ГЛАВА 36
Эцио не знал, что в это же самое время мессер Кореллья выполняет поручение своего хозяина, перед тем, как отправиться на задание вечером.
Он молча стоял на пустынной пристани близ Тибра. Несколько барж и два корабля мягко качались на волнах, стоя на якоре. Грязные свернутые паруса слегка колыхались от ветра. К кораблям приблизились несколько стражников с гербами Чезаре на мундирах. Они полу тащили, полу вели за собой мужчину с завязанными глазами. Во главе отряда был сам Чезаре.
Микелетто без удивления узнал в человеке Франческо Троке.
– Прошу, – всхлипнул Франческо. – Я ничего не сделал.
– Франческо, мой дорогой друг, – проговорил Чезаре. – мне известно всё. Ты рассказал своему братцу о моих планах в Романьи, и он связался с послом Венеции. Ты не можешь отрицать свою вину.
– Это была случайность. Я по-прежнему остаюсь твоим слугой и верным союзником.
– Ты требуешь, чтобы я ради дружбы простил тебя?
– Не требую, а умоляю.
– Мой дорогой Франческо, чтобы объединить Италию, я должен держать под контролем всё. Тебе известно, что все мы служим могущественной организации, во главе которой стою я – Ордену тамплиеров.
– Но я думал… что ваш отец…
– Если Церковь не подчинится мне, – жестко продолжал Чезаре, – я её полностью уничтожу.
– Но вы же знаете, что я работаю не на Папу, а на вас.
– Да неужели, Троке? Есть только один способ окончательно убедиться в этом.
– Уверен, что вы не убьете меня намеренно. Я же ваш самый преданный союзник.
Чезаре улыбнулся.
– Ну, конечно же, нет.
Он щелкнул пальцами. За спиной Франческо появился Микелетто.
– Вы… Вы отпустите меня? – В голосе Троке проскользнуло облегчение. – Благодарю, Чезаре. Спасибо от всего сердца. Вы не пожалеете…
Но его речь оборвалась, стоило только Микелетто наклониться вперед и накинуть Франческо на шею тонкий витой шнур. Чезаре мгновение смотрел на это, и, не дожидаясь, пока Франческо умрет, повернулся к капитану стражи:
– Костюмы для мистерии готовы?
– Да, сир!
– Отдайте их Микелетто, когда он закончит.
– Да, сир!
– Лукреция моя, и только моя. Не думал, что она так важна для меня, но когда мне в Урбино доставили послание от одного из её людей, что какой-то отвратительный актёришка смеет её лапать и пускать на неё слюни, я немедленно вернулся! Испытывал ли ты когда-нибудь такую страсть, капитан?
– Да, сир!
– Глупец. Ты закончил, Микелетто?
– Мессер, он мертв.
– Привяжите к нему камни и сбросьте в Тибр.
– Слушаюсь, Чезаре.
Капитан отдал приказ своим людям, и четверо солдат сходили и принесли две больших плетеных корзины.
– Вот костюмы. И дважды убедись, что всё сделал правильно.
– Хорошо, мессер.
Чезаре ушел, оставив своих подчиненных заниматься приготовлениями к миссии. Мекелетто, жестом приказав солдатам идти за ним, направился в сторону терм Траяна.
Эцио вместе с отрядом рекрутов уже был там, прячась в тени разрушенного портика. Он заметил, как недалеко собрались несколько человек в черном. Вскоре появился Микелетто.
Охранники положили костюмы рядом с людьми в черном, Микелетто жестом приказал им одеваться. Под прикрытием глубоких теней Эцио кивнул своим людям, чтобы те были готовы. На левое запястье он прицепил защитный наруч, на правое – отравленный клинок.
Люди Микелетто выстроились в линию и по одному стали подходить к командиру, который вручал им костюмы – одежду римских легионеров, живших во времена Христа. Эцио заметил, что сам Микелетто надел костюм центуриона.
Когда все разошлись надевать костюмы, Эцио бесшумно привел в действие отравленный клинок, что сделал для него Леонардо. Ничего не подозревающие бандиты без единого звука валились на землю. Потом один из рекрутов Эцио забрал одежду, и они оттащили тела приспешников Микелетто туда, где их бы не заметили.
Погруженный в работу, Микелетто не подозревал, что теперь он командует совсем не своими людьми. Он спокойно повел их в направлении Колизея, Эцио неотрывно следовал по пятам.
Театральная сцена была возведена на развалинах старого римского амфитеатра, где некогда, еще во времена императора Тита, дрались друг с другом до смерти гладиаторы, а позже десятками сотен содержались дикие животные, и львам бросали на съедение первых христиан. Это было сумрачное место, но мрак разгоняли сотни мерцающих факелов, освещавших сцену. На деревянных трибунах вокруг стояли скамьи, на которых сидели зрители, поглощенные мистерией о муках Христа.
– Я ищу Пьетро Бенинтенди, – сказал привратнику Микелетто, показав ему пропуск.
– Он уже на сцене, синьор, – ответил тот. – Но один из моих людей отведет вас туда, где вы сможете его подождать.
Микелетто повернулся к спутникам.
– Не забудьте, – произнес он. – Я надену этот черный плащ с белой звездой на плече. Прикрывайте мою спину и ждите сигнала – приказа Понтия Пилата – нанести удар.
Я должен добраться до Пьетро раньше, чем он сделает это, подумал Эцио, который шел в самом хвосте отряда. Вслед за Микелетто они вошли в Колизей.
На сцене были установлены три креста. Эцио увидел, что его рекруты встали так, как им велел Микелетто, который сам занял позицию сбоку.
Представление уже достигло своего апогея:
– Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил? – Кричал с креста Пьетро.
– Слушай, – сказал один из актеров, играющих фарисеев, – Илию зовет Он!
Один из одетых как римский легионер, смочил в уксусе губку и наколол её на кончик копья.
– Постой. Посмотрим, придет ли Илия спасти Его?
– Я хочу пить, о, как я хочу пить, – воскликнул Пьетро.
Солдат поднял губку к губам Пьетро.
– Да, больше ты попить не сможешь, – заметил второй фарисей.
Пьетро вскинул голову.
– Господь Всемогущий! – Продекламировал он. – Неисповедимы дела твои. Дух мой идет к тебе, прими его в руки свои, – Пьетро глубоко вздохнул. – Свершилось!
Его голова упала на грудь. Христос «умер».
Микелетто поднялся на сцену. Костюм сотника блестел из-под черного плаща. Эцио следил за ним, думая, что же случилось с тем актёром, который должен был изначально играть роль центуриона, и пришел к выводу, что он встретил ту же судьбу, что и большинство жертв Микелетто.
– Лорды, истинно говорю вам, – громко произнес Микелетто, – се есть Сын Господа Вседержителя. Я знаю, что говорю истину, дабы вы поверили. Ибо сие произошло, да сбудется Писание!
– Центурион! – Перебил актер, играющий Каифу. – Видит Бог, как велика твоя глупость. Ты не понимаешь! Когда ты увидишь, как кровь потечет из его сердца, ты поймешь, что ошибался. Лонгин! Возьми копье из моих рук.
Каифа передал деревянное копье актеру, играющему римского легионера Лонгина, крупному мужчине с длинными мягкими волосами, который почти наверняка был любимцем публики и, без сомнения, подумал Эцио, злейшим соперником Пьетро.
– Прими сие копье и внимательно послушай, – добавил один из фарисеев. – Ты должен проткнуть им Иисуса из Назарета, чтобы мы убедились, что он действительно мертв.
– Я сделаю так, потому что ты приказываешь, – проговорил Лонгин. – Но это падет на ваши головы. Что бы ни случилось, мои руки будут чисты.
Потом он ткнул в сторону Иисуса копьем, и как только из спрятанного в набедренной повязке Пьетро мешочка хлынула вода и кровь, продолжил речь. Эцио увидел, как ревниво блеснули бусины «мертвых» глаз Пьетро, который наблюдал за соперником.
– Господь, я вижу, ты здесь. Пусть вода омоет руки мои и копьё моё, пусть прояснятся глаза мои, чтобы я яснее смог узреть Тебя. – Он сделал драматическую паузу. – Увы, увы, горе мне! Что я натворил? Я убил человека, но, честно говоря, не знаю, кого… Господь на Небесах, взываю к Твоему милосердию – тело моё направляло мои руки, но не душа. – Сделав ещё одну паузу для аплодисментов, он продолжил. – Господи Иисус, я слышал, что многие говорили о Тебе – что Ты исцелял своей жалостью больных и слепых. Да прославится имя Твое! Сегодня Ты исцелил меня от слепоты – слепоты духа моего. Отныне, Господи, буду я твоим последователем. А три дня спустя воскреснешь Ты и будешь судить нас!
Актер, игравших Иосифа из Ариматеи, богатого правителя евреев, который пожертвовал собственную гробницу, чтобы в ней погребли тело Христа, сказал:
– О, Господь Бог, что за сердце у Тебя, если ты позволил этому человеку убить того, кого я вижу мёртвым, того, кто висит на кресте, и кто никогда не делал ничего дурного? Он – Твой собственный Сын! В гробнице, что построил я для себя, будет похоронено Его тело – ибо Он Царь Блаженства!
Никодим, коллега Иосифа по синедриону, испытывающий сочувствие мужчина, тоже возопил:
– Иосиф, я с уверенностью говорю – это сын всемогущего Бога! Попросим же у Понтия Пилата разрешения забрать Его тело и похороним с почестями. Я помогу тебе снять Его с креста.
Иосиф повернулся к актеру, игравшему Понтия Пилата, и снова заговорил:
– Пилат, прошу тебя даровать мне благо, кое только ты можешь дать. Позволь забрать мне тело пророка, что умер сегодня!
Эцио проскользнул за кулисы. Микелетто занял место рядом с центральным крестом. Он сбросил свой костюм и нашел одеяние раввина, которое торопливо надел. Теперь он сам мог выйти на сцену. Пройдя по кулисам налево, Эцио сумел поближе подобраться к Микелетто так, чтобы никто не обратил на него внимания.
– Иосиф, если Иисус из Назарета мертв, и если центурион подтвердит это, я не стану отказывать тебе в просьбе. – Понтий Пилат обратился к Микелетто. – Центурион! Умер ли Иисус?
– Да, ваша светлость, – уверенно заявил Микелетто, и Эцио заметил, что он прячет в складках плаща стилет. Эцио сменил отравленный кинжал, в котором уже закончился яд, на верный скрытый клинок и вонзил его Микелетто в бок, удержав его прямо и уводя за сцену, туда, откуда сам только что пришел. Оказавшись за кулисами, он опустил противника на землю.
Микелетто смерил его сверкающим взглядом.
– Ха! – Выдохнул он. – Тебе не спасти Пьетро! Губка с уксусом была отравлена. Как я и обещал Чезаре, я дважды убедился в том, что дело сделано. – Он с трудом вдохнул. – Тебе лучше прикончить меня.
– Я пришел сюда не убивать тебя – ты помогал своему хозяину подняться высоко и падешь вместе с ним. Мне ты не нужен. Ты сам себя уничтожишь! Если ты выживешь, то, как собака, всегда возвращающаяся к своему хозяину, ты приведешь меня к моей истиной жертве.
Эцио не стал терять времени. Нужно спасти Пьетро!
Когда он снова оказался на сцене, то увидел воцарившийся там хаос. Пьетро корчился на кресте, его рвало. Лицо у него было бледно-зеленым. Зрители волновались.
– Что происходит? Что случилось? – Кричал Лонгин, остальные актеры уже разбежались.
– Снимите его! – Приказал Эцио рекрутам.
Кто-то из рекрутов-ассасинов метнул кинжал, перерезав веревки, которыми был привязан к кресту Пьетро, другие стояли внизу, чтобы подхватить актера. Остальные же вступили в схватку с солдатами Борджиа, которые появились, словно из ниоткуда, и теперь пытались штурмом взять сцену.
– Этого не было в сценарии, – булькнул Пьетро, свалившись в руки рекрутам.
– Он умрет? – С надеждой в голосе поинтересовался Лонгин. В такой жестокой профессии, чем меньше соперников, тем лучше.
– Задержите стражу! – Закричал Эцио, уводя со сцены рекрутов и унося Пьетро. Они пробежали по мелкому бассейну с водой в центре Колизея. Стая встревоженных голубей взмыла в воздух. Последний отблеск заходящего солнца заливал Эцио и Пьетро тусклым кровавым светом.
Эцио хорошо натренировал рекрутов, и те, прикрывая тылы, успешно отбили атаку солдат Борджиа, а потом все вместе выбрались из Колизея и скрылись в лабиринте улиц к северу от руин. Эцио направился к знакомому доктору. Ассасин забарабанил в дверь и, когда его не слишком охотно впустили, положил Пьетро на соломенный тюфяк, лежавший на столе в кабинете доктора. В комнате то тут, то там, были развешены пучки разных сушеных трав, их едкий запах заполнял помещение. На полках были расставлены непонятные предметы и некие создания (а так же части созданий), плавающие в стеклянных бутылках с мутной жидкостью.
Эцио приказал своим людям оставаться на улице. Он подумал, что решат прохожие, увидев целый отряд римских солдат. Наверное, что они увидели призраков, и от страха будут бросятся прочь. Сам он при первой же возможности скинул одежды фарисея.
– Кто ты? – Пробормотал Пьетро. Эцио заметил, что губы актёра посинели.
– Твой спаситель, – ответил Эцио и сказал доктору: – Его отравили, доктор Брунеллески.
Доктор быстро осмотрел актера, в глазах его сверкали огоньки.
– Судя по бледности, они использовали кантареллу. Любимый яд наших дорогих Борджиа. – И добавил, обращаясь к Пьетро. – Лежи.
– Я засыпаю, – выдавил Пьетро.
– Лежи! Он что, уже был болен? – Спросил Брунеллески у Эцио.
– Да.
– Хорошо, – доктор быстро с привычной легкостью смешал какую-то жидкость из разноцветных бутылочек и вылил смесь в пузырек. Потом приподнял голову Пьетро и поднес пузырек к его губам. – Выпей.
– Быстрее, – нетерпеливо вставил Эцио.
– Дайте время.
Эцио с тревогой смотрел на актера. Казалось, прошел целый век, прежде чем актер сел.
– Думаю, мне стало получше, – произнес он.
– Это чудо! – С облегчением выдохнул Эцио.
– Не совсем, – отозвался доктор. – У меня почти не было возможностей обследовать жертвы кантареллы, но к счастью, он принял немного яда, это дало мне возможность смешать эффективное противоядие. Теперь, – рассудительно продолжил он, – я принесу пиявок. Они полностью исцелят вас. Отдохни, мой мальчик, и очень скоро ты будешь здоров, как бык. – Он отошел и принес стеклянную банку полную черных извивающихся существ. Доктор зачерпнул горсть.
– Не знаю, как вас отблагодарить, – сказал Пьетро Эцио. – Я…
– Ты можешь меня отблагодарить, – перебил Эцио. – Ключ от калитки, через которую ты ходишь на свидания с Лукрецией в замок Сан-Анжело. Дай его мне. Быстро!
На лице Пьетро проскользнуло опасение.
– О чём ты? Я просто бедный актер, жертва обстоятельств, я …
– Послушай, Пьетро. Чезаре узнал о вас с Лукрецией.
Опасение сменилось откровенным страхом.
– О, Боже!
– Но я могу тебе помочь. Если ты отдашь мне ключ.
Пьетро, не говоря ни слова, вытащил ключ откуда-то из набедренной повязки и отдал его Эцио.
– Я всегда ношу его с собой, – проговорил он.
– Мудрое решение, – одобрил Эцио, забрав ключ.
Теперь он сможет проникнуть в Сан-Анжело, когда ему понадобиться. И это обнадеживало.
– Мои люди принесут твою одежду и проводят в безопасное место. Я пришлю пару человек, чтобы они постоянно присматривали за тобой. Тебе лучше залечь на дно.
– Но… мои поклонники! – воскликнул актер.
– Им придется обходиться Лонгином, пока не наступит момент, когда ты сможешь без опаски выйти на сцену. – Эцио усмехнулся. – Но я не волнуюсь. Он тебе не чета.
– Ты правда так думаешь?
– Абсолютно уверен.
– Ой! – Вскрикнул Пьетро, когда доктор прицепил первую пиявку.
Эцио в мгновение ока оказался снаружи и раздал приказы своим людям.
– Избавьтесь от этих костюмов, как только появится возможность, – добавил он. – Термы Траяна недалеко. Если повезет, то одежда, которую вы оставили, по-прежнему там.
Эцио тоже собрался уходить, но заметил фигуру, прячущуюся в тени. Как только человек увидел, что Эцио заметил его, он кинулся прочь. Эцио узнал в нем Паганино, вора, который должен был погибнуть в Монтериджони.
– Эй! – Крикнул Эцио, бросившись следом. – Минутку!
Конечно, вор куда лучше знал эти улицы. Ловко скользя по ним, вор сумел оторваться от погони, и Эцио не раз приходилось забираться на крыши и осматривать улицы с высоты, чтобы снова отыскать беглеца. Невероятная перчатка, которую изобрел Леонардо, оказалась весьма кстати.
Наконец, ему удалось опередить беглеца и отрезать ему все пути к спасению. Вор выхватил кинжал, опасно выглядящую чинкуэду, но Эцио вырвал оружие у него из рук и отбросил в сторону.
– Почему ты убежал? – Спросил Эцио, схватив его. И тут он заметил письмо, выглядывающее из поясной сумки вора. Печать невозможно было не узнать. Она принадлежала Папе Александру IV – Родриго – Испанцу!
Эцио медленно выдохнул, теперь все встало на свои места. Паганино долгое время работал с Антонио де Маджианисом – главой Гильдии воров в Венеции. Наверное, Борджиа предложили ему достаточно денег, чтобы переманить на свою сторону, и когда он проник в Гильдию Ла Вольпе в Риме, у Борджиа появился шпион в самом сердце Ордена ассасинов.
Именно он предатель, а не Макиавелли!
Но стоило Эцио отвлечься, как вор вырвался и в мгновение ока подхватил упавшее оружие. Его отчаянный взгляд столкнулся с взглядом Эцио.
– Долгой жизни Борджиа! – Крикнул он и вонзил чинкуэду себе в сердце.
Эцио смотрел, как упавший бьется в предсмертной агонии. Лучше мгновенная смерть, чем медленная, от рук своих хозяев – Эцио хорошо знал цену, которую требовали Борджиа за провал. Эцио убрал письмо в карман дуплета и ушел. Чёрт, подумал он про себя, – я был прав! Нужно остановить Ла Вольпе раньше, чем он доберется до Макиавелли!
