Спать я не мог. Кровь во мне кипела. Я чувствовал, что больше не смогу ни видеть Джеймсона, ни заговорить с ним. Он должен был покинуть Луксор. Это понимали все. Вернуться к себе в Ковентри и больше никогда здесь не появляться.
Я попытался закончить небольшой этюд, который начал набрасывать в своем альбоме, но мои руки дрожали, и я был вынужден отложить карандаш в сторону. Потом взял книгу по египетским иероглифам, но понял, что не могу понять смысл прочитанного. В гостинице было очень тихо. В тот вечер все рано легли спать, общаться никому не хотелось. Никто не ходил. В коридоре, в полсвета, горела лампа. Номер Джеймсона находился рядом с моим. Я слышал, как он вошел, разделся, не переставая о чем-то разговаривать с самим собой. Затем он замолчал. Я завел часы, вынул кошелек из кармана и положил под подушку. Я не мог уснуть. Если я ложился, то никак не мог закрыть глаз. А встав, ничего не мог делать.
Я стал неторопливо раздеваться, когда услышал громкий крик, смесь боли и страха, в соседней комнате. Мгновение спустя раздался стук в дверь. Я открыл, ворвался Джеймсон. Он был в ночной рубашке, выглядел взволнованным и испуганным.
– Извините, старина, – произнес он дрожащим голосом. – Там, в моей комнате, прячется Мустафа. Я уже почти заснул, когда он выскочил и хотел отрезать мне голову вашим ножом.
– Моим ножом?
– Да, тем самым, для обрезки деревьев, который вы ему подарили. Взгляните, он, должно быть, поранил меня. Пойду к врачу, здесь есть один хороший док.
– Куда смотреть?
– Вот здесь, справа.
Джеймсон повернул голову влево, я поднял лампу. Ничего не было видно.
Я сказал ему об этом.
– Не может быть! Говорю вам, я почувствовал, как нож впивается в кожу.
– Ерунда, вам почудилось.
– Почудилось! Я видел Мустафу так же отчетливо, как сейчас вижу вас.
– Это ерунда, Джеймсон, – повторил я. – Бедняга мертв.
– Ну да, – сказал Джеймсон. – Сегодня не первое апреля, но я полагаю, что это розыгрыш. Вы сообщили мне, что он мертв, но теперь я знаю, – это не так. Потому что он заявился в мою комнату с вашим ножом в руке и хотел отрезать мне голову.
– Давайте вместе осмотрим вашу комнату.
– Пожалуйста. Только я не думаю, что он все еще там. Полагаю, он испугался того, что его заметили, и убежал.
Мы с Джеймсоном прошли в его комнату и осмотрелись. Там не было никаких следов присутствия постороннего. Кроме того, здесь совершенно негде было спрятаться, за исключением большого шкафа орехового дерева. Я открыл его и убедился, что он пуст.
Мне удалось убедить Джеймсона, что его никто не разыгрывает и что он в полной безопасности, после чего уложить в постель. Затем я вышел из комнаты. Сна – как не бывало. Я сел за стол и принялся писать письма и разбирать накопившиеся счета.
Была почти полночь, когда в соседней комнате снова раздался крик, и снова, спустя мгновение, ко мне ворвался Джеймсон.
– Этот чертов Мустафа опять забрался ко мне в комнату, – сказал он. – И опять хотел отрезать мне голову.
– Чепуха, – сказал я. – Просто галлюцинация. Вы же сами заперли дверь.
– Клянусь, я сделал это; но пусть меня повесят, если замки в этой дыре хоть на что-нибудь годятся, равно как окна и двери. Он снова каким-то образом проник в комнату, и если бы я не проснулся, воплотил свое намерение жизнь. О, Господи! Как жаль, что у меня нет револьвера.
Я отправился к нему в комнату. Он снова настоял, чтобы я осмотрел его горло.
– Это, конечно, хорошо, что вы ничего не замечаете, – сказал он. – Но вы меня не проведете. Я чувствовал, как нож вонзается в мою трахею, и если бы вовремя не выпрыгнул из кровати…
– Вы заперли дверь, так что никто войти не мог. Взгляните на окно – на стекле нет ни малейшей царапины. Это просто пустая фантазия.
– Вот что я скажу вам, старина, я не стану спать в этой комнате. Если вы уверены, что все это пустые фантазии, давайте поменяемся комнатами. Вы не верите в появление Мустафы? Прекрасно, в таком случае он вам не навредит. Вам самому представится возможность узнать: призрак он, или человек во плоти. Во всяком случае, нож в его руках не был призрачным.
– Я совершенно не понимаю смысла обмена комнатами, – сказал я, – но, пожалуйста. Впрочем, если вы захотите опять вернуться сюда, я готов просидеть здесь до самого утра, пока вы будете спать.
– Договорились, – отвечал Джеймсон. – Но если Мустафа снова появится, гоните его прочь без всякой жалости. Дайте слово.
Я дал слово и снова проводил Джеймсона в его спальню. Этот человек мне совершенно не нравился, но я не мог отказать ему в помощи при данных обстоятельствах. Было совершенно очевидно, что нервы у него на пределе, что он гораздо более взволнован происшедшим, чем хотел это показать, и что его отношение к Мустафе совершенно не соответствовало его словам. Мысль о том, что он стал невольной причиной смерти бедняги, прочно обосновалась в его мозгу, никогда не отличавшемся здравостью суждений, а теперь еще вдобавок расстроенном воображаемыми ужасами.
Письма я отложил на потом, взял Верхний Египет Бедекера, – один из лучших путеводителей, буквально битком набитый полезной информацией, – и переместился в комнату Джеймсона. Здесь я уселся рядом с лампой, спиной к кровати, на которой расположился молодой человек.
– Насколько я понимаю, – сказал Джеймсон, приподнимая голову, – для бренди с содовой уже поздно?
– Конечно; все уже спят.
– Лентяи. Здесь никогда нельзя получить то, что хочешь.
– Постарайтесь уснуть.
Некоторое время он метался на своей кровати из стороны в сторону, после чего либо уснул, либо я настолько погрузился в чтение моего Бедекера, что ничего не слышал, пока часы не пробили двенадцать. С последним ударом я услышал какой-то звук, похожий на фырканье, затем всхлип и сдавленный крик. Я вскочил и оглянулся. Джеймсон соскользнул с кровати.
– Черт подери! – в сердцах воскликнул он. – Вы прекрасно проводите время, разглядывая ваши картуши и прочую ерунду, в то время как Мустафа спокойно, на цыпочках, крадется к моем кровати. Он снова оказался рядом, и если бы я не проснулся, он перерезал бы мне горло. Сегодня я больше спать не лягу!
– Хорошо, можете больше не спать. Но я уверяю вас, что здесь никого не было.
– Прекрасно. Но как вы можете быть в этом уверены? Вы сидели ко мне спиной, а этот дьявол крадется как кошка. Вы не могли слышать его, когда он крался мимо вас.
Спорить с Джеймсоном было бесполезно, и я не стал его разубеждать.
– Я чувствую на своем горле три пореза, в тех местах, где прикасался нож, – сказал он. – А вы ничего не видите? Мне даже трудно говорить.
Таким образом мы просидели остаток ночи. К рассвету он стал более разумным и был склонен признать, что стал жертвой собственной разыгравшейся фантазии.
День прошел, как обычно – Джеймсон выглядел надутым и хмурым. После завтрака он остался сидеть за столом, в то время как дамы поднялись и вышли на прогулку, а мужчины собрались у окна, обсуждая, чем им следует заняться во второй половине дня.
Внезапно Джеймсон, клевавший носом, с проклятьем вскочил и опрокинул стул, на котором сидел.
– Вы что, сговорились против меня? – возопил он. – Вы позволили прийти сюда Мустафе, чтобы он отрезал мне голову?
– Но его здесь не было.
– Чепуха. Вы договорились запугать меня, чтобы я отсюда уехал. Вы меня ненавидите. Вы подговорили Мустафу, чтобы он убил меня. Это уже четвертый раз, когда он пытался перерезать мне горло, и хозяин гостиницы, вне всякого сомнения, заодно с вами. Вам должно быть стыдно, что вы англичане. Я уезжаю в Каир. И подам жалобу.
По всей видимости, от пережитого Джеймсон немного свихнулся. Один из мужчин решил переночевать в его комнате.
Молодой человек был утомлен и очень устал, но, не смотря на то, что глаза его закрывались и не приходилось говорить о ясности мысли, он упорно отказывался прилечь, страшась своего видения. Мужчина, ночевавший в его комнате на вторую ночь, испытал не более проблем, чем было у меня в первую, хотя он часто просыпался, и некоторое время не мог заснуть, с тревогой оглядывая комнату.
На следующую ночь Джеймсону стало совсем худо, так что его нельзя было оставить без присмотра. Еще один постоялец отеля взялся посидеть с ним ночью.
Теперь Джеймсон стал совсем угрюмым. Он ни с кем не разговаривал – только что-то бормотал себе под нос с хмурым видом.
В течение ночи, молодой человек, прихвативший с собой на дежурство пару журналов, засыпал. Когда ушел Джеймсон, он не заметил. Проснувшись незадолго до рассвета, он испытал ужас и угрызения совести, обнаружив, что кресло Джеймсона пусто.
Джеймсона не оказалось на кровати в его комнате. Его принялись искать по всей гостинице – и не нашли.
Его нашли на рассвете, у дверей мечети, с перерезанным горлом.