Из рассказа С. А.
Сергею Афанасьевичу позвонил бывший староста курса. Собрание выпускников намечалось через неделю, нужно было скинуться. Левий раньше не ходил на собрания курса, но в этот раз приехал друг из Германии. Хотелось повидать его, и он пришёл.
Увидел однокурсников. Как они изменились! Словно он надел очки с дополненной реальностью, и программа состарила их лица лет на двадцать. Легко узнаются, но… Это как страшный сон. Особенно страшно было узнавать девушек.
А тот, кто ушёл молодым, таким и остался в памяти.
Вспомнили Антона Кротова, который после второго курса летом поехал на Камчатку с подругой. Им в лесу встретились медвежата, и девушке захотелось поиграть с ними. А потом выскочила мамаша. Антону пришлось защищать девушку. Медведица разорвала его на куски, девчонка успела убежать.
Для спасения бывает нужна жертва. Вернее, она всегда нужна.
Поговорили о смысле жизни и о судьбе и почему так нелепо погиб товарищ. Женщины всё легко объяснили Божьим промыслом.
Левий ехал в метро, сердце бередили ожившие воспоминания. Он не заметил, как стал вспоминать странный сон с оркестром.
Из дневника С. А.
Вернулся со встречи. Тяжело это…
По дороге размышлял.
Я понимаю: смерть Иисуса была неизбежной. Дух не ограничить законом, как джина в бутылке. Он всё равно вырвется. Иисус, живя по духу, не мог не нарушать букву. И закон исполнился, до йоты, до черты, когда повесили Иисуса на древе.
Что касается Иоанна Богослова… Его идея воплощения полностью исказила наше зрение, и мы перестали понимать, ради чего умер Иисус.
Прочитал за последние дни кучу толкований святых отцов, вытекающих из иоанновского Евангелия. Вся эта экзегетика в меня не лезет. Это всё для философов греческой школы – слишком сложно, длинно, закручено, антиномично. Знания о многих вещах меняются, и это недальновидно – объявлять столь зыбкие вещи догматами!
Иисус якобы соединил в себе божественную и человеческую природы: неслитно и нераздельно. Кто видел эти природы, особенно божественную? И это должно помочь нам спастись? Наша природа преобразится? Это – египетские концепции божественного света, преображений, энергий и обожения через мистерии. Их подхватили неоплатоники, один из них подписался Дионисием Ареопагитом, потом был Максим Исповедник, затем – Палама. Это – из великих, кто писал о преображении. Христианство вернулось к египетской сотериологии, приправленной греческой философией.
Нет, это религиозно-философское болото мне не пройти, сохранив разум и трезвость. Ещё более непостижимо знаменитое «омоусиус», единосущие: один бог, но их три, потому что троица – это единица. Толкование этого термина менялось между двумя соборами, едва не на противоположное – это за пределами моих скромных умственных возможностей. Буду искать другой путь. Не понимаю всё это, наверное, потому что я еврей. Не дано или отнято.
Философия – это старуха, вцепившаяся в свой скарб.
Её ветошь не отстирать от грязи взаимных оскорблений, интриг, политики. А если бы удалось, она старомодна, тяжела, со множеством ненужных кружев. В топку её.
Мне нужна ниточка, за которую только потянуть, как бывает, и тогда всё выпрямится и станет ясным и простым.
Евангелие от Иоанна утверждает однозначно божество Иисуса, а синоптики – его человечество. Это я усвоил – спасибо Маргарите. Но церкви приняли все четыре Евангелия, как единую истину. И вот следствие – антиномия, соединение противоположностей, истина, опровергающая саму себя. Это причина догматических войн и уничтожения оппонентов в течение всей истории. Но эта антиномичность нравится философам и кажется им вершиной, которую только может достичь ум.
Я вовсе не против диалектики, нет. Но чтобы найти корень из минус единицы, нужна духовная составляющая i, мнимая в мире действительных чисел. А здесь вместо i – ядовитая гностическая заноза, которая воткнулась в тело благой вести и отравляла её две тысячи лет. Это жало сатаны и его режиссура. Нужно вытаскивать эту занозу и залечивать рану. А Режиссёра – допросить и гнать вон, а ещё лучше – в озеро огненное его вместе с его философией. Эти его тайна беззакония, мистерия, театр, постановка ведут нас к концу.
Откладываю записи. Сегодня много беготни. Со сценарием я ещё даже не на старте. Когда утверждение? Ещё время есть. Пока лето, все отдыхают. Господи, хоть с летом повезло.
Пишу в кафе.
Христа убили законом и ради закона. Никакое правило, ритуал, предписание не даст спасения. Нельзя спастись процедурой. Как ни старайся, законом и по закону можно только умереть, а не спастись.
Спасает только Отец. Он личность абсолютно свободная, не связанная ни одним предписанием. Спасает Он по любви. И только! Христа убили по закону, а Он спас его по любви. Так я понимаю рыбаков и Павла.
У Иоанна всё наоборот. Как всегда, впрочем… Он оправдывает закон. Когда Христа искали убить, он, якобы, сказал иудеям: Не дал ли вам Моисей закона? И никто из вас не поступает по закону. За что ищете убить меня? По Иоанну так: если бы исполняли закон, то не убили бы Христа.
Какая слепота!
Но Христа убили. И как Иоанн оправдал закон? А так: не было суда синедриона! Всё случилось по промыслу Божьему, это была воля Отца, чтобы Иисус умер на кресте от рук язычников. Они были жертвенным ножом в руке Бога, а убил сына Отец. Это мистерия. Да-а… Напишу как-нибудь об этом. Сейчас времени нет.
Что-то глубокое приоткрывается в этом гностическом Евангелии… Оно словно дышит преисподней.
Вечер.
Уверен, Отец никогда не замысливал смерть сына, как некое таинство, нужное для нашего спасения. Это какое-то въевшееся в нас языческое злое учение, требовавшее человеческих жертв. Это отвратительно для Бога. Совершилась злая воля убийц, свободная злая воля. Так написано рыбаками! Иоанн же был мистиком. Да.
Что было днём:
Трамвай, офис, метро, Щепка, Мосфильм, опять метро. В воздухе – тревога, напряжение, ожидание грозы. Мир напрягся. Мировая элита ходит с козыря, значит, скоро война. А у меня фильм. Я заряжен, из меня сыплются молнии. Так хочется снять стресс.
Домой, домой. Ужин, Маргарита, добрая, тёплая, живая.
Всё прочь. Бокал вина и спать.
У Маргариты в постели стираются все обиды. Какой великий дар женщинам от Бога! Так почти у всех бывает, кроме некоторых, самых стервозных, у которых не бывает оргазма. Вот в чём дело! Эврика! У них происходит перезагрузка во время оргазма – в отличие от мужчин, которые продолжают контролировать ум. Ах, ну конечно, оргазм – это всё то же состояние изменённого сознания, СИЗ кратко. Дошло, наконец, после стольких лет… Это как плавка металла. Там такая температура! С поверхности ума всё погружается в глубину и помнится потом по-другому, лежит в долгосрочной памяти. Оргазм всё расплавляет, а обиды – это примеси в сплаве, их не видно, они растворяются в долгой памяти, как в железе, вместе со всем остальным ломом.
Теория СИЗ прошла сегодня проверку.
Плавка, кроме оргазма, ещё при творчестве бывает, во время открытия, когда кричат: Эврика! И при обучении в детстве – не тогда, когда запоминается, а когда доходит. Этот восторг! После него злость и обиды словно растворяются.
Снова был странный сон.
– Опять ты?
– Да. Это я.
– Ты, наверное, знаешь, что мне нужен отдых, я хочу отвлечься, расслабиться, забыть дневные заботы?
– Да, но я тебе готов помочь с фильмом. Я дам тебе сценарий.
– И что ты за него хочешь?
– Место советчика, друга, собеседника, которое занимает пока образ Того.
– Тебя вообще нет, вернее, ты уже нагло залез ко мне в мой ум.
– Ты сам мне позволил.
– Когда?
– Когда? Ты ещё не понял? Потом поймёшь. А пока позволь спросить, что ты думаешь о Евангелии от Иоанна?
– Зачем тебе?
– Интересно твоё мнение. Оно тебе нравится?
– Поначалу да, понравилось. Когда я первый раз взял Библию, я только его и читал. Прочёл раз двадцать.
– А сейчас?
– Сейчас нет. Если нюхаешь натуральный цветок, его запах будет волновать тебя всегда. И с каждым годом сильнее. Запахи копятся и хранятся в сердце, соединяются с настроением. Когда вдыхаешь его через годы или десятилетия, вспоминаешь всё: и погоду, и слова, и лица – всё, что связано с этим запахом. Он будит воспоминания, печалит или радует. А искусственный запах, поначалу сильный и неотличимый от натурального, очень скоро обнаруживает свои искусственные компоненты. Он через время становится неприятен, а затем отвратителен. Так жизнь отличается от придуманного сюжета. Но некоторые гении рождали настоящее, живое, на что можно смотреть бесконечно. Таков Пушкин. Но он пророк! Ему серафим дал жало мудрое змеи и угль, пылающий огнём, вместо сердца. И сам Творец был с ним, когда он писал. А у Иоанна я вижу искусственную конструкцию, придуманную для спора с рыбаками. Иоанн не видит глубины у рыбаков, а видит её в мистериях и александрийском богословии. Я это чувствую.
– Ты режиссер, у тебя неплохое чутьё. Это я тебе сам как Режиссер говорю. А ещё я сценарист и писатель в одном лице, знаешь ли. И с большим опытом. И соавтор одного из… Впрочем, об этом рано… Как думаешь, я реально существую или ты разговариваешь сам с собой?
– Есть ощущение реальности, но ведь всё это во сне. А сон – это состояние изменённого сознания, сдвижка точки сборки. Так у Кастанеды? Не ты, случайно, был его духом – «союзником»? Может, мне, как советовал дон Хуан, схватить тебя и держать, пока ты не отдашь свою силу?
– Ха-ха. Ты что, маг? Магия – это игра, в которую я играю не со всеми.
– Ну тогда докажи просто, что ты реален и твои предложения реальны.
– Просыпайся, ты сам всё увидишь.
Передо мной появился серебряный колокольчик: динь-день-динь.
Я проснулся, и тут же зазвенел будильник. Маргарита потянулась:
– Зайчик, вставай. Опять плохо спал? Вспотел весь.
Маргарита была ласковой, расслабленной, глаза блестели, словно в них закапали раствор глицерина.
– Нет, Марочка, всё хорошо, милая. Просто я дома посижу, почитаю, подумаю. Мир пусть бежит. Пусть катится это чёртово колесо дня и ночи, мелькают спицы часов. Хочу слезть с этой безумной колесницы. А вечерком мы со Страховым посидим. Давно его не было. Ты за?
– Я не против. Только чтоб на ногах.
– Ты золото.
– Ой, у тебя рука… Дай-ка пощупать. Она опять беленькая и гладенькая, мягенькая.
– Да. Ух ты, пальцы чувствую, они как новые. Сжи-ма-ют-ся. Ха!
– Царица небесная! Я вчера молебен заказала… Чудо! Ты понимаешь, что это чудо? Господи. Сколько я отстояла: и святителю Николаю, Косме и Дамиану. А вчера перед Иверской – и вот. Ну, теперь-то хоть поверишь?
– Да, во что-то поверю, пожалуй, – я был потрясён. – Х-м… Сам всё увидишь?..
– Ты о чем, зайчик? Ну вот. Всё, звоню Людочке. Нужно батюшку обрадовать. Он за тебя, безбожника такого, утром частичку вынимал. И вот! Да-да, алло, алло. Людочка. Ты слышишь? Да, да. У нас тут чудо. Да, с Сергунчиком. Царица небесная! На глазах, всё на глазах. Она, владычица, всё она, родимая. Батюшка благословил вчера к Иверской. Отец Александр. Так, сейчас восемь? Он служит. И всё прямо на глазах. Я бегом к нему… Да. Ты будешь? Ну всё, там…
Маргарита оделась наспех и убежала. Я сидел в кресле, вращал рукой, сжимал пальцы, всматриваясь в совершенно белую кожу и прислушиваясь к внутреннему ощущению. Наконец осознание происшедшего пробилось из сердца в ум, и я не удержался: потекли слезы. Меня переполнила благодарность к Богу. И одновременно чувство вины: благо совершает Отец, а дети приписывают добро, кому захотят, и потом благодарят придуманных благодетелей. Вот и сейчас: Маргарита – царицу небесную и её иконы, ая – то ли демона, то ли своё второе я.