Компиляция из дневниковых записей и воспоминаний С. А.
«Всё, что я расскажу, началась несколько лет назад после звонка друга, моего однокурсника. Не обращайте внимания на стиль – у нас привычка, ещё с учёбы в МГУ, говорить иногда в рифму. Это помогало от похмелья лучше, чем огуречный рассол. Ну и веселее как-то. Так и прицепилась привычка в нашем круге, но теперь уже выветрилась. И это хорошо.
– Привет, Сергей. Ты мне очень нужен.
– Ни свет ни заря – поднимайте якоря. Я готов.
– Будь другом, встретимся у меня, завтра в 10. Помнишь адрес?»
Выйдя на балкон весенним утром следующего дня и вдохнув не успевший согреться холодный ночной воздух, Сергей Афанасьевич посмотрел вдаль и начал рефлекторно перебирать рифму:
Укрылось утро за кромкой леса,
Бельё тумана
С плеч великана
Мороз развесил
На стрелах крана.
Бельё…
– Марочка, моя рубашка ещё мокрая?!
Сергей Афанасьевич вспомнил, что договорился с Петром о встрече.
– Да успеешь ты, успеешь… Да, пожалуй, мокровата. Ну, одень свитер, как обычно. Велика важность. Ты же к Петюне собрался? Поцелуй его за меня… – Маргарита весело подмигнула.
– Петюне? Петюне?!.. Ах ты… Ах ты… ведьма… Заигрываешь с моими друзьями?
– Ревнуешь? Накажи! Зайчик ты мой пушистый, – Маргарита схватила мужа за плечи недалеко от шеи и затрясла, как обычно играют с кошками. Она любила котов, но после смерти Барсика котёнка не взяли из-за аллергии мужа.
– Наказать? Ты хочешь увидеть моё мужское звериное начало? Нет уж. Жди от меня… эпиграммы, что ли. Они ведь прилипают и не забываются. Сама себе будешь потом напевать. Помнишь, Настю из агитбригады ведьмой прозвали? И ведь прилипло к ней: Настя-ведьмочка. Она блудливая была, эта Настенька, и любила в основном студентиков-арабов, негритят. Наших не баловала. Так вот, эта песенка о ней была – я её тогда сочинил. Сейчас, сейчас, как же там…
Сергей Афанасьевич помурлыкал, помурлыкал и пропел:
Возвращаясь поутру
В маленькую конуру,
Ведьма часто приносила
Сувениры из могилы:
Череп, кости, башмаки,
Иногда часы, браслеты,
Дорогие сигареты,
А однажды притащила
Иностранца из Манилы.
Ночью, бедный, так кряхтел,
что сбежали все соседи,
Даже чёрт не утерпел.
И теперь она одна
Сидит томно у окна.
– Это не про меня. Я другая.
– Все вы похожи. Ладно, отложу свою месть – но ты трепещи. Нет ничего больнее слова.
Сергей Афанасьевич полностью доверял Маргарите, а показной ревностью поддерживал её своеобразную игру. Она же постоянно проверяла на нём свою женскую привлекательность.
– А может, ну его? Не идти никуда… А, Марочка?
– Иногда великие дела начинаются с похода в уборную. Брось монетку. Пусть выпадет решка.
Выйдя из метро, Сергей Афанасьевич направился к огромному серому зданию, напоминающему скалу и запомнившемуся ему ещё с детства своей мрачной сосредоточенностью. Дверь едва поддалась.
– Мне на второй. То есть в 205-й.
– Ваша фамилия? Так, Ваш паспорт. Вот пропуск – не забудьте поставить время выхода.
Специфический министерский запах въелся в стены.
– К Петру Афанасьевичу можно?
– Присядьте. Одну минуту, я узнаю… Да, проходите.
– О-о, сколько лет? Да ты прям атлет!
– Это всё лыжи. Да зимы уже нет.
– Ну, давай к делу. Меня, так сказать, не по профилю привлекли: разговор зашёл… там, – показывает пальцем на потолок. – В общем, вспомнили, что я по молодёжи был когда-то. Нужен креативный, очень талантливый и модный в их среде – вроде тебя. Хотя… мы не молоды уже. Время летит, да… Короче, лови момент.
– Да я готов. О чём снимать?
– Про бога.
– Вообще? Или про какого-то конкретно?
– Ну ясно – про Христа. Завтра в Переделкино на подворье в 11.30. Не забудь «Отче наш» прочитать на ночь. Его Святейшество благословит на важное дело и даст все цэ-у.
– Постой, постой, э-та, по-стой… Я же… некрещёный, я агностик, ё-маё, – Сергей Афанасьевич от неожиданности смутился и залепетал, как уличный мальчишка.
– Сергей, не ёрзай на стуле, если уже сел. Всё решено и назад хода нет. Святейшему ангелы уже нашептали в уши. Все подписались, тебе мелочь осталась – всё снять, продумать там… ну, ты знаешь. Это твоё.
– Погоди, Афанасич. Ты что, не знаешь? Я же…эта. Как сказать? Из жидов мы. Еврей то есть я.
– Да ладно, не кривляйся. Ты же наш. Сергей Арт… Как ты? Артемьевич или Артамонович?
– Афанасьевич. Батя у меня – Афанасий Борисович, как у тебя. А дед – Борис Моисеевич. В те времена… Сам знаешь…
– Ну даёшь! Я думал, ты наш. Ишь, как спрятался! Ну, не важно. Теперь будешь крещёным – после благословения Его Святейшества, так сказать. От преизбытка этой, то есть – благодати. Стяжаешь, так сказать. Короче, друг мой. Я тебя жду там, перед въездом. Не опаздывай – чревато. Мне пора. Всё, пока, пока.
Материалы для сценария.
В верхнем левом углу листка пометки карандашом:
Эпизод 1. Крещение назорея. Почему Иоанн отказывался крестить Иисуса. Библия, Книга Чисел: Во все дни назорейства своего свят он Господу.
Действующие лица:
Ефрем, торговец шерстью из Вифании близ Иерусалима;
Наум, его собеседник, житель Иерусалима;
Толпа на берегу Иордана;
Иоанн Креститель и назорей.
Место пустынное, до ближайшего селения два дня пути. Толпа приготовилась к крещению и ждет указаний от Иоанна. Двое уже оделись и стоят в сторонке, сохнут, наблюдая за происходящим. Их имена: Наум и Ефрем. Подходит назорей с длинными волосами и нестриженой бородой, становится рядом с народом. Иоанн подзывает его.
– Ефрем, глянь-ка, назорей пришёл. Ты его знаешь?
– Нет.
– Иоанн с ним разговаривает.
– Угу.
– Кажется, назорей просит его крестить. Вот так да-а!
– А что такого?
– Назорей свят по закону. Как же он может креститься в покаяние? Это он должен крестить! Назорей перед Богом как первосвященник. Так книжники говорят.
– Как это?
Наум посмотрел на собеседника с удивлением:
– Да так. Обет назорейства – это обет не пить вина и… ну ещё там… не стричься. Но главное… В общем, фарисеи говорят – это священство, только добровольное. Давай посмотрим, чем всё закончится.
– Смотри-ка, да они спорят.
Иоанн отказывается его крестить, а назорей явно не хочет уходить.
Ефрем цокает языком:
– А ты прав, брат Наум. Иоанн не может принять покаяние от того, кто свят.
Наконец спор окончен, и Иоанн, к удивлению собеседников, допускает назорея. Толпа входит в Иордан. Назорей тоже вошёл.
– Смотри, Ефрем, а Иоанн таки крестит его. Не пойму, в чём безгрешный кается? Он таки назорей или нет?
– Ух ты, смотри-ка, смотри. Видишь голубя – над ним порхает. Сел на него. Это Божий знак!
– Ага, у тебя повсюду знаки. Ты и жену по знаку выбрал, и что?
– Толпа выходит из воды. Ты видишь назорея?
– Нет, он… он где-то затерялся. Пойдём ближе, посмотрим.
Подходят. Наум обращается к крещёным:
– Шалом. Вы не видели, куда назорей исчез?
Из толпы:
– Нет. Кажется, он ушёл сразу.
Эпизод 2. Иисус в Капернауме. Иисуса называли «святый Божий», зная, что он назорей.
Через восемь недель в синагоге Капернаума. Посреди синагоги, рядом с возвышением лежит человек, над ним склонился старейшина и ещё двое. В двух-трех шагах от них стоит некто с небритой головой, явно назорей. Человек десять сбились в толпу возле выхода и обсуждают происшедшее, но почти шёпотом. Остальные уже вышли. Говорили в основном Иосиф, державший рыбную лавку, его зять Левий и Иуда из Вифсаиды, привозивший рыбу свежего улова. Он обычно оставался в ночь на субботу на ночлег в Капернауме, в доме у сестры.
Левий говорит возбуждённо и скороговоркой, обращаясь к Иосифу:
– Нет, ты видел? Дядя Авдей подошёл к нему, чтобы обличить, и тут же упал с пеной.
Иосиф отвечает ему медленно, словно подмороженная рыба. Открывает рот и выдыхает почти беззвучно слова:
– Тише ты. Да, я рядом с ними стоял. Авдей слушал его, слушал, а потом и говорит: «Знаю, кто ты! Назорей, святой у Бога? Так зачем же пришёл сюда к нам? Мучить своими речами? Всё, что ты говоришь, никто не в силах исполнить. А мы соблюдаем закон и угождаем Богу». И пошёл на него. А назорей ничего и не делал особенного, только сказал: «Замолчи и выйди из него».
– А ты понял, о чём это он проповедовал? – Иуда тоже говорил шёпотом, поглядывая на назорея. – Кажется, про царство благоденствия, что оно грядёт. Сказал: «Не заботьтесь о дне завтрашнем, делитесь тем, что имеете, любите даже врагов». Чего дядя Авдей к нему прицепился?
– А, видать, заело его. Вишь, мучил его назорей новым учением. Авдей же закон соблюдал – у-ух, – Иосиф взмахнул рукой и ухнул, словно птица сорвалась с ветки. – И себя чуть не цадиком считал. А тут-делитесь!
Назорей вышел, и толпа оживилась. Кто-то из стоящих рядом с Иосифом подал голос:
– Это бес из Авдея вышел. Видели пену? Меня как холодом окатило!
Все живо включились в обсуждение:
– Какой ещё бес?
– Все одно, что боги, что бесы. Для эллинов это все боги, они им кадят и называют по именам.
– Кто этот Авдей, разве он язычник? Разве язычники в синагогу ходят?
– Ты, смотрю, новенький здесь. Из Иудеи? У вас там нет таких? А здесь многие поклоняются богам тайно или когда ездят по торговле к эллинам в Тир или Сидон. Заходят в храмы, кто к Аполлону, кто к Астарте, кто ещё к кому. Приносят дары, выпрашивают успеха. Род неверный.
– И что? Авдей из таких?
Никто не ответил.
Наконец все вышли и стали расходиться. Иосиф с Левием и Иуда остались возле синагоги снаружи. Иосиф кивнул в сторону назорея:
– Говорит, царство Божие приблизилось. Покайтесь и веруйте в эту благую весть. То же, что и Иоанн проповедовал.
– А я вот не вижу его, царство это. Назорея крестил Иоанн, говорят. От кого крестился, от того и научился, значит, и последует за ним. Начинают всегда с проповеди, а потом – бунт и тюрьма.
– Иоанн не бунтовщик был. Но его уже взяли, сидит в Махе ро не.
– Все говорят, что Иоанн – пророк. А ведь казнят его, как Иуду из Гамалы! Да?
– Да. И за Иудой тогда много народу пошло. Он Израиль объявил царством Бога. Так римляне не стерпели такого царя, который на небе и не кесарем назначен.
Трое увлеклись разговором и не видели, как поодаль, где стоял теперь назорей, собрались любопытствующие. Иуда опять спросил про учение:
– Иосиф, так назорей в каком смысле учит, что царство Бога приблизилось? Это как Иуда из Гамлы проповедовал?
– Да нет, кажется. Назорей говорит, что царство внутри нас.
– Странно как-то… Как же оно приблизилось? Что внутри, у меня всегда с собой, кроме того, что… входит и выходит. Гы-ы.
– Пророки всегда говорили про новый завет и что Бог напишет закон в сердце, а не на каменных скрижалях. Я так понимаю, что царство – это там, где законы царя действуют и исполняются. Если внутри себя исполняешь закон, а не снаружи, для притворства, то царство уже внутри.
– Хочешь сказать, жить по совести? Это как-то смутно всё… – Левий почесал затылок.
– Скажи, Левий, ты всегда знаешь, как поступить по закону? Или спрашиваешь у фарисея, чтоб растолковал, что в законе написано?
– Бывает.
– Вот, то-то. А будет просто – внутрь посмотрел, а тебе ответ: поступай так-то и так. Как это сбудется, и будем так жить – вот тебе и царство Божие. Тогда оно и внутри, и снаружи будет. Если все так будут жить. А пока только приблизилось. И то не для всех. Я так разумею.
– Толково. У него услышал?
– Понятно – от него. Не от рыбы же в лавке.
Из синагоги давно все вышли, кроме Авдея и старейшины. Наконец Авдей пришёл в себя и появился в дверях, оглядываясь по сторонам и щурясь от солнца. Подошёл к назорею и протянул руку. Они говорили.
Иуда прервал молчание:
– Смотри, а Авдей-то присмирел. На пользу ему пошло. А то чуть что, так он первый в драку. И горластый был очень, глаза навыкате.
Назорей в сопровождении Симона и ещё нескольких рыбаков пошёл по главной улице.
Левий – вниз по дороге. Пройдя немного, обернулся к Иуде и Иосифу:
– Пойдём за ним. Видите, они в дом Симона пошли. У Симона там тёща, который день в горячке, если не померла.
Назорей с Симоном, Андреем и ещё человек пять вошли в дом.
– Ага, шумят. Тёща, кажется, встала. Никак, он чудотворец – даром, что ли, обет принял? А я до него назореев-то не видал. Он откуда и как его зовут? Иуда, что молчишь?
– Зовут Иисусом. Сам, по слухам, из Назарета. Мать у него там и братья, а отец умер. Иосифом звали. У меня родственница из тех мест.
– И что там?
– Да я и расспросить-то не успел. Говорит, ничего особенного, обычный плотник. Только он ещё обет назорейства принял. А ещё недавно ходил в Иудею на Иордан, к Иоанну, крестился от него. Вот только вернулся, и из Назарета – сразу в Капернаум. Здесь у него теперь несколько учеников: братья Зеведеевы и Симон с Андреем.
Постепенно народ расходился. Назорей остался в доме Симона.
Иуда отправился к сестре, Иосиф с Левием пошли домой. По дороге зашли в лавку, посмотреть, всё ли в порядке. Придя домой, услышали, как женщины громко и быстро что-то говорят, явно не слушая друг друга. Громче всех был голос Сары, жены Левия. Когда мужчины вошли, все мигом смолкли, как по команде. И после паузы Сара затараторила стой же громкостью и скоростью, обращаясь к мужу и свекру одновременно, не разделяя речь на смысловые отрезки:
– Я была у соседки. Вы слышали, что у нас творится? Появился назорей, родственник рыбаков с Базарной. Он исцелил у них тёщу. Из Авдея бес вышел. Я с Заной собираюсь к ним после захода солнца. Они никак маленького не зачнут. У меня суставы ломит. Гила с нами идёт, у неё…
Иосиф и Левий, одновременно:
– Да замолчи ты!
Сара замолчала.
Левий, спокойно:
– Ладно, иди, потом расскажешь.