Мара Гааг
По эту сторону зеркала
Улицы в октябре пылают золотом и безнадегой. Инна идет быстро, но ритм шагов сбивается. Споткнувшись раз, потом другой, она сбавляет шаг. И уже медленно подходит к подъезду. В горле ком, на глазах слезы, в ушах отстукивают по кругу фразы, сказанные редактором. Инне очень обидно – и от самих слов, и от того, что она знает: все сказанное правда.
Она поднимается на шестой этаж по лестнице, оттягивая момент, и останавливается перед старой железной дверью. Ее давно пора бы поменять, но Инна не спешит, втайне надеясь, что избавится от двери вместе с квартирой. Когда-нибудь. Но не сейчас. Дверь открывается со скрипом. Инна снимает с себя плащ и набрасывает его на зеркало, так, чтобы скрыть целиком. Потом идет на кухню, наливает бокал вина и выпивает почти залпом. Она стаскивает с себя одежду и бросает там, где сняла, прямо на пол. Несколько минут смотрит в стену, снова включая в голове на полную громкость зацикленные, как заевшая пластинка, обидные слова, услышанные от начальника. Решившись, девушка возвращается к зеркалу и одним резким движением сдергивает с него плащ. Отражение смотрит не мигая, а потом вдруг улыбается и говорит:
– Как прошел твой день?
– Ты сама не видишь? – Инна пытается стереть со скулы потекшую тушь, но только размазывает еще больше.
– Вижу, что ты плакала и что ты очень злая.
– Он сказал, текст никуда не годится. Статью надо переделывать.
– Я все исправлю, ты же знаешь. – Девушка в отражении, полная копия Инны, в нетерпении облизывает губы. – Я всегда готова помочь. Все, чего я хочу – это продолжать писать, а у меня здесь нет даже карандаша с бумагой. Просто выпусти меня, и я обеспечу тебе в этом году «Камертон». Хочешь, напишем такой материал, что на «Пулитцера» потянет? Дай мне шанс, мы это сделаем.
– Не мы, а ты! – голос Инны срывается. – Вот скажи, Аня, с какого момента так вышло, что я больше не могу писать? Ни словечка не выдавить нормально, одни потуги. Я старалась, я потратила столько времени и сил! Но моя статья не сравнится с твоей, как бы я ни пыталась. Им нужна ты, а не я.
– Им нужны мы, – говорит Анна из зеркала, и ее голос мягкий и вкрадчивый. – Мы. Потому что я – это ты, только в другом месте.
Слишком большой соблазн. Инна соглашается на него снова и снова. Все эти яркие статьи, гениальные сюжеты, награды и премии, дипломы, расставленные по полкам – это заслуга Анны. Инна знает, что никогда не сможет писать так, как она. И каждый раз обманывает себя, обещая, что этот – последний. Еще одно расследование, еще один громкий заголовок, еще одна номинация. И сейчас, если она не исправит статью, то лишится работы.
Анна протягивает ей руку и улыбается. Инна зажмуривается… принимает рукопожатие в ответ. Секунда, вспышка – и она по другую сторону зеркала. Здесь почти всегда темно, нет окон, единственный источник света – проем, в котором видно Анну.
– Не беспокойся! – Анна собирает с пола разбросанную Инной одежду. – Я за пару дней все исправлю, а потом вернусь за тобой, и мы опять поменяемся. А ты потом расскажешь, как прошла церемония награждения. – Она подмигивает и скрывается из виду. Инну окатывает холодной волной паническая атака. Каждый раз она боится, что сестра не вернется, и ей предстоит остаться здесь навсегда. Зеркало становится темным и неживым. Оно работает, только если они обе смотрят.
Анна. Инна. Одна буква, вот и вся разница. Анне легко представить, что эти дипломы и золоченые статуэтки отмечены ее именем. Стоит только прищуриться, разглядывая их. Было бы ложью не признать, что она хочет эту жизнь себе, но она никогда не бросит сестру. Потому что знает, каково там – на другой стороне. Но в ближайшие двое суток она не станет об этом думать. Она будет самозабвенно писать статью, гулять по городу, флиртовать с главным редактором. Может, успеет сходить в кино или заказать пиццу на дом и посмотреть фильм в интернете. Еще она купит новый ковер – взамен старого, который Инна прожгла сигаретой. И обязательно пирожные. Инна не любит сладкое, в холодильнике всегда рыба, овощи и вино. Анна обожает шоколад, эклеры и булочки синнабон с корицей. В предвкушении девушка потягивается, как кошка.
Анна не понимает, как можно страдать, имея такую жизнь. Но рада возможности получать ее в свое распоряжение.
Инна в темноте поворачивается к зеркалу спиной. Наощупь она находит койку – подушка жесткая и сырая, а одеяло колючее. Девушка ложится поверх него, жалея, что не надела что-нибудь более удобное. Сестра вернется. Она всегда возвращается.
Инна отдает себе отчет, что они никакие не сестры. Но проще так, чем сходить с ума, размышляя о параллельных вселенных и зеркальных близнецах. Как и раньше, она уверяет себя, что это последний раз, а потом она переедет в другой город, найдет другую работу и купит квартиру, в которой не будет зеркал.
Анна пишет всю ночь. Ей кажется, что ее руки становятся одним целым с клавиатурой, проводниками, превращающими мысли в буквы. Файл с работой Инны она безжалостно переносит в корзину, не открывая. С темой статьи она хорошо знакома, ведь они обсуждали ее вместе и материал собирали по очереди. Ее талант – единственный ключ в мир Инны, иначе сестра давно бы ее бросила. Анна не собирается давать ей повод, и статья выходит идеальной – тема острая, текст гладкий. Под утро она собирается вздремнуть пару часов, потом отвезти статью на согласование к редактору. А оставшиеся полтора дня – наслаждаться жизнью.
Никто из них не хочет быть там, на другой стороне. Но оставаться здесь может только одна.
Инна в темноте в ужасе открывает глаза, проснувшись. Ей слышатся шаги и голоса за призрачной дверью. Она пытается разглядеть зеркало на стене, надеется увидеть знакомое свечение и лицо Анны, но не видит даже собственного. Два дня проходят как в бреду, короткими промежутками между тревожным сном, кошмарами и пробуждением. Инна не сводит глаз со стены с зеркалом, а потом снова засыпает.
– Эй! – голос вырывает ее из сна. – Сестренка, я здесь!
– Почему ты так долго? – Инна соскакивает с койки. Затекшим ногам больно ступать по полу, но Инна все равно бежит к зеркалу. – Вытащи меня отсюда.
Анна смотрит на нее внимательно, с прищуром. Инна думает, что у нее самой, должно быть, такой же. Но не знает наверняка, потому что собственного отражения в зеркале она не видела уже очень давно, только Анну.
– Я сдала статью, и ее сразу же номинировали, – говорит Анна после короткой паузы.
– Спасибо! – Инна старается унять дыхание, но сердце колотится и гулко стучит в ушах.
– Я повторяла много раз, мне это в радость. Я готова писать от твоего имени снова и снова. Прежде чем мы поменяемся, можешь мне кое-что обещать?
– Что угодно, только давай скорее, я хочу домой.
– Давай заведем кошку! Сиамскую. Я у Димы с Верой вчера видела, она такая чудесная!
– Ты ходила в гости к моим друзьям, пока я здесь? – У Инны пересохло в горле. – Ты не можешь так делать, не договорившись со мной. О чем вы говорили? Что ели? Теперь ты должна мне все рассказать. Я не хочу, чтобы они подумали, будто я сумасшедшая или у меня проблемы с памятью.
– Они позвали отметить номинацию. Тебе ведь не жалко? Ты хоть каждый день можешь что-то отмечать. – В голосе Анны звучит укор. – Но я не об этом. Я хочу котенка, пожалуйста! Хотела сегодня заехать в зоомагазин, но не успела, боялась опоздать к тебе. Ты всегда сердишься, когда я задерживаюсь. И еще: кажется, кран в ванной капает. Я вызвала сантехника на вечер пятницы.
– Хорошо. – Инна пытается улыбнуться и унять дрожь. Она готова на что угодно, лишь бы оказаться по другую сторону. – Я поняла. Заведем кошку. В пятницу придет сантехник чинить кран.
– Спасибо, сестра! – Анна прижимается лицом к зеркалу. – Я так тебе благодарна!
– И я тебе. – Инна протягивает руку вперед и закрывает глаза. Дотронувшись кончиками пальцев до ладони Анны, она чувствует привычное головокружение.
В своей прихожей она быстро машет Анне на прощание, прячет зеркало за покрывалом и почти бежит в кухню – проверить, осталось ли в холодильнике вино.
Больше никогда она этого не сделает, никогда. Руки дрожат, вино проливается мимо бокала. Инна знает, что врет себе. Даже если она выбросит все зеркала, не будет смотреть в витрины, спрячется под матовыми стеклами темных очков, Анна всегда будет с ней, в каждой строчке написанных ею статей, за которые Инна получает награды и гонорары. Инна рыдает, сидя на кухонном полу, а разлитое вино походит на лужу крови.
В палате очень светло, пахнет антисептиком и накрахмаленным бельем. Уборщик в синей спецовке протирает полы, стараясь не греметь старой металлической шваброй о кафельный пол. Девушка на кровати его не замечает. Она плавно раскачивается из стороны в сторону и монотонно ведет диалог сама с собой. Медсестра дежурит в палате, пока не закончится уборка.
Пациентка смотрит перед собой, потом резко вскакивает, бросается на стену и шарит по ней руками, словно пытаясь что-то найти. Медсестра достает из кармана приготовленный заранее шприц, с профессиональной легкостью вкалывает его содержимое пациентке в плечо, отчего та медленно оседает на пол. Уборщик вздрагивает.
– Вы у нас какой день на работе? Третий только? Привыкнете. – Медсестра осторожно закрывает иглу колпачком и прячет шприц обратно в карман. – Эта еще не очень буйная.
– Что с ней случилось? – любопытствует уборщик, забыв о швабре.
– Шизофрения. После того, как ее сестра умерла, проявилась. Доктор говорит, с близнецами такое иногда бывает.
– Неужели не вылечится? Такая молоденькая.
– От психики зависит, как лечение пойдет. Она то ли писательница, то ли журналистка, а у творческих натур же знаете как, никогда не поймешь, нормальные ли они изначально. – Медсестра замолкает и переводит тему. – Вы скоро закончите? Нам еще палат шесть надо обойти.
– Да, конечно. – Уборщик с усердием принимается тереть кафель, стараясь не смотреть на лежащую на полу девушку. Входят два санитара, подхватывают ее за руки и осторожно оттаскивают к кровати. У одного из них под рабочей туникой покачивается зеркальный кулон на цепочке. С неимоверным усилием девушка пытается сорвать украшение, но вторая доза успокоительного заставляет ее безвольно уронить руку.
