Двое в темной комнате. Один возится с ящиками массивного бюро у дальней стены, позвякивая то ли ключами, то ли отмычками. Свет потайного фонаря, которым он подсвечивает себе, позволяют рассмотреть, что он одет как буржуа средней руки. Темный силуэт второго застыл у окна, укрывшись от посторонних взглядов с улицы за плотной шторой.

Наверное, прежде чем продолжить повествование, следует представить этих двоих, оказавшихся ночью в чужой квартире в центре охваченного революцией Парижа. Старший, одетый как буржуа, Гаспар Дюпон, в прошлом рантье, лавочник, торговец. Это если верить его бумагам. А на самом деле контрабандист, вор, и, пожалуй, убийца. Хотя нет, убивать ему приходилось, он это умел, но убийство все же не являлось его профессией. О его «профессионализме», если можно этот термин отнести к уголовному элементу, говорило то, что Дюпон ни разу за время своей криминальной карьеры не попался в руки стражей закона. Зато в 1870 году в силу обстоятельств попал в ряды французской армии, участвовал в нескольких сражениях, заработав нашивки сержанта. В настоящий момент числился «находящимся на излечении по ранению».

Наблюдатель у окна – Жорж Бомон. Два года до войны Жорж работал на стрелковом полигоне, испытывая митральезы и иные новинки армейского вооружения. В первые дни войны добровольно поступил на службу во французскую армию. В ходе боев Бомон быстро сделал карьеру от сержанта до капитана. Временного сержанта и временного капитана. Кавалер Воинской медали. А вот о том, чем он занимался в своем прошлом, до работы на полигоне и службы в армии, Жорж никогда не рассказывал, ссылаясь на контузию. Некоторые знакомые считали его корсиканцем, который скрываясь от «кровников» или Закона поменял фамилию и укрылся в армии, где был контужен в одном из сражений. Так это или нет, никто с точностью сказать не мог, но слухи такие ходили. Впрочем, как и байки, будто он русский или венгерский князь, что-то не поделивший с императором. Слухов вокруг Бомона вообще ходило огромное множество. В настоящий момент Жорж Бомон числился в розыске сразу и во Франции, и в Германии. Как аферист, мошенник, грабитель банков, террорист, диверсант и вообще, особо опасный преступник, уголовный, военный и политический. Почему так получилось – это отдельный разговор, однако факт остается фактом.

– Патруль, – проговорил Бомон. – Четверо. Стоят. Закурили.

– Национальная гвардия, – пренебрежительно хмыкнул Дюпон, прекратив изучение ящиков. – Это надолго. Пока покурят, поговорят. Где они остановились?

– На углу набережной и улицы Бонапарта.

– Улица Бонапарта, – тихо повторил пожилой, закрывая заслонку фонаря. – Капитан, знаешь, какой сегодня день?

– С вечера было четвертое, значит сегодня пятое мая 1871-го года.

– 5 мая – особый день. Восемьдесят два года с созыва Генеральных штатов в 1789 году и ровно пятьдесят лет со дня смерти Наполеона. Можно сказать, рождение и смерть Великой революции пришлась именно на 5 мая. И вот на улицах вновь патрули национальной гвардии, от дворца Тюильри слышна стрельба и опять в Париже революция. К слову, в доме напротив квартира дочери маршала Даву.

– Тогда почему мы здесь, а не посетили наследницу маршала?

– Во-первых, я, конечно, вор. Да и как солдат моралью не отягощен. Но мой дед Паскаль погиб при Шампобере лейтенантом гвардии Наполеона. А отец, Пьер Дюпон…

– Помню, помню! Служил под началом именно Даву! А еще ты как-то рассказывал, что твой отец был контрабандистом.

– Ну и что? Чем еще заняться в разоренной Франции солдату, привыкшему к риску? Впрочем, не о нем речь. Маршал Даву, не оставил после себя миллионов. «Он никогда ничего не брал лично для себя». Это слова Наполеона, сказанные о маршале на острове Святой Елены. Да и мой отец всегда отзывался о Даву, как о самом честном и бескорыстном человеке, из всех встреченных в его жизни.

– Я понял, понял, – прервал лекцию товарища Бомон. – Идея посетить квартиру дочери маршала была не самая удачная. Но ты сказал «во-первых», значит, есть и «во-вторых».

– Во-вторых, я тебе говорил, что мы навестим квартиру удачливого биржевого спекулянта. Здесь обязательно должно что-то быть припрятано.

– Я как-то по иному представлял себе жилище крупного дельца.

– Это его тайная норка.

– Раз ты просто болтаешь, значит, норка оказалась пустой.

– В бюро всякая мелочь, а сейф и вовсе пуст.

– И что теперь?

– Осмотрим кабинет, а потом всю квартиру, – пояснил Дюпон. – Должен быть тайник.

– А что за мелочь в бюро?

– Так, всякая ерунда, – Дюпон поворошил стопки бумаг, выбранные из ящиков и рассортированные по поверхности бюро. – Несколько векселей и расписок, какие то договора, выписки. Надо разбираться. Но очень похоже, что наш клиент собирался кого-то шантажировать. Кстати, капитан, не хочешь стать оружейным фабрикантом? Тут есть подходящие векселя. И среди них – на Эдуарда де Бомона, оружейного мастера из Маастрихта. Не придется даже менять фамилию! – Гаспар издал приглушенный смешок. – Это если на минутку забыть о том, что Жоржа Бомона ищут ищейки чуть ли не всей Европы.

В ответ Бомон, не оборачиваясь, продекламировал:

– Если за тобой стишки записывать, можно составить целую книжку, – проговорил Дюмон.

– Зачем у поэтов хлеб отбирать, – возразил Бомон. – Стихи и песни и без меня есть и будет кому написать. Ты лучше документики, те, что касательно оружейников, в сторонку отложи. Может, и пригодятся как.

Дюпон только ухмыльнулся на слова товарища, ему была известна любовь Жоржа к оружию.

Послышался удаленный звук пушечного выстрела, а вслед за ним взрыв снаряда.

– Бомбой саданули, – прокомментировал Гаспар. – И зачем? Не вижу смысла стрелять раз в час.

– Зато нам польза: патруль убрался с набережной. Что касается цели обстрела: просто не дают расслабиться, отдохнуть.

– Солдатам плевать на такой обстрел. Сам ведь знаешь. Спят как суслики при любой канонаде.

– Солдаты – это одно. А вот гражданские непривычны. Представь, как это лежать в кровати и ожидать, что вот сейчас в спальню упадет смерть.

– А гражданские тут причем? – удивился Гаспар, даже отвлекшись от сейфа.

Жорж ухмыльнулся:

– Национальная гвардия Парижа – те же гражданские, только с оружием. Парижанам на уровне подкорки вбивают, что бунтовать нехорошо.

– На каком уровне? Что за подкорка?

– Сознание – это мозг. Подкорка – это инстинкты, подсознание.

– Ты-то откуда знаешь?

– Не помню. Где-то читал.

– Не знаю, не помню, – передразнил Гаспар товарища. – Очень удобное объяснение. Но скажу тебе, что нынешний обстрел не сравнится с той бомбардировкой, которой Париж еще недавно подвергли немцы.

– Посмотришь, что будет, когда версальцы пойдут на штурм.

– Чертов карлик!

– Я думаю, верхушка Коммуны, тоже не будет себя сдерживать в разрушениях, чтобы хоть уничтожением дворцов отомстить богачам.

– Значит, мы посетили Париж очень вовремя, – Дюпон продолжил осмотр квартиры, не прерывая разговора. – Так ты хочешь сказать, что Тьер учит парижан не бунтовать?

– Сам же помнишь: во Франции революция каждые пятнадцать-двадцать лет. Вот выбьют пассионариев, и лет сто будет тихо.

– Возбуждающие? Это еще кто такие?

– Скорей, «увлекающие за собой». В общем, выбьют всех рисковых, деятельных людей. Ну пусть не всех. Тех кто рискует ради наживы оставят. Они безвредны. Даже полезны. А остальных приучат к мысли, что бунтовать опасно. И будет спокойней.

– Пока они только озлобляют парижан.

– Мы еще увидим, что будет, когда версальцы пойдут на штурм.

– Да уж… Верю тебе на слово. Как лишать ближних жизни, ты знаток, которых поискать. Мне бы столько способов отъема чужого имущества – в полгода Ротшильдом стал.

– Раз ты знаешь, где живет дочка Даву, то, может, тебе известно и на каком этаже ее квартира?

– А тебе зачем?

– Кажется, не все воры столь же щепетильны, как ты. Или не у всех отцы служили под началом маршала.

– Что там? – Гаспар подошел к окну и, спрятавшись за штору, выглянул на улицу.

– Я заметил отблеск потайного фонаря в зеркале. Видишь, где окно не зашторено.

– Посмотрим, посмотрим… Кстати, дом этот, что напротив, называют отель Трансильвания, – тихо говорил Гаспар, внимательно осматривая окна здания особняка. – Когда-то участок земли, напротив Лувра принадлежал королеве Марго, жене нашего славного короля Анри Четвертого. Потом тут построил дом какой-то сеньор. Но славу дом приобрел благодаря своим жильцам. Здесь в разное время жили маршалы Таллар и Лотрек, князь Трансильвании Ракоци и герцогиня де Грамон. В "Манон Леско" – это опера такая, что б ты знал, неуч – одно из действий происходит именно в этом доме. А теперь тут живут маркиз и маркиза Блоквиль, арендуя…

– Осторожно, ты колыхнул штору.

– Вот черт! Извини! О! Вижу! Мелькнул фонарь. Да уж, это явно не хозяева. Вот сволочи! Я гляжу, набережная Малаке популярна этой ночью. Ладно, люди работают, надо и нам делом заняться. Пока и к нам кто не заглянул на огонек. Ты наблюдай, а я продолжу поиски тайников. Не может быть, чтобы их не было. Богачи просто обожают их делать.

– Можно подумать, только богачи.

– Не только. Это вообще, такая наша людская натура, требующая прятать ценности. У кого они есть, конечно.

– Постой, Гаспар. Я взгляну на этих ночных гостей поближе.

– К чему? У нас ведь есть дело.

– Мне кажется, они нас заметили, и им не понравилось, что за ними наблюдали…

– Даже так? Только, Святой, если можно, без смертоубийства. Как-никак – коллеги. Хе-хе… А главное, патрули у баррикад могут услышать.

Прозвище Святой Петр, позже сократившееся до Святого, Бомон заработал у солдат из-за неизменного «каменного» выражения лица. А так же из-за привычки поминать по всякому случаю цитаты из жития Святого Жоржа-Йорга, которые сам и выдумывал. Да еще из-за случая во время августовских боев, когда он, будучи еще сержантом, сказал запаниковавшим под снарядами подчиненным, доставая револьвер: «Я ваш Святой Петр! И у вас два пути: кто-то пойдет со мной в рай, а кто-то будет хлебать дерьмо в аду!». Поначалу подчиненные, выжившие после памятного боя, звали его кто Святым камнем, кто апостолом Петром, кто Ключарем. Особенно после того, как один из солдат по имени Деруле, в прошлом бывший драматургом, сочинил песенку, где упоминался святой Петр. Но позже за Бомоном осталось только прозвище Святой, как самое короткое. А иногда – Адский Святой, как самое ёмкое.

Гаспар Дюпон не стал продолжать исследование комнаты, а достал из кармана оружие. Привычными движениями он быстро привел небольшой револьвер Лефоше в готовность к стрельбе, сожалея, что взял эту пукалку, а не что-то помощьней. Дюпон очень серьезно отнесся к словам товарища, у которого было удивительное чутье на опасность.

Бомон вернулся только через полчаса, неся саквояж.

– Что там?

– Было двое.

– Было?

– Молодчики были из тех, которых не стоит оставлять за спиной.

– А что с трупами?

– Бросил в подвал. Они сторожа убили. Тело в каморке, я ее запер.

– А что в саквояже?

– Сейчас глянем. Письма старые. Две книги. Тетрадь. Ого! Кажется это дневник твоего маршала.

– Дневник Даву?

– Скорей копия части дневника. Слишком уж чистенький, новенький… Да и почерк аккуратный, разборчивый… Точно копия. Больше ничего.

– Не густо… Говоришь, они кого-то пришили…

– И собирались навестить нас. Уже приготовили оружие.

– И все ради копии дневника, писем и двух книг? Что за книги?

– Некий Марбо. Критические замечания по поводу произведения генерал-лейтенанта Ронья. Тут пометки карандашом. Не могут они принадлежать маршалу?

– Дай глянуть… Действительно. А вторая книга?

– Стефани Жанлис.

– Жанлис? Чушь какая-то! А это что за варварские буквы?

– Жанлис. Театр для пользы юношества. Москва. Университетское издательство у Новикова. 1779 год.

– Москва? Это что на русском? Ты понимаешь русский? – удивился Гаспар. – Впрочем, чего это я? Само собой знаешь. Слушай, а может ты все-таки русский князь инкогнито? Отсюда и твои манеры, и твоя мудреная латынь, и твое дремучее незнание обычных вещей.

– А почему не Гай Юлий Цезарь? – усмехнулся Бомон. – Я и латынь знаю. И польский, и немецкий, и… Но давай к делу, о моем знании языков поговорим потом, в свободное время. И с трофеями разберемся позже. А пока вот держи армейский Лефоше. Презент от англичан. Он получше твоего малыша. И вот тебе золотые часики. Еще один револьвер я возьму себе. А деньги поделим потом.

– Почему ты решил, что это были англичане?

– Они произнесли несколько слов на английском. И у них были английские монеты и банкноты. В купе с французскими.

– Англичане значит, – задумчиво проговорил Дюпон. – Дворец Даву у его вдовы купил один англичанин. Банкир Хоуп. И практически разобрал по камушку в процессе перестройки. Был слух, что он ищет сокровища или бумаги Наполеона. Но никто не верил, потому что Хоуп был почти столь же богат как Ротшильды. Да и за дворец он отвалил семь миллионов. И втрое потратил на перестройку. Какие бумаги или сокровища могут столько стоить?

– Кстати о сокровищах… Может, продолжим осмотр? Как говорится в писании от Йорга: главное в профессии вора, как и в профессии святого, конечно, это вовремя смыться.

– Как ты сказал? Мне бы такой небесный покровитель точно не помешал бы! – рассмеялся Гаспар.

– Время идет.

– Да-да, поспешим…

В этот раз осматривать квартиру кроме Гаспара принялся и Жорж. Впрочем, осмотр он ограничил книжными шкафами, застыв у одного из них.

– Что ты рассматриваешь?

– Книги какие-то странные. Будто вчера из типографии. И стоят одна к одной.

– Ничего странного. Никто их не читал. Это деталь интерьера и не более.

Бомон открыл дверцы шкафа и попробовал достать одну из книг. Но из этого ничего не вышло – книга стояла, как прибитая.

– Гаспар, подойди сюда.

– Чего тебе?

– Смотри: все книги чистенькие, а у одной верх засален.

– Интересно-интересно…

Гаспар стал колдовать у книжного шкафа, но у него тоже ничего не вышло.

– А если так? – предложил Жорж, нажимая на рейку в основании шкафа.

В результате совместных усилий уже через пять минут книжная полка, оказавшаяся дверцей тайника, была побеждена, а за ней обнаружился еще один сейф, верней небольшая ячейка, вмурованная в стену.

Спустя некоторое время Гаспар достал из ячейки небольшой портфель.

– О-ля-ля! Парижские боны! И не так давно визированные. Неплохо, хотя полной цены за них сейчас не дадут. Кредитные боны… А вот и акции. Французские, британские, американские… О! даже немецкие. А это, глянь, похоже на русские, буквы такие же. Векселя, облигации… А биржевик то парень был предусмотрительный: на черный день отложил всяких бумаг понемногу, чтоб уж точно не прогореть. Есть у меня знакомец в Лионе, который нам поможет советом: что из этого продать, что оставить. Но если навскидку, брат, тут капитала… не на один миллион!

– Давай сперва продадим, а потом радоваться будем!

– Слушай, капитан, а как ты думаешь, сколько еще продлится осада.

– Месяц, самое большее полтора. Версальцы уже у самых стен.

– Тогда припрячем портфель в надежном месте. Согласен?

– Надеюсь, надежное место действительно надежное? А то сгорит портфель при штурме за милую душу.

– Сам увидишь! – Гаспар засмеялся. – Там гореть нечему и рушить нечего. День там переждем, поспим, а вечером заглянем в архив Мэрии, как ты хотел. И прощай Париж!

Париж покидали следующей ночью, двигаясь на север от Монмартра, надеясь проскочить к Сене в разрыве между позициями коммунаров, версальцев и пруссаков. В кустах у Сены у приятелей была спрятана небольшая лодка, на которой они и прибыли в осажденный город. С собой они несли только оружие и немного денег. Добычу спрятали в Париже, в тайнике Дюпона, которому действительно, не были страшны ни пожар, ни артиллерийский обстрел. А документы их дожидались вне кольца окружавших Париж войск. Тем более что, попадись они версальцам, пруссакам или коммунарам, какие либо документы вряд ли бы помогли.

Переправившись через Сену и притопив лодку, Жорж и Гаспар направились в сторону Аржантея. Там в укромном месте они должны были подать сигнал сообщнику Гаспара, который помог бы с переправой. Если бы они не успели сегодня до рассвета, то пришлось бы пережидать день и переправляться через Сену следующей ночью. Так было договорено с надежным человеком.

По левую руку от них лежал Коломб, где стояли версальцы. По правую – скрытые в темноте высоты Оржемон и Саннуа, занятые прусаками. А вся местность вокруг несла следы недавних боев между версальцами и коммунарами.

– До войны я каждое воскресенье, когда бывал в Париже, ездил по железной дороге в Аржантей отдохнуть на природе, – останавливаясь, чтобы отдохнуть, проговорил Дюпон. – Новый поезд, удобные сидения, не успеешь посмотреть газету – уже на месте. А теперь топай и топай! Вот черт!

– Если устал – можешь подождать воскресный поезд.

– Шутник!

– Что-то темнеет впереди. Обойдем?

– Там должны быть рельсы. Наверно брошенный вагон.

– Тогда вперед!

– Чертов бугай! Ты даже не запыхался!

– И поменьше разговоров!

– Слушаюсь, месье капитан!

Через пару минут они уперлись в железную громаду.

– Это еще что? – удивился Гаспар.

– Бронированный вагон, – уверенно произнес Бомон. – Я слышал, император бронировал и вооружил орудиями несколько поездов.

– Что-то на фронте их не было видно.

– Не успели. Сейчас вон коммунары ими пользуются. Этот вагон, видно, повредили, они его и бросили.

– Ладно. Двинули дальше. Потом обсудим новинки военной техники.

– Твоя правда. И будь внимательней, как бы не наткнуться на разъезд.

– Прусаки за Сеной. Что им делать на этом берегу?

– И все равно будь внимателен.

На востоке уже начало сереть небо, когда приятели добрались до окрестностей Аржантея.

– Справа должен быть мост, – сказал Гаспар шепотом.

– Ни огонька, – так же тихо заметил, Жорж, осматривая противоположный берег Сены.

– Все жители бежали еще осенью. Кому здесь огонь палить? Да и прусаки недалеко.

– Тихо!

В ночной тишине послышался цокот подков по брусчатке дороги.

– Прусаки? – удивился Дюпон. – Они же за рекой. Здесь же не должно быть их патрулей!

– Тем не менее, на один нас угораздило напороться.

– Может коммунары?

– И это тебе как-то поможет? Да и сколько той конницы у коммунаров. Боши это.

– Вот черт! – ругнулся Гаспар, вытаскивая револьвер. – Давай в лес!

– Это ты называешь лесом? – проворчал Жорж, устремляясь за парижанином, лучше знающим местность.

Неожиданно сухо треснул выстрел, и Дюпон почувствовал удар чудовищной силы в спину.

– Потерпи, Гаспар, я сейчас, – было последнее, что услышал раненый.

Гаспар открыл глаза и обнаружил себя на постели под балдахином, посреди огромной спальни. Напротив, в кресле расположился Жорж Бомон с книгой в руках. Капитан был одет в домашний халат, из-под которого виднелась белоснежная рубашка и светлые брюки.

– Где мы? – прохрипел Гаспар.

– О! Ты пришел в себя! – обрадовался Жорж.

– Где мы? – повторил Дюпон.

– В Виши. Здесь нет бошей, зато есть минеральные источники.

– Как?

– Ну как… Перевязал тебя, а потом погрузил на лошадь и повез на запад. В Пуасси нашел, наконец, доктора, который обработал твою рану. Потом нанял коляску, добрались до Рамбуйе. Затем Орлеан, и вот мы в Виши. Вчера я ездил в Лион, и договорился в госпитале, чтобы тебя оправили в отпуск по болезни. Не хотелось, чтобы в госпитале интересовались, где ты получил рану.

Гаспар осмотрел окружающую обстановку, отметив про себя, что арендовать такие апартаменты стоит недешево. Эту мысль он оформил в единственное слово:

– Дорого!

– Не дороже денег, – Жорж ухмыльнулся и добавил тихим голосом. – Боши, что тебя подстрелили, поделились с нами содержимым своих поясов и кошельков. Не бедные оказались. Можно сказать, наши с тобой коллеги. Только промышляли в пригородах Парижа.

– Ты их убил?

– Убил, и в землю закопал, и надпись написал…

– Какую надпись? – удивился Гаспар, но тут же попросил. – Пить!

– Вот возьми, пей! Как твое самочувствие?

– Бывало и хуже.

– Будем надеяться, что опять выкарабкаешься. О наших делах поговорим потом. Мы не одни. Только запомни, теперь тебя зовут Гастон Дюпре.

– А тебя?

– Меня? Анж, Анж д′Анфер.

– Адский ангел? Не слишком ли?

– Это временно. Позже сменю на что-нибудь скромное, серое, незаметное. Как тебе, например, Джеймс Бонд?

– По мне, так довольно серо. Но это не французское имя.

– Так даже лучше.

– Это ты пользуешься бланками и оттисками, которые мы взяли в мэрии? Рисково. Пропажу обнаружат и начнут искать, где они всплывут.

– Не обнаружат. Мэрия и архив сгорели.

– Как сгорели?

– Сожгли коммунары. Со всеми бумагами и архивами.

– Ты знал? Ты знал об этом заранее? Что сожгут?

– Все потом. Мы еще обо всем поговорим, – Бомон, точней Анж д′Анфер, прошел по комнате и приоткрыл дверь. – Жюли! Жюли! Наш больной очнулся. Позаботься о бульоне для него и отправь кого-то за нашим доктором.