Глава 52

Превращение произошло так быстро, что Эша опомниться не успела – все мысли были заняты тем, как смотрел на нее Кунал, едва придя в себя. Сколько же ненависти пылало в его глазах!

Неужели он в самом деле чувствовал к ней именно это, отбросив притворство? Винил ее за случившееся? За плен, за яд.

Но выбор-то был не ее.

Процесс преображения был ужасен: когти нацелились на Эшу, кожа Кунала разорвалась на спине. Он снова стал человеком, потом – птицей, и все повторялось, молниеносно, будто его тело не понимало, в какую форму облечь пульсирующую в крови боль.

Эша приблизилась насколько могла, чтобы не попасть под его атаку. Она мягко и медленно нашептывала ему истории детства, вытягивая вперед руку.

Он перестал меняться из одного тела в другое подобно мерцающему пламени свечи и успокоился одновременно с Эшей. Когда Кунал стал человеком окончательно, боль в ее груди ослабла.

Она покачала головой. Солдат. Ее лимонный мальчик. Самьядский принц.

Не важно, что он не мог занять престол или провести обряд уз, как не мог и Вардаан. Хотя в его жилах текла кровь Самьядов, он не был женщиной, а ритуал требовал именно женщины Самьяд и мужчины Химьяд. Королевы и короля.

Он будет принцем по названию – и от него только это и останется. Все в ней запротестовало при мысли о том, что поимка Кунала может означать для мятежников. Существовала ли вероятность, что Кунал способен отложить гибель земель на время, достаточное для розыска Рехи?

Она не являлась ученой, а дары богов по природе были дикими, непредсказуемыми, как морские волны. Однако время истекало.

До зимнего солнцестояния и последнего возрождающего ритуала оставалось только четыре луны.

Ученые не пришли к единому выводу, но существовал шанс, что его кровь способна удержать прилив разрушения. Не много – но лучше, чем ничего.

Имеет ли она право просить Кунала об этом? Уничтожить его мечты о спокойном будущем? Если Кунал поможет мятежникам, то ему, скорее всего, придется с ними попрощаться.

Эша вновь отжала ткань и положила ее на голову Кунала.

Она поставила преданность другу детства превыше всего остального.

Так что лучше бы ему выжить.