Тем же вечером Эцио не удалось встретиться с Софией, поэтому он послал ей записку с просьбой встретиться завтра у мечети Баязида, где он и отдаст ей картину.

Когда он пришел на место встречи, София уже ждала его. В пятнистом свете она была столь прекрасна, что портрет казался жалким подобием.

– Вам понравилось? – спросила она, когда ассасин развернул портрет и передал ей.

– Оригинал лучше.

Она игриво ткнула его локтем.

– Шутник, – рассмеялась она, и они пошли бок о бок по улице. – Отец подарил мне его на двадцать восемь лет, – она погрузилась в воспоминания. – Я целую неделю должна была позировать мессеру Альбрехту Дюреру. Можете представить, как я сижу целых семь дней и ничего не делаю?

– Не могу.

– Просто пытка!

Они подошли к ближайшей скамейке, и женщина села, а Эцио изо всех сил старался не рассмеяться при мысли о том, как она долго сидит не шевелясь. Но результат, безусловно, того стоил, даже если Эцио действительно больше нравился оригинал.

Но смех так и не сорвался с губ, когда Эцио увидел, как София достает листок бумаги. Они оба стали серьезными.

– Хорошо… – сказала она. – Я нашла еще одну книгу. Недалеко отсюда.

Она протянула ему сложенный листок, Эцио развернул его.

– Спасибо, – поблагодарил он. Женщина была гением. Он кивнул ей и собрался уйти, но она остановила его.

– Эцио, что все это значит? Ты не ученый, – она посмотрела на его меч. – Не обижайся! Ты служишь Церкви?

Эцио рассмеялся.

– Нет, не Церкви. Но я в некотором роде… учитель.

– В каком роде?

– Однажды я объясню, София. Но позже.

Она кивнула, разочарованная. Но Эцио понял, что она достаточно благоразумна, чтобы подождать.