и полетело в брюнетку. Острые кромки иссекли ее красивое лицо, брызнула кровь. Гена завопил, но еще громче заверещала сама Ида.
Не время наблюдать.
Бутылка стояла на том же месте, что и вечером. А чем поджечь? Зажигалка для мангала не рядом, а Борщ все-таки зря бросил курить… привычной «Зиппо» в кармане нет. Думай! Ну? Кухня! Точно, там ведь тоже была газовая плитка, там…
Сейчас бы разбить окно, вломиться на кухню напрямик, но куда там – стеклопакеты… Ошалевший Гена, пытающийся что-то прокричать, полулежал прямо в дверях, некстати попался под ноги. Борщ врезался носом в дорогую напольную плитку, от резкой боли на миг потеряв зрение. По губам полилась теплая кровь. Не важно! Главное, что бутылка не укатилась далеко.
– Зажигалка! Зажигалка, Гена!.. Где?!
Тот не мог ничего ответить. Борщ снова потащил друга за собой – теперь уже на кухню, мимо сцепившихся женщин. Здоровый шеф-нож торчал из левого глаза Иды: он зашел в череп наполовину, но подменыша это не особо смущало. Как и льющаяся из ран на шее кровь, как и разодранные щеки, одна из которых свисала лоскутом – стали видны зубы. Брюнетка оттолкнула оседлавшую ее Ши так, что та врезалась в потолок, оставив на нем узор трещин.
К счастью, Иде было не до мужчин. Она снова потянула руки-ножницы к рыжеволосой сопернице, удлинив их на добрый метр. Но в воздухе сверкнуло что-то вроде блестящей нити, которая срезала черные пальцы с правой руки Иды под корень.
Даже это не сломило подменыша окончательно. Ида пыталась левой рукой-граблей выцарапать глаза прижавшей ее к полу Ши, когда Борщ плескал из бутылки резко пахнущую жидкость. Гена поднес длинную кухонную зажигалку.
***
Борщ едва пришел в себя, а Гена все еще не очухался: он сидел на разводах крови перед обезображенным и обожженным телом подменыша, качался взад-вперед и что-то невнятно мычал. Из уголка рта тянулась струйка слюны.
Ши тоже досталось порядком. На лице, шее и плечах живого места не осталось – если не считать за «живое» кровоточащие порезы. Большой клок ее прекрасных рыжих волос остался в пальцах Иды: он был вырван вместе с кожей, на этом месте осталась безобразная рана. Впрочем, Ши улыбалась.
– Что такое, сладкий?
– Глаз… твой глаз.
Один из очаровательных зеленых глаз Ши от удара вылетел из орбиты, свободно болтался на нерве.
– Ах, точно!
Она не без труда, но все-таки запихнула глаз на место.
– Не волнуйся! Оглянуться не успеешь, как на мне все заживет: буду лучше, чем прежде. Я ведь фейри, что мне сделается… Прекрасный народ покрепче человечьего, пусть не бессмертен. Ты сам-то в порядке?
– Не уверен.
Вместо своих ран Ши тут же занялась царапинами и ссадинами Борща.
– Эту суку нужно поскорее сжечь окончательно. Вернее, не совсем сжечь…
– В смысле?
– Твой друг наверняка хочет вернуть настоящую жену? Она не мертва, если… если речь о смерти в вашем понимании. Холмы забрали ее. Ида утащила несчастную в Сид, чтобы завладеть твоим другом. Можно вернуть, но… это рискованно. Я бы хотела, чтобы он понимал риск.
Вряд ли Гена прямо сейчас мог понять что-либо сказанное, хоть собственное имя. Нужно привести беднягу в чувство, но для начала понять ситуацию самому.
– И что за риск?
– Ритуал, который вернет ее, несложен. Просто она может вернуться… уже не совсем такой.
– Не совсем такой или совсем не такой?
Ши на миг замялась.
– Ну… всякое возможно.
Уже ближе к сумеркам Гену более-менее привели в чувство – при помощи холодной воды и алкоголя. А потом на веранде, подальше от разгромленных гостиной и кухни, состоялся долгий и непростой разговор.
Гена сжимал в трясущихся руках стакан, смотрел на его дно, время от времени прикладывался. Что с него возьмешь? Узнать, что ты год жил вовсе не с человеком, а твоя настоящая жена – пленница иного мира… это не фунт изюму. Убить то, что считал своей женой – тоже.
Борщ старался устроиться на стуле так, чтобы ничего не болело: тщетно. А Ши, все еще немного потрепанная (хоть раны и правда заживали быстро), рассказывала обо всем. Про Тир Тоингире, про Сид, про туаты, про могучих древних богинь и свой Прекрасный народ. Про то, каким образом можно вернуть Риту – и о том, что нельзя ничего гарантировать. Можно только попробовать.
Гена так ничего и не сумел произнести, просто кивнул, когда настало время решать. Все, что должно, они успели совершить до заката.
– Нам лучше покинуть дом. Твой друг должен дождаться ее сам… один. Есть вещи, которые нужно делать самому.
Борщ обнял Гену на прощание, сказав какую-то бессмысленную, но теплую и ободряющую чушь. Галантно открыл Ши дверь тачки, потом уселся за руль. Мотор заурчал.
Ведя машину по проселочной дороге, то и дело поглядывая на сидящую рядом рыжую красавицу, Борщ совершенно не представлял, что будет дальше. Как ему теперь жить? Однако очень, очень грела одна мысль.
Теперь старый рокер понимал, что никогда не был сумасшедшим.
***
Хочется сдохнуть. Хочется проснуться. Хочется убежать из ставшего страшным и отвратительным дома. Но единственное, на что у меня хватает сил и мужества – это выпить. Трясущейся рукой хватаю первую попавшуюся бутылку из бара. Пью из горлышка, не чувствуя ни вкуса, ни крепости. Лишь по форме бутылки понимаю – «Куантро». В голову лезет воспоминание, что в «Крестном отце» апельсин символизировал смерть. Впрочем, это первая мысль, содержащая хоть какое-то утверждение в череде бесконечных вопросов: «Что я натворил? Как? Что дальше?»
Я очень боюсь. Боюсь, что Рита не вернется из Сида. Боюсь, что вернется. Вернется странной, чужой. От страха знобит, но очередной глоток «Куантро» немного согревает. Кажется, я снова чувствую собственные руки.
А что, если я убил свою жену? Мы убили. Что, если я просто поехал кукушкой, как Борщ и его рыжая баба с шипящим именем? А может, я вообще нафантазировал приезд друга? Странно, но такая мысль даже внушает спокойствие. Быть убийцей-шизофреником – хотя бы понятный диагноз и приговор. А вот так…
Еще глоток «Куантро». Хватаюсь за спасительную мысль о шизофрении. Повелся на уговоры жены, забрался в этот сраный лес, бросив все. Оборвал все контакты, замкнулся в себе. За год можно сойти с ума. Но ведь Рита… а если это я ее тогда, год назад? Расчленил труп, собрал в рюкзак, выбросил в реку. А после читал ее кельтскую библиотеку и сходил с ума. Но тогда бы я знал все про Сид, про фэйри… а рассказ Ши оказался едва понятен. Но если Борщ и Ши тоже нереальны…
Еще глоток. Я понимаю, что не хочу быть убийцей. Пусть лучше вся эта херня про волшебный мир окажется правдой. Обхватываю лицо руками и плачу, с силой зажмуриваю глаза. Пусть случится хоть что-нибудь!
– Дорогой, я дома!
Голос Риты! Но какой-то странный. Что-то в нем… Поднимаю голову и мысленно считаю про себя. На «три» нужно открыть глаза.
Один. Два. Три.
Черт!
