XXX

Грех самоубийства

Из рассказов Левия С. А.

Патриарх:

– Тихон! А где этот наш режиссер, которому выделили бюджет?

Владыка Тихон:

– Пригласить, Ваше Святейшество? Я мигом дам указание.

Патриарх:

– Зови его. Завтра в десять – в Даниловском, у меня. Ты сам-то, киношник чёртов, не остыл к идее фильма? Нет? А Ираклион? Я ведь просил его музыкальное сопровождение подготовить, ты помнишь?

– Ваше Святейшество, Ираклион умничает много последнее время, и Ваши указания часто пропускает мимо ушей. Его сам папа как музыканта ценит – вот он и задаётся.

– Заладил: папа-папа. Папа в Ватикане у нас. А здесь царь.

– Так все его так зовут.

– Ну а ты не зови. Пользуйся возможностью, доноси ему объективную картину. Пусть он знает, что и у нас тоже сдержки и противовесы. Помнишь фильм «Левиафан?» Кто от нас тогда его курировал, ты или Куркин?

– Да я был против с самого начала. Такую мерзость на экраны пустили!

– А вот ты поучился бы у Куркина. Он поддержал. Я тоже поначалу вскипел, а потом уразумел, что лучше использовать их же силу и инерцию. Как в дзюдо! Как они народ там оклеветали! И нас вместе с народом. Глупцы! Теперь люди сами разберутся, кто с ними в одной лодке, а кто нет. Так вот, учись. Ну всё, давай там.

Даниловский монастырь, утро. Патриарх в окружении иерархов, все в облачениях после литургии. Левия пригласили в алтарь. Его Святейшество, сидя на горнем месте:

– Раб Божий Сергий, подойди ближе, не робей. Отвечай нам, помогло ли тебе Божие благословение справиться с нашим поручением?

– Отч… гм-м, влады… То есть, я болел, Ваше Высочество, то есть Святейшество. Болел, но продвинулся в поиске идеи фильма, – голос Сергея Афанасьевича сначала соскочил на хрип, а в конце засипел, как чайник.

– Куда же ты сам мог продвинуться, чадо? Вот наша паства какова теперь, владыко Тихон! – патриарх повернул голову на полградуса в сторону митрополита. – Пасёт сама себя.

– Я хочу снять фильм о евангелисте Иоанне, – Сергей Афанасьевич справился с голосом. – Его Евангелие самое возвышенное. При том сам он был рыбак на заре своей… Но у него свой взгляд, и осмысление в традиции греческой фило-со…. То есть его путь от рыбака к богослову. Я хочу параллельно показывать двух Иоаннов – молодого апостола, ходившего за Христом, и учёного старца, всю жизнь осмыслявшего происшедшее, в том числе и философским инструментом – да, не без этого. Но вообще-то, по-честному, я думаю, он и не апостол вовсе…

– Ну что же, идея неплохая. Но не скучно ли будет? А сценарий отдай владыке Тихону. Он посмотрит.

– Но я пока… У меня пока нет текста.

– Как нет текста? А бюджет? Да ты, брат ты мой, творец, как все вы, киношники. А финансы любят учёт. Знаешь это? Тихон, что у нас там с учётом-контролем? Распорядись, пусть проверят этого, что там у него с деньгами, с отчётностью. Акты там… расходы…

Патриарх привстал, глаза его, слегка налитые кровью, засверкали ярче алмазов на митре.

– Да, но пока… я. Ваше Святейшество, могу я вас наедине спросить? Это совершенно конфиденциально. Боюсь, никто не должен слышать.

– Хорошо. Владыки, отцы, оставьте нас, – прозвенел голос Святейшего.

Все вышли из алтаря, едва не бегом.

– Ваше Святейшество, я хотел включить в фильм эпизод с самоубийством святейшего патриарха Авксентия и увязать это с откровениями, которые он получал во сне, – Левий уже выдумывал на ходу. Ему было стыдно, но ещё больше – страшно.

– Да ты что-о-о! – заорал Святейший так, что колыхнулась завеса над царскими вратами.

– Авксентия нашли в луже крови в своём туалете. Естественно, сколько рот не затыкай прислуге и охране, слухи наутро разлетелись бы как почтовые голуби по всей Москве. Вам поручили тогда выступить, дали возможность очистить своё же будущее седалище патриарха от грязных домыслов о его самоубийстве. Вы тогда сказали, – спокойно, но почти скороговоркой продолжал Левий, – что «бывают периоды в истории церкви, когда глава церкви немощен и не способен управлять. Но патриарх Авксентий ушёл, оградив нас от этого тяжкого бремени».

– Те, кому надо, всё знают. А ты-то как среди них оказался? – патриарх заговорил неожиданно ровным голосом.

– Вы нашли мудрейшие слова, чтобы представить подвигом то, что церковь считала страшным грехом все две тысячи лет. Даже блаженной назвали такую кончину, – Левий как будто не слышал.

– Следствие установило, что Авксентий упал и ударился виском о край столешницы.

– Вот-вот, такую кончину блаженной-то никак не назовёшь. А вот подвиг… самоубийства, – здесь Сергей Афанасьевич выдержал максимальную паузу, – ради церкви, чтобы освободить её от тяжкого бремени. Это звучит, по крайней мере, неожиданно и интересно.

– Если так, – речь патриарха стала ещё более тихой и совершенно ровной. – Если это так, то почему все считают, что был несчастный случай?

– А это как раз просто. Службы сначала шепнули на ухо Садовскому, по страшному секрету, что это убийство, и пустили общественность по ложному следу. Артист Садовский, хороший человек, но сплетник известный, разнёс эти слухи по всей вселенной. Ведь это такая новость! Но двери покоев были заперты изнутри, кругом охрана – эти очевидные факты выпали из поля зрения во время всеобщей суматохи. После минимального расследования ложь об убийстве стала очевидной для ближайшего круга, источника всех домыслов, и версия самоубийства показалась такой же глупой конспирологией, как и убийство. Таковы законы общественного мнения. Но я не верю в несчастный случай – простите, Ваше Святейшество. Столешницы, знаете ли, все округлые – попробуйте удариться, чтобы залить всё кровью. Скорее череп проломится, гематома там… ну а крови не будет много. Так что какой там несчастный случай?

– Ишь ты, режиссер-криминалист. Неплохо тебя просветили. Или ты сам во всём разобрался?

Левий промолчал, потом улыбнулся и неожиданно подмигнул патриарху.

– А Ваши слова на этом фоне из оправдания самоубийства превратились в не совсем уместное обвинение патриарха Авксентия в слабости. Вам досталась не самая лучшая роль, я Вас понимаю! Ещё и грязные инсинуации о Вашей причастности. Это несправедливо. Цена высока, но зато какой приз!

– Ну хорошо, я вижу, кто бы ни был источником, ты хорошо информирован. Для чего ты рассказывал мне то, что я знаю без тебя?

– Ваше Святейшество, – тон режиссёра стал опять подчёркнуто вежливым с тончайшей ноткой подхалимства. – Вся эта история весьма драматична и, если её показать в нужном ракурсе, будет привлекательна… В наше время самоубийство патриарха уже не бросает тень на всех. Напротив, это пробудит сочувствие к нему в народе и оживит отношения с церковной властью. И Ваша речь на смерть Авксентия неожиданно для всех преобразится из безжалостного триумфа претендента на трон в благородство души друга и соратника почившего. Все увидят, что ценой своей репутации Вы пытались оправдать друга и главу церкви, и всплеснут руками: как это Вы могли терпеть так долго несправедливость? Вас не понимали, а Вы благородно молчали! Но имена и времена можно изменить. Конечно…

– Красиво закрутил – у тебя талант. Но это не пройдёт, сам понимаешь.

– А причиной, толкнувшей Авксентия к такому шагу, – продолжал, словно не замечая реплики патриарха, Левий, – были видения Святейшего…

– Ты знаешь об откровениях, которые были Авксентию? От кого?

– Нет, ни от кого – это уже художественный вымысел. Хотя я что-то припоминаю…

Лицо патриарха неожиданно смягчилось, проступили человеческие черты:

– Это было в две тысячи втором, осенью, перед микроинсультом. Что-то там перемкнуло у него. Авксентий и в Бога-то никогда особо не верил, сомневался, а тут что-то привиделось. Когда его везли, он всё повторял: не может быть, не может быть. Не знаю, что там у него было, но потом он рассказал совсем не то, что увидел.

– Были разговоры о неких… Но я имел ввиду, что Патриарху Авксентию было приоткрыто в видениях, что автор Евангелия от Иоанна вовсе не апостол. И я хотел эту сюжетную линию согласовать с Вами.

– A-а, так. Ну ладно, одобряю в целом. Но это, последнее, про самоубийство Авксентия – погоди пока. Больно уж революционно.

– Ваше Святейшество, так это главное – без этого и сценария-то никакого нет.

– Ну а ты подумай ещё. Дополнительного финансирования не нужно? Справишься?

– Совсем немного, Ваше Святейшество. Если бы ещё столько же, то хватило бы вполне.

– Ну иди, с Богом. Трудись во славу Божию.

Сергей Левий сдал задом в сторону диаконской двери, ещё раз поклонился и вышел.

Патриарх сидел задумавшись.

– Тихон, подойди ко мне.

Митрополит вбежал.

– Попроси Алексея Александровича присмотреть за нашим режиссёром. Кто его кураторы, не партнёры случаем? Или если наши, то кто? Тоже важно узнать. Нахлебаемся мы ещё с ним, ох нахлебаемся.

Левий шёл к метро. Что это было, думал Сергей Афанасьевич? Какого чёрта? Что я там нёс про деньги? Конечно, ловко получилось. Но язык! Мой язык был словно сам по себе и плёл такую чушь! И этот поклон… дурацкий. Тьфу.