Глава 43
Осаждённый Дурбан хорошо виден с высокого крутого холма, на котором расположился штаб Снимана. Дымки многочисленных пожаров, разрушенные здания, баррикады на широких улицах, вспышки орудийных выстрелов.
Осада ведётся по всем правилам европейской военной науки. Вдоволь наплясавшись на граблях партизанщины и ополченчества в первые месяцы войны, бурские военачальники, вслед за Сниманом, начали таки прислушиваться к советам европейских офицеров.
Буры, не разучившись метко стрелять, маскироваться и совершать дерзкие рейды по вражеским тылам, с некоторым трудом влезли в тесные для них рамки армейской дисциплины, научились возводить полноценные фортификационные сооружения и рассчитывать свои действия на несколько ходов вперёд. Не без оговорок, но войско получилась куда как боеспособное, и военная мощь бурских армий выросла кратно.
В каждом коммандо обретается ныне при штабе несколько европейских офицеров, обучая африканеров правильной штабной работе и консультируя их по вопросам европейской тактики и стратегии. К командованию войсками, впрочем, их за редким исключением не допускают, и как по мне — решительно верно.
Воспитанные в европейских военных традициях, европейцы мыслят категориями «у короля много», што для здешних реалий решительно недопустимо. Ну и разумеется — шагистика и прочие «важные» составляющие европейской военной науки. Для добровольческих армий, опирающихся на сознательность и родственно-соседские связи, это попросту лишняя трата времени, «чувство локтя» у них отменное.
По количеству европейских офицеров в войсках можно уверенно судить о степени заинтересованности конкретных стран. Решительно доминируют немцы, французы и неожиданно — янки. Европейской мелочи много, но за исключением бельгийцев, все они приехали сугубо на добровольных началах, не пользуясь неофициальной поддержкой правительства своих стран.
Офицеров из Российской Империи сравнительно немного, такой вот необычный вышел кунштюк. Подданных и бывших подданных великое множество, а офицеров — зась! Не сложилось по ряду причин.
А поскольку русские, жиды и поляки, обретающиеся в бурских армиях в превеликом множестве, решительно не идут под командование российских офицеров, то и буры относятся к ним безо особого пиетета. Определённые исключения, вроде того же Максимова и приснопамятного Ганецкого, имеются, но их немного.
— Ну-ка… есть! — зафиксировав стереотрубу[i], Мишка сделал несколько пометок в документах, время от времени вновь приникая к окулярам, — Глянь!
— Угу! — отзываюсь, прильнув к окулярам.
— Здание с часами видишь?
— Сейчас… а, понял!
— Нужны как можно более подробные снимки, што там сзади. Сможешь?
— Хм… — разглядываю здание в стереотрубу, пытаясь прикинуть возможности бриттов на этом участке, — да! Слева подлечу, там никакой возможности нет поставить пушки на возвышение.
— Когда же твои курсанты летать начнут, — прерывисто вздохнул брат. Ну што на такое скажешь?! Летать-то они могут, но пока невысоко и с опаской, пускать их над городом смысла никакого — либо собьют к чертям без всякого толка, либо их полёт будет носить эффект чисто психологический.
Рад бы… вот честное слово, славой бы поделился охотно. Вылетов у нас с Санькой на каждого по пять-семь в день, а это, скажу я вам, такое себе ого, што никому не желаю! А ещё и стратегию с тактикой в головах держать приходится, век бы о них не слышать!
Детальной картины не знаем, и слава Богу, но задачки нам ставятся не абы как, а с объяснением — што именно они хотят через нас высмотреть, а дальше мы уже сами решаем — сможем ли, да если сможем, то как. То бишь вводные изначально должны быть достаточно полными.
Даже и аэродром наш ныне у самого штаба, рядышком с дирижаблем и воздушными шарами. Штоб, значица, без задержек информация.
Помимо тактики и стратегии в уши льётся и высокая политика, куда ж без неё! Некоторое снисхождение к возрасту имеется, но в общем и целом — принимают на равных. А это, на минуточку, генералитет и старший офицерский состав! Да и члены фолксраада заезжают, погреться у костра военных действий, да решить какие-то свои вопросы.
В разговорах не таятся, и напротив — живо интересуются моим мнением, считая его «необычным и парадоксальным». Я для себя вывел — в дурака стучатся. Ну, пусть… Зато и знакомств полезных не куча даже, а кучища!
Буквально сотни пожатых рук, визитных карточек, рекомендательных писем и тому подобных вещей. Приходится вести подробный дневник с «Кто, што, когда» вкупе с картотекой, и честно говоря, не сильно хочется. Но надо! И Саньку заставляю, с прицелом на будущее.
Голова иногда пухнет от обилия стратегии с высокой политикой и политэкономией! Европа воинственно бряцает оружием, увидев в англо-бурской войне возможность дать укорот Британии, вцепившись заодно покрепче в здешние шахты да рудники.
Не дурные! Не на голое место приходят, а какая-никакая, но цивилизация. Железные дороги, мощности промышленные, люди обученные имеются. Всё не в джунглях стройку зачинать, когда выхлоп ожидается огромный, но сильно не скоро. А тут — нате! На блюдечке.
Активы покойного Сесиля Родса хоть по территории, хоть по доходности, бьют иные европейские страны, и возможность раздербанить их превысила соображения государственной осторожности. В территориальные споры с Британией, как я понимаю, союзники буров лезть не спешат, предоставляя эту честь бурам. А вот после, признав за африканерами новые территории, можно будет получить шахты и рудники по сходной цене.
«Паровозик Вилли», подстёгиваемый общественностью, промышленниками и военными разом, с дурной воинственностью бросился в омут, лихо подкручивая усы, произнося бравурные речи и потрясая благоразумно не вытаскиваемым из ножен оружием.
В кильватер пристроилась Австрия — впрочем, заметно более осторожная в действиях и высказываниях.
САСШ, как это у них водится, ведёт политические игры через «частную инициативу граждан». За инициативой этой каждый раз торчат если не уши непосредственно Вашингтона, то как минимум авторитетной группы сенаторов, но приличия соблюдены.
Франция долго выжидала, но под напором воинствующих граждан и ряда промышленников, вступила-таки в эту игру, потянув за собой Бельгию. Резко увеличились ассигнования на флот и министерство Колоний, начались военно-морские учения, и в несколько раз вырос поток колонистов, направляющихся в заморские владения Франции.
Французы с пруссаками ведут свою, сугубо местническую политику, норовя не только и не столько помочь бурам и противодействовать бриттам, сколько подставить ножку извечному сопернику. Увлекательнейшая игра, с учётом сильнейшего франкского парламентаризма и внутренней грызни фракций.
Пруссакам буры интересны прежде всего как союзники против британцев в деле освоения Африканского континента. Воевать против бриттов они готовы до последнего бура. Вторичная цель — не дать укрепиться в регионе французам, но пруссаки явно выбрали путь не столько военной, сколько экономической экспансии.
Франки заинтересованы в бурах, как в плацдарме против англичан, ну и разумеется — всеми силами противодействуют закреплению пруссаков в Южной Африке.
Янки просто торгуют, демонстративно избегая территориальных претензий и не влезая глубоко в Большую Политику.
Позиция России в этом конфликте в настоящее время выглядит самой необычной. Мешая воинственную риторику Военного министерства с бесконечными реверансами Лондону от МИДа, правительство Империи затеяло реформу казачьих войск, объявив о создании Туркестанского казачьего войска.
Подробности бесконечно туманны, трактовать такие высказывания можно в самом широком смысле — начиная от каких-то малозначимых реформ в Оренбургском казачьем войске, заканчивая походом на Индию через Афганистан. Последнее, разумеется, сильно вряд ли, но обустройство казачьих станиц вдоль афганской границы вполне вероятно.
Замес получается густой, и от попытки просто подумать на несколько шагов, чем же может обернуться ситуация, голова идёт кругом. Сплошь переменные, и все неизвестные!
* * *
Блиндированный состав начал тяжело тормозить, немногим не доехав до переднего края. Длинный, подпёртый сзади ещё одним паровозом, он останавливался тяжко, с превеликим скрежетом и буксованием.
Возчики, не дожидаясь полной остановки, уже нахлёстывают лошадей, с шиком разворачивая фургоны прямо к дверям вагонов. Стук распахиваемых дверей, и плечистые молодцы, сопровождавшие состав, споро начали перегрузку.
Среди фургонов мечется Бляйшман, как никогда нервенный и взъерошенный. Он орёт, божится, упрашивает… Наконец, не выдержав, залез на вагоны, и оттуда принялся руководить выгрузкой.
— Поспешаем, православные! — заорал он, надрывая глотку и морду, и потные его пейсы лихо развевались во время прыжков с вагона вагон. Сын опасливо поспешал за ним, примеряясь перед каждым прыжком, и дикими глазами глядя на героического папеле.
Сам же Фима, не обращая ни на што внимания, горит делом, искренне болея за работу. Логисты, которые и без того туго знают свое дело, огрызаются нервенно, но впрочем, беззлобно.
— У-у, морда жидовская! — пропыхтит кто-то, надрывая пуп под тяжеленным ящиком с бомбами, да и всё на этом. Здесь не Рассея, и привышные каждому православному извечные образы врага всего християнского мира претерпели изрядные трансформации.
Любви к жидовскому племени не добавилось, но неприязнь ушла — не до конца, но изрядно сдав позиции. Тем паче, одно дело — какие-то чужие где-то тамошние христопродавцы, и совсем другое — нашенский Бляйшман! Падел ещё тот, но сугубо для чужих!
Диссонансом Фиминому цирку артиллерийские офицеры, спокойные и деловитые.
Подъехавший штабной автомобиль окатил всех пылью из-под колёс, и Чортушко споро раздал свежеотпечатанные карты и фотографии Дурбана. Изучали их уже в сёдлах, не теряя ни минуты времени.
Медленно, но уверенно миномёты начали менять ситуацию. Буры, сперва косившиеся дико на вылетающую из родного окопа мину, быстро оценили новое чудо-оружие, и перешли в наступление, откусывая у обороняющихся один кусочек территории за другим.
Возможность обрушить «Гнев Небес» на закопавшегося в землю врага, не неся при этом почти никаких потерь, африканерам решительно понравилась. Артиллерийские и пулемётные позиции бриттов, ранее бывшие крепким орешком, поддававшимся только артиллерии, разгрызались на раз.
Чугунная плита летела на дно окопа, сверху толстостенная труба с упорами, минутка на уточнение вражеской диспозиции и наведение, и Божий Гнев обрушивался на солдат Антихриста! От богобоязненных буров требовалось только приникнуть к прицелам, выцеливая паникующих англичан, да не забывать молиться.
Кусочек за кусочком, неся минимальные потери, буры захватывали Дурбан, всё глубже вгрызаясь в территорию города. Единственный затык — необходимость постоянного огневого шквала. Логисты справлялись, подвозя снарядные и патронные ящики прямо на передний край, на обратном пути захватывая раненых и убитых.
Бляшман метался с возчиками, отслеживая картину в целом и не без грусти понимая, што как бы они не размахнулись с количеством мин, делать их нужно было в десять раз больше! Потому как если они есть, это хорошо! А если нет…
… — ой вэй, — нервенно сказал Фима, вжимаясь в землю после разрыва снаряда, угодившего аккурат в повозку с минами. Сейчас на том месте только воронка и мясное крошево, разбросанное на десятки саженей.
Оглядываясь назад, он ящерицей прополз через воронки и кочки, стёк в окоп и приподнял голову, оценивая обстановку. На душе разом запаскудело, такой гадоты он мог вспомнить по пальцам на раз-два, включая бурную молодость.
Британский снаряд разом уничтожил не только мины, но и командование отряда, а в настоящее время их обходят с тыла, и што печально — не в полный рост со знамёнами, а прячась в складках местности, будто и не англичане! Пара минут, и в штыки ударят, а это, говорят, больно.
Спереди их поменьше, но выкатывают пулемёт, минута-другая, и его установят… Подобравшись, он оценил расстояние и свистнул, привлекая внимание уцелевших бойцов. Несколько коротких слов, и…
— За мной, парни! — перемахнув через бруствер окопа, он бросился вперёд, не отпуская взглядом пулемётчика и сжимая револьвер до боли в ладони. Фима даже не знал, бегут за ним или нет… просто вот так вот, с оружием в руках, ему менее страшно, чем в окопе.
Полузадохнувшийся Бляйшман, прыгнув щучкой, навалился на пулемётчика, схватив его за горло и не думая ни о чём.
«— Не люблю быть героем» — мелькнула странноватая мысль, но лучше уж вот так, в сражении…
Дальше память работала урывками, отказываясь вспоминать эти ужасы. Успели… буры всё-таки поднялись в атаку и добежали, перебив немногочисленный пулемётный расчёт, и развернули оружие навстречу британцам, разом выкосив три четверти наступающих.
Дальше был сплошной героизм, што решительно не нравилось Бляйшману! Незадачливо так всё складывалось, што ты или да, или тебя и вовсе нет.
Пробиться к своим не удалось, и даже напротив, пришлось таки отступить в глубь вражеской территории, подхватив по пути таких незадачливых, но уже не буров. Парни из немецкого Европейского Легиона глядели браво, но привычка решать проблемы через величину погон, вбитая на подкорку, никуда не делась.
Бравый ассистент-фельдкорнет пучил глаза на шеврон коммандера и козырял, не к месту вспомнив о субординации. Прусского юнкера[ii] не смутили даже пейсы коммандера, вкупе с ни разу ни арийским видом. Пришлось и дальше быть отцом-командиром, и в общем-то, получалось.
Удачно пройдясь то английским тылам, и собрав мелкие группки таких же ретивых вояк, Бляйшман нащупал-таки слабое место в британских позициях, ударив в тыл пулемётной части. И оказалось…
… они прорвали кольцо обороны. В прорыв вошла конница Дзержинского, и по широким улицах Дурбана галопом пролетел Первый Сарматский.
— Марга!
[i] Стреотруба — оптический прибор, состоящий из двух перископов, соединённых вместе у окуляров и разведённых в стороны у объективов, для наблюдения удалённых предметов двумя глазами.
Стереотруба имеет ряд преимуществ перед биноклем, как то возможность наблюдать, находясь в относительной безопасности, и стереоэффект. Чем сильнее разведены объективы, тем больше пластичность, и наблюдаемое изображение становится более рельефным.
[ii] Юнкер, мн. юнкеры — социальный класс дворян — землевладельцев (помещиков) в Германии, прежде всего Пруссии.
