II

Его воробейшество

Из дневника С. А.

Хожу взад-вперёд перед входом в монастырь. Зубы стучат. Вспомнился культовый сериал «Игра престолов» с так и неразгаданным до конца церковным иерархом Его Воробейшеством. Был ли он искренним бессребреником, готовым умереть за веру, или циничным интриганом и властолюбцем? Ответа нет, потому что результат был бы одинаковым в обоих случаях. Публика к такому не привыкла, ей хочется ясности. Но историческая суть теократии и власти папы была передана гениально точно и кратко. Хорошая работа.

За такие… Столько денег! С такими деньжищами можно и чёрта представить ангелом и заставить его петь Ave Maria. В голове закрутилась рифма на мотив из старого советского мультика про бременских музыкантов:

 

– Воробей, не робей,

Дай мне денюшку скорей.

– Эй, где стража? Готовь пушку.

Если видишь вора, бей.

Взять его на мушку.

 

Нужно быть осторожней. Его Воробейшества устроены одинаково – узрят во мне своим прозорливым оком растратчика и еретика и прибьют, моргнуть не успеешь.

11.30.

– Ваше Святейшество, благословите. Ваше Святейшество, разрешите представить Вам восходящую звезду российского кинематографа Сергея Арта…моновича Левого.

– Левий, Сергей Афанасьевич, Ваше Святейшество.

– Да-да, Бог благословит.

– Я хотел сиро…

– Постишься? Вот тебе шоколадка от меня, чёрный плиточный шоколад, не скоромный. Постись, детка, постись – это и телу, и душе вспомоществование. Как молодёжь? Постится? Ну, хорошо, хорошо. Да, вот фильм сняли наши братья. Они заблудшие, а фильм хороший, заряжает очень. Фильм Гибсона «Страсти Христовы» смотрел? Нет? А зря! Посмотри. Без духа всё приходит в спокойствие, затухает. Нам нужен новый взгляд, свежий, нам огонь нужен. Нужно молодёжь встрепенуть, обратить их взор к небу, от гаджетов оторвать их нужно. Берёшься?

– Да-а я-я, как-то…

– Ну вот и молодец. Бог благословит.

Прошла неделя. Я и Маргарита дома. Маргарита собралась на работу, я ещё в постели:

– Мне приснился странный сон.

Куда делся телефон?

Маргарита:

– Он у тебя под подушкой

кудахчет, как несушка.

Держи, тебе смс-ка из Сбера.

Кота накормит баба Вера.

Ухожу, не забудь, цветы полей.

Я:

– Хм, здесь, кажется, пара лишних нулей.

В тот же день вечером, после работы. Маргарита занята на кухне, я в домашних тапочках и халате:

– У нас Библия в доме есть?

– Господи! Ты услышал меня! Прозрел, зайчик мой прозрел.

– Да нет же, прости, Марочка. Мне Библия – для работы. О, какая габаритная, – я даже крякнул, принимая от жены тяжёлую, красиво изданную Библию в кожаном перелёте и серебряном окладе. – Спасибо. С такой толстухой мне бы только сладить, мы с ней что-то обязательно родим.

– Там ничего нового для тебя – Тора и книги ваших пророков, и Новый завет в конце. С первой частью ты же с детства знаком? От бабушки. Не притворяйся, что у тебя намечается увлечение прекрасной незнакомкой.

– Да это были детские бабушкины сказки, я и не помню их все. А здесь такой объём.

– Да? А сколько с ней, с этой, как ты сказал, толстухой ты вечеров в постели провёл? Забыл? И, кстати, предпочитал её мне, а потом объявил себя агностиком и задвинул куда-то. Ты хочешь и со мной теперь так?

Маргарита надула губки.

– Прости, Марочка, нет времени. Я пойду, полистаю.

– Ладно, тогда читай с конца. Туда ты никогда не дочитывал. Но не допоздна.

Маргарита колыхнула формами и поплыла в спальню.

Глава 3

Спор о любви

Материалы сценария.

Карандашом надписано:

Эпизод 1. Спор о любви. Синоптики (Матфей, Марк, Лука) против Иоанна.

А я говорю вам: любите врагов ваших. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? (Матфей).

Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за любящих (φίλων) вас [друзей своих – синод.] (Иоанн).

Площадь Капернаума. Несколько пожилых евреев стоят возле лавок с товарами и беседуют. В отдалении, у рыбацких лодок на берегу озера шумит толпа.

– Слышал, Еремия? В городе только и говорят о назорее. Один исцелённый, Захаром назвался, якобы был прокажённым. Он из Кесарии.

– И что с ним?

– Да он здоровый, только в лохмотьях. Иисус его едва коснулся…

– Так нельзя же, он нечистый, – Еремия был совсем стар, но едва не подпрыгнул. – Где закон? Где закон?

– Ну что ты руками машешь? Как гусь… А если он сразу очистился? Тогда что? Иисус коснулся ещё прокажённого или уже чистого? А-а?

– Это к учителям, это не к нам. У книжников спрашивай…

Еремия только рукой махнул и дальше молчал. Остальные продолжали судачить:

– Да что вы комаров отцеживаете? Захар сам его умолял: если любишь, говорит, имеешь силу меня очистить. А любовь выше всех правил – так назорей учит.

В этом месте С. А. поставил пометку карандашом: (в синод. Εαν Οέλης – переведено с греческого, как «если хочешь», а не «если любишь»),

– Любовь, любовь… Как будто любовь даст силу. Да и как любить всякого встречного да поперечного. Кто он Иисусу? Чудо Бог сотворил! Захотел и сотворил, и всё!

– Бог! Но за любовь Иисуса и по вере этого несчастного.

– Да просто дар у назорея – исцелять, вот и всё. При чём тут любовь? И вера?

– Целителей у нас много, и от горячки лечат, и от иной какой хвори…

Говорили все почти одновременно, так что и разобрать было нельзя, кто что сказал.

– Да, лекарей много. Но чтобы от проказы исцеляли – я такое только от стариков слышал, да в синагоге из закона о том читали.

– А деньги берёт?

– Нет! Он проповедник. Или пророк. Но учение у него странное.

Видно было, что эти слова всех заинтересовали. Группа сразу окружила говорившего, которого звали Саввой.

– И что за учение? Опять против римлян?

Савва приосанился. Он явно был склонен поговорить о серьёзных вещах:

– Вот раввины говорят, что нужно любить своих, ближних – то есть родственников, друзей, и вообще всех, кто верит в единого Бога… э-э, всех евреев, то есть, братьев наших, – подвёл черту Савва.

– Так мы… как большая семья. От отца Авраама ещё. Так и есть, что не так?

Савва дал рукой знак помолчать и продолжил:

– Нас как узнают среди эллинов и персов и даже египтян? По тому узнают, что имеем любовь меж собой. Где ни находимся, еврей еврею помогает. Да у нас высшее благо душу положить за друга. Мне мой ребе Рашаба так и говорил: «.Нет больше той любви, Савва, как если кто положит душу свою за друзей своих». А Иисус знаешь, чему учит?

– Чему?

– А что ближний – это любой, кто рядом и кому сейчас нужна помощь. Хоть враг Бога, хоть Израиля, самарянин любой. Любите, говорит, врагов, а не только друзей. Любить тех, кто вас любит, легко, говорит. Таким путём все идут, и язычники. А дорога в царство Божье узкая, нужно быть праведнее фарисеев. Вот его учение. Умереть за такого ближнего, это как? Неужто я пойду умирать за самарянина? – Савва стоял, приосанившись и торжественно уперев руки в поясницу.

– Я больше тебе скажу. Я и за тёщу не пойду умирать, хотя она истинная еврейка. Но она мне не друг, а враг. За благодетеля моего, Иуду из Магдалы, я бы пошёл на смерть. Он меня от кабалы выручил, век ему буду благодарен.

В этом месте надписано карандашом:

Эпизод 2. Грешники. Про Христа говорили, что он ест с мытарями и грешниками (Марк). По Иоанну этого нет.

Как показать грешника, если делать кино? У него что же, на лбу написано? Мытарей вот все знали в лицо, а как отличали грешников?

Если он виновен в чём-нибудь из сих и исповедается, в чём он согрешил, то пусть принесёт Господу за грех свой, которым он согрешил, жертву повинности из мелкого скота, овцу или козу, за грех, и очистит его священник от греха его (Левит).

В сторону моря через площадь прошло ещё несколько человек. Один из беседующих, Анания, бодрого вида старик, махнул рукой в сторону проходящих:

– Вот скажите мне вы, убелённые сединой. Этот Иосия, сколько его помню, ни разу не ходил в Иерусалим на праздник. Что, у него нет грехов? Так он хоть одну жертву за грех принёс за последние семь лет? Нет. Он грешник. Грешник закоренелый. И таких сколько? Да половина у нас здесь. Так они все там на берегу: и мытари, и блудницы, и грешники. А некоторые и одежды эллинские не стыдятся носить, чтоб уж точно все знали, что они грешники.

– Ты прав, Анания. И как же назорей может с ними хлеб преломлять?

– Как? Так он говорит, что они впереди фарисеев идут в царство Божие. Что это? Воистину, мне его не понять.

– Ага, трудно, да-а… Вот сказано же: если согрешил, принеси жертву. Да хоть голубей. И тогда все видят, что Бог простил тебя. Ещё согрешишь, так ещё пойди, принеси жертву. А Иисус что? Говорит – жертвы бесполезны. Что пользы, если все теперь тебя считают цадиком, а ты внутри не переменился и не отрёкся греха? А если покаялся, ну-у… там, примирился с братом, то можешь принести жертву. Ну и как я теперь буду отличать добропорядочного иудея? Никак.

Еремия опять возбудился и замахал руками:

– И где закон? Где за-ко-он!?

– А он сам-то жертву принесёт, когда окончит обет?

– Так ему, поди ж ты, не из чего за жертву заплатить. Нищий он. Таких много. Если только кто за него принесёт, тогда острижётся.

Надпись карандашом.

Эпизод 3. Сын человеческий. В синоптических Евангелиях Иисус называл себя сыном человеческим и ни разу не назвал сам себя Сыном Божиим, а у Иоанна постоянно. В чём разница?

Далее зачёркнут целый абзац.

От толпы возле моря отделились две фигуры и направились к дому Симона. Один из беседующих показал на идущих:

– Кажется, Симон с братом. Иисус их сам избрал и ещё нескольких. Они не из тех, кто пришли исцеляться – идейные они, ходят за назореем, слушают его, учителем зовут.

– Ну да, эти двое и ещё сыновья Зеведея. По слову его пошли за ним, когда никто не знал, что он исцеляет. Сейчас-то вон сколько народу вокруг него. Но они после чудес пришли.

На берегу раздались крики, и видно было, как толпа расступилась, образовав круг.

– Пойдём ближе, посмотрим.

Беседующие подошли ближе. В центре на земле лежал приличного вида человек лет сорока. На бороде и в углах рта виднелась пена, глаза двигались из стороны в сторону. Анания спросил:

– Кто это?

– Тувия из Магдалы.

– А что это с ним?

Собеседник повернулся к Анании:

– А тебе зачем?

– Я живу здесь. Имя моё Анания. А ты кто?

– Я Калев.

– Скажи, Калев, что с ним случилось?

Калев вышел из круга и встал ближе к подошедшим.

– Я знаю этого Тувию. Он еврей, но друг эллинам. Они в новолуние едят грибы и скачут на горе.

– На горе?

– Да, перед идолами – танцуют, в транс впадают, беснуются. Всякие там ритуалы у них, ножами колются, как в древности. И ещё считают себя пророками, как Иезавель. Она у них в почете – на небе как будто теперь она, в небесных обителях.

– А зачем он к назарею пришёл?

– Они ждут мессию, но думают, что он родится от Всевышнего и девы, как якобы их Ваал или там Гермес какой-нибудь. Духом сойдёт с неба и воплотится.

Анания затряс головой, явно начиная злиться:

– Ничего не понимаю. Объясни толком, при чём здесь мессия.

– Так Тувия и те, кто с ним, считают Иисуса сыном бога. Он подошел к назорею, словно бы в трансе, и говорит ему: «Знаю, кто ты, сын Бога Всевышнего».

– А тот что?

– А назорей ему: «Выйди из него вон». Тувия тут же и упал с пеной и затрясся. А теперь вот лежит, как мёртвый.

– Подожди, Калев. Запутал ты меня. Сам назорей себя кем считает?

– Откуда мне знать то? Но он им отвечает всегда: «Я сын человеческий».

– И где он сейчас?

– Да в лодке он, у берега. Слышишь, проповедует? Ему здесь и встать негде, задавят.

Подойти ближе к назорею было невозможно. Толпа, многие в лохмотьях, стар и млад, стояли плотным кольцом вокруг невидимого проповедника. Постояв ещё немного, Анания, Еремия и те, кто с ними, пошли по домам, обсуждая виденное.