Пощёчина от святого Павла

Один из старейших насельников монастыря святого Павла, иеромонах Павел (в миру Ксенофонт Дзама́риас), постепенно перестал спускаться в храм на богослужение и сидел в келии. Игумен, видя, что всё чаще и чаще его нет на службе, однажды велел пономарям зажечь выносные свечи, облачился в чёрную мантию, взял игуменский жезл и в сопровождении пономарей со свечами пошёл в братский корпус к келии иеромонаха Павла. Постучав в его келию, пономари сказали отцу Павлу:

– Подымайся, тебя зовёт старец! Мы пришли, чтобы проводить тебя на службу. Пришли со свечами, чтобы оказать тебе честь, потому что без свечей и почестей ты на службу не приходишь.

Пристыженный отец Павел спустился на службу. Однако через какое-то время он вновь перестал ходить на богослужение. И вот однажды, когда он спал во время службы, перед ним явился преподобный Павел, основатель монастыря, и спросил:

– Спишь, брат? Может, на службу пойдёшь?

Подумав, что это кто-то из братии, отец Павел огрызнулся. В ответ святой дал ему пощёчину и тут же стал невидим.

Прельщённый автобиограф

На Катунаках жил один монах, который изображал из себя делателя трезвения. Он говорил, что его духовник – отец Варфоломей, однако ходил к нему крайне редко. Тогда Лавра отправила к нему иеромонаха Каллистрата, который сказал: «Или наладь свои отношения с духовником, или уходи из нашего скита». Так этот монах был принуждён пойти к духовнику, однако, по всей видимости, доброго послушания ему не оказывал. В старости его забрали в братство иеромонаха Матфея в скиту святой Анны, где за ним ухаживали. У него была скоплена какая-то сумма денег, и он отдал их отцу Матфею вместе со своим сочинением и связал клятвой после его кончины издать эту книгу. Это была его автобиография, повествовавшая о его великих подвигах, о «вкушении токмо кабачков единых, и ничесоже кроме них, год за годом, десять лет», о «видениях чудных и восхищениях до третияго небесе, аще в теле, аще кроме тела…». Подписано сочинение было так: «Смирения ради моего не дерзаю рукою моею многогрешною вывести имя мое истинное, егоже весть Бог. Посему подпишуся сице: Феогност ».

Иеромонах Матфей понял, что брат находится в прелести, и советовал ему поисповедоваться, однако монах отказывался, говоря: «В ин час грядет, емуже подобает исповедь мою послушати».

После кончины этого брата отец Матфей спросил у одного духовного человека, что делать с этой книгой, и тот посоветовал выбросить книгу в море, а на оставленные деньги издать какую-нибудь душеполезную книгу в поминовение души усопшего. Так после его кончины братство отца Матфея напечатало службу преподобному Никодиму Святогорцу.

К таким печальным результатам приводит жизнь по собственной воле. Брат действительно «вкушал токмо кабачки едины», но при этом с утра до вечера ругался со своим соседом и имел такое великое мнение о самом себе, что оно привело его в прелесть.

Старец, забывший мир

В каливе Успения Пресвятой Богородицы в Малом скиту святой Анны отец Герасим Песнописец застал древнего монаха отца Гавриила, который достиг такой меры забвения мира, что забыл, что такое женщины. Это стало известно, когда после одной из Божественных Литургий в разговоре кто-то упомянул слово «женщина». Старец Гавриил спросил:

– А кто такие женщины?

– Да ладно, отец Гавриил, ты что, не знаешь, кто такие женщины?

– Не знаю, – ответил старец, – а откуда мне знать?

– Ну хорошо, а кто такая Матерь Божия?

– Матерь Божия – это Матерь Божия, – ответил старец.

– Ну хорошо, а тебя самого кто родил?

– Меня родила моя мама.

– Ну вот, а кем была твоя мама?

– Моя мама, – твёрдо ответил старец, – была моя мама.

Услышав это, отцы изумились простоте и совершенному странничеству старца.

Старец Гавриил был добродетельным монахом. Однажды отец Герасим застал его читающим «Размышления»блаженного Августина. Всё лицо старца было залито слезами. Когда отец Герасим спросил отца Гавриила, почему он плачет, тот ответил, что плачет о своих грехах.

Уклонение от почестей

Рассказ одного старца: «Я пришёл на Святую Гору, чтобы стать монахом, в 1950 году. Первые три года старцы не разрешали мне никуда ходить, потому что у меня не росла ещё борода. Они сами ходили на всенощное бдение, а я в это время сидел в келии и молился по чёткам. Когда я вместе с ними был в келии и у входа звонил вдруг колокольчик, старцы говорили мне уходить в дальнюю комнату, чтобы я не смутил никого своим безбородым лицом. Когда они в первый раз взяли меня на бдение, я подумал, что отверзлись небеса – такую необыкновенную радость я испытывал. Потом, слава Богу, я стал монахом, и мой старец начал настаивать, чтобы меня рукоположили в священники. Я этого не хотел, боялся тяжести и ответственности этого служения. Однажды я вошёл в келию моего старца и увидел, что он плачет. Ему было около 80 лет, и он рыдал, как маленький. Я спросил, почему он плачет, и в ответ услышал:

– Неблагодарный! Ты столько лет живёшь здесь, и я хочу, чтобы ты стал священником, а ты отказываешься! Столько лет до сего дня я служил вам как иерей, а сейчас состарился и больше не могу служить…

Я задумался, мне стало больно за старца, жалко его, и я сказал, что бремя священства мне кажется тяжёлым, однако я не хочу его расстраивать, поэтому уступаю и принимаю его благословение. Мы пошли в Великую Лавру, положили поклон игумену, Духовному собору, и так я был рукоположен во диакона и затем – в иеромонаха.

После этого мой старец захотел сделать меня духовником, но я ему ответил:

– Старче мой, хватит с меня бремени священства. Духовником я становиться не хочу.

– Что ж, – вздохнул старец, – буду ночью молиться по чёткам, а утром дам тебе ответ.

Утром он сказал мне:

– Ты правильно решил, что не хочешь становиться духовником, – это великая ответственность. Оставайся-ка ты простым иеромонахом».