Во Владивостоке, сразу после ухода четвёрки крейсеров под флагом Небогатова, начали готовиться к «визиту» эскадры Того. То, что командующий Соединённым флотом Японии непременно предпримет против главной и, по сути, единственной базы русского флота решительные действия, не ограничится вялой перестрелкой на сверхдальних дистанциях, понимали все офицеры «Владивостокской эскадры»…

Единственное, что удерживало Того от броска к Владивостоку, – боязнь подставить свои броненосцы под удар из под воды у неприятельских берегов. Такая «подлодкобоязнь» японского адмирала, не вступившего в эскадренный бой 30 мая и ретировавшегося из залива Петра Великого, после демонстративно «нырнувших» в направлении вражеской колонны «Ската», «Сома» и «Дельфина» необычайно воодушевила подводников. Отчаянные лейтенанты даже придумали «охоту на живца», когда «Алмаз» выходит якобы «в одиночку» в рейд, но завидев сильнейшего противника, (а крейсер Чагина был заведомо слабее любого японского) начинает убегать в направлении засады из двух подводных лодок. Бирилёв к такой «игре в войну» отнёсся резко отрицательно, но сейчас он лежал в госпитале, врачи о перспективах выздоровления вице-адмирала говорили туманно и пессимистично. Бухвостов же идею одобрил и «Дельфин», «Касатка», «Алмаз» вышли в море.

При «захромавшем» «Олеге», самым востребованным крейсером во Владивостоке оказалась «Аврора» – скорость хода в 18–19 узлов была куда как важнее лишних четырёх шестидюймовок. Получив в напарники «Жемчуг», Егорьев большую часть времени после прорыва эскадры проводил в море, ведя разведку. После подтверждения информации о передислокации японских броненосцев в Гензан у командования Владивостокской крепости случился приступ паники, – так испугались генералы вражеского десанта и «второго Порт-Артура». Моряки же напротив, готовились к сражению с хорошим, боевым настроем.

Тройка из «Александра», «Суворова» и «Орла» за месяц с момента прихода в Золотой Рог провела две учебные стрельбы средним и малым калибром, мастерство комендоров и выучка расчётов на броненосцах заметно выросли. В части же противоминной артиллерии ждали только Небогатова, чтобы адмирал «продавил» вопрос по увеличению калибра орудий предназначенных к уничтожению вражеских миноносцев, до трёх-четырёх дюймов и дал приказ к чёртовой матери поснимать бесполезные 47-миллиметровые «пукалки». Сам Бухвостов не решался на такое вопиющее «фрондёрство», а командующему флотом, вице-адмиралу на месте виднее. Вряд ли бюрократы из Петербурга будут противодействовать Небогатову. Хотя и вставал вопрос, чем заменить «мелочёвку» – трёхдюймовых морских орудий не хватало катастрофически, даже поставить по второму на миноносцы, чего настоятельно требовали Керн и Коломейцев получилось лишь после того как серьёзно «поскребли по сусекам».

Не уходящие далеко от залива Петра Великого броненосцы изрядно подразгрузились, заметно «подвыскочив» из воды и наконец-то «явив миру» броневой пояс. Пятнадцать узлов и даже чуть больше держали уверенно, маневрировали с каждым выходом всё более чётко и слаженно, команды, получив награды за поход и прорыв, рвались в бой.

15 июня 1905 года четвёртый «российский мушкетёр» (так прозвали владивостокские обыватели выстроенные по французским лекалам «бородинцы») присоединился к товарищам. После спешного ремонта машин на «Бородино» на испытаниях выдали 14,25 узлов, а вот на пятнадцати, как и раньше начинались проблемы. Бухвостов на собрании командиров броненосного отряда заявил, что куда важнее сейчас поставить в боевую линию «Бородино», чем бояться отставания корабля Серебренникова, тем более драться придётся фактически на «пороге дома», где у противника не будет возможности маневрировать как заблагорассудится.

Однако, командующий Соединённым флотом отправив в Лаперузов пролив на усиление Камимуры семь больших миноносцев и «Асама», «Якумо», «Акицусима», «Сума» пока «обживался» в Гензане, большое внимание уделяя охране рейда и разрабатывая способы защиты от атак русских подводных лодок. Японские крейсера не уходили от базы более чем на 50–70 миль. Дальнюю разведку производили перегруженные углем миноносцы, частенько на своём пути встречавшие русских «коллег» сопровождаемых то «Авророй», то «Жемчугом» или «Алмазом». В таких случаях японцы начинали отход, русские их не преследовали, опасаясь угодить в подготовленную коварными азиатами засаду.

Когда стало ясно, что «Россия» и «Громобой» на Сахалин не пошли, а повернули на юг, Того приказал «Асаме» и «Якумо» передислоцироваться в Цусимский пролив. Ловить русские крейсера в океане бессмысленно, а перекрыть им путь в главную базу, принудить к интернированию вполне реально.

Вспомогательные крейсера и старые тихоходные миноносцы адмирал заранее «списывал» как расходный материал, их задачей было обнаружить рейдеры Небогатова, даже ценой своей гибели и перед неминуемым утоплением успеть оповестить командование.

Соответственно и команды были укомплектованы молодёжью, так, находящиеся в Сангарском проливе старые миноноски, под командование приняли даже не получившие первый офицерский чин курсанты, – авансом, на вырост. В Цусимском проливе в минной флотилии кадры были поопытнее, но половину экипажей составляли новички…

Однако Брусилов свой отряд в узости Цусимы более не повёл, решив дожидаться комфлота как можно дальше от броненосных крейсеров неприятеля и начал «прочёсывать» воды Восточно-Китайского моря в треугольнике Шанхай – Квельпарт – Кагосима.

Крейсера шли экономическим ходом, без надрыва машин, скорее распугивали везущих военные грузы «купцов», но даже такая неспешная «прогулка» позволила за три дня запризовать четыре парохода. Три из них (два японских и немецкий были утоплены, а очередной захваченный английский угольщик Брусилов повёл в точку рандеву с адмиралом. Каперанг справедливо полагал, что подгрузиться перед прорывом не помешает. 20 июня «Изумруд» отослали в Шанхай, якобы для пополнения запасов воды и угля, но на самом деле главной задачей «камушка» была разведка. В консульстве офицеры «Изумруда» должны получить наисвежайшие сведения от агентуры по перемещению японского флота. Причём Ферзен имел категорический приказ самому на берег не сходить, в случае появления японских крейсеров сниматься с якоря, оставив офицеров, выступающих в роли курьеров, на попечение дипломатов.

Лилье и Брусилов в рывок японцев к Шанхаю не верили, но, тем не менее на десяти узлах следовали за «Изумрудом», мало ли что.

«Рион» конвоировал трофей, постепенно превращаясь в «тюрьму народов», благо захваченные пароходы перед утоплением были основательно «обобраны» и проблем с провизией не ожидалось. Японские капитаны, допрошенные порознь, рассказывали примерно одно и то же. Адмиралом Небогатовым пугали не только детей, но и чиновников префектур, находящихся в удобных для десантирования «бородатых казаков» местах. О русском десанте на Хоккайдо моряки говорили как о практически свершившимся факте, приводя в пример своих знакомых с самого северного из большой четвёрки Японских островов, которых несмотря на почтенный возраст или болезни призывали на службу в батальоны территориальной обороны.

В полдень 22 июня радиостанция «Громобоя» приняла сигнал «Урала» – Небогатов спешил соединиться с крейсерами Брусилова. Выскочивший на отряд через пару часов «Изумруд» доставил новости: как секретные депеши, адресованные лично командующему, которые решено было не вскрывать, тем более расшифровать их было некому, а также ошеломившие всех известия о сражении броненосных эскадр в заливе Петра Великого и бое крейсеров у пролива Лаперуза. На этом фоне даже новости о начале активных боевых действий русской армии в Маньчжурии интереса у военных моряков не вызвали.

По сообщениям японской стороны, красочно перепетым колониальными английскими и китайскими газетёнками, доблестный адмирал Того, выйдя из Гензана с четырьмя броненосцами и «Ниссин» с «Кассугой», тяжело повредил, а возможно и утопил крейсер «Аврора», находившийся в дальнем дозоре.

Последовавший затем бой русских и японских броненосцев закончился тяжёлыми повреждениями «Осляби», «Бородино» и «Суворова», вынужденных покинуть линию. Только береговые батареи и минные банки спасли остатки русского флота от утопления…

У пролива Лаперуза крейсера Камимуры обнаружили и уничтожили броненосец «Николай» и крейсер «Владимир Мономах». Японский флот потерь не имел, а сухопутная армия отбила все атаки русских варваров, нанеся наступающим батальонам Линевича огромный урон.

Информация, пришедшая из Владивостока в шанхайское консульство по линии военно-морской разведки была скудна и хотя противоречила победным реляциям японцев, но как-то не особо убедительно…

Согласно этим данным 17 июня состоялся бой броненосцев в заливе Петра Великого. После часовой артиллерийской дуэли японцы отвернули. Наблюдатели зафиксировали попадания в «Микаса», «Асахи» и «Фудзи». На «Асахи» разгорелся сильный пожар и наблюдался взрыв в кормовой башне главного калибра. О судьбе «Авроры» и бое «Мономаха» и «Николая» с броненосными крейсерами эскадры Камимуры в донесении ничего не сообщалось.

– Что думаете, Владимир Александрович, – вопросил Брусилов командира «России», спешно прибывшего на флагманский крейсер. Тут же находился и Ферзен, так что импровизированный Военный Совет отдельного отряда крейсеров Тихоокеанского флота можно было считать вполне легитимным.

– Я не склонен доверять чрезмерно оптимистичным заявлениям японцев, – Лилье тщательно «взвешивал» каждое слово, – они уже доказали как умеют хранить сведения о своих потерях, вспомните о подрыве на минах двух броненосцев под Порт-Артуром, как упрямо молчали узкоглазые об их гибели. А вот то, что «Ушаков» сумел проскочить Татарским проливом и пройти во Владивосток – это очень интересно. Причём, заметьте, господа – про «Ушакова» японские газетчики ни слова, ни полслова не напечатали!

– У них не слова, а иероглифы, – мрачно заметил Ферзен.

– Да ладно вам, Василий Николаевич, – Брусилов встал и «по небогатовски», прошёлся по салону, – я так понимаю, «Бородино» участвовал в бою, значит, успел Серебренников машины подлатать. Это как раз понятно. Но как умудрился повреждения получить «Ослябя»? Неужели Бухвостов поставил еле ползающий корабль Бэра в линию? Чёрт бы побрал наших умников и флотских и дипломатов, – сиди теперь и гадай, что произошло, как нам поступать в связи с изменившейся обстановкой, да и насколько она изменилась – вопрос вопросов!

– Полно, Лев Алексеевич, не переживайте так, – Лилье взялся за подстаканник с уже остывшим чаем, – завтра, даст Бог, доберётся до нас Николай Иванович, ему и карты в руки. Тем более есть сообщения, адресованные ему лично, возможно там более подробно всё изложено.

– Да, – согласился с коллегой Брусилов, – у командующего свой шифр, известный только шифровальщику в штабе флота и шифровальщику, который находится постоянно с Небогатовым. Намудрил тут Свенторжецкий с секретностью, намудрил. Хотя, может быть так и надо. Что ж, дождёмся нашего адмирала. Василий Николаевич, прошу вас выдвинуться навстречу Николай Ивановичу. Мы же не знаем, какие корабли идут с командующим, дополнительный крейсер на заключительном отрезке пути не помешает…

– Шифровки для Николая Ивановича забрать?

– Разумеется, забирайте. Расшифровка депеш займёт изрядно времени и чем скорее командующий с ними ознакомится, тем лучше. В нашем положении каждый час может оказаться на вес золота.

Небогатов, перебравшись на «Светлану» присматривался к старшему офицеру крейсера кавторангу Зурову. Отправку «Риона» и «Урала» в «бессрочное рейдерство» в Восточно-Китайское море, с редкими заходами в нейтральные порты, вице-адмирал предлагал ещё Бирилёву. Теперь, став полноправным хозяином Тихоокеанского флота, Николай Иванович только утвердился в правильности своего решения – вспомогательным крейсерам с огромной автономностью нечего отстаиваться в Золотом Роге, их задача внести хаос в перевозки военных грузов в Японию. А при обнаружении боевыми кораблями Соединённого флота – уходить в океан. Но и командиры рейдеров должны быть боевыми, под стать Семёнову, светлая голова которого очень нужна в штабе Тихоокеанского флота. Значит срочно, «на ходу», ищем замену Владимиру Ивановичу…

Дотошный и педантичный Зуров произвёл на командующего хорошее впечатление. Адмирал решил, что именно старший офицер «Светланы» при встрече с отрядом Брусилова заменит на мостике «Урала» Семёнова, уже готовившегося передать командование и перейти на «Громобой», став на время рейда флаг-капитаном отряда крейсеров.

Когда за сотню миль до точки рандеву на «Урале» обнаружили дымы по курсу, а затем и первыми опознали спешащий навстречу отряду «Изумруд», Шеин начал распекать сигнальщиков, «позорящих» крейсер первого ранга, и вчистую проигрывающих в профессионализме экипажу крейсера вспомогательного. Заметив адмирала, каперанг мгновенно замолчал.

– Не ругайте ребят, Сергей Павлович, – заступился за «сигнальцов» Небогатов, – «Урал» за последние два месяца в каких только переделках не побывал, одно слово – разведчик. А вам выпало при эскадре состоять. Дело это скучное, неблагодарное, но нужное. Вот и «замылился» немного глаз у ваших орлов…

– Совершенно с вами согласен, Ваше Превосходительство, – Шеин упорно «держал субординацию», титулуя Небогатова и к месту и не к месту, – Семёнов преизрядно выдрессировал своих архаровцев.

– Владимира Ивановича я забираю на «Громобой», «Урал» же во Владивосток не пойдёт, останется на пару с «Рионом» в крейсерстве. Как думаете, Сергей Павлович, кого поставить на «Урал»?

– Зурова решили, – догадался Шеин, – соглашусь, верный выбор Ваше Превосходительство, Алексей Александрович знающий моряк и станет отменным командиром. Жаль, конечно, с ним расставаться, но когда перспективному офицеру расти по службе как не на войне?

– Тогда вам и карты в руки, поговорите предварительно со своим старшим офицером, чтоб новость сию он услышал от командира, и пускай Зуров ко мне в каюту подойдёт, скажем, через полчасика, – Небогатов с мичманской ловкостью «скатился» с мостика, оставив Шеина в несколько «растрёпанном» состоянии…

За два «небогатовских» месяца командирам «камешков» пришлось не один и не два раза «перескакивать», несмотря на штормовую погоду на флагманский корабль, доставляя начальству портфели с секретными документами. И Левицкий и Ферзен вдосталь поматерили хлопотную долю разведчиков-курьеров. Но уж такова плата за счастье стоять на мостике «Жемчуга» и «Изумруда» – скоростных красавцев, гордости флота, потому и ругались кавторанги беззлобно, больше рисуясь перед командами. Ведь это так романтично – на виду у сбавившей ход эскадры подлететь на вёслах к адмиральскому кораблю и вручить командующему «важные бумаги»…

Вот и сейчас, привычно загрузившись в шлюпку, Ферзен ругнулся «в пространство», прижимая левой рукой к груди портфель. Василия Николаевича пожирал червяк любопытства – ведь совершенно понятно, что сведения, которые получит Небогатов о бое в заливе Петра Великого гораздо подробнее и точнее тех «крох», ставших известными Брусилову по дипломатическим каналам. Подозрительный Свенторжецкий «рыцарям моста Певческого» не верил абсолютно, потому нашёл толкового прапорщика из призванных на службу университетских математиков, и приставил к Небогатову как личного шифровальщика, клятвенно пообещав сухопутному шпаку, возжаждавшему морской романтики, погоны мичмана.

Адмирал ждал командира «Изумруда» в салоне, тут же находился и вышеупомянутый «мокрый прапор».

Спокойно выслушав не по уставу эмоциональный доклад Ферзена, командующий забрал предназначенный ему пакет.

– Благодарю за службу, Василий Николаевич, возвращайтесь на «Изумруд», до точки рандеву пойдёте с нами, – Небогатов повернулся к шифровальщику, передал ему стопку листов с непонятными значками и цифрами, – Михаил, начинайте работать прямо здесь, сейчас. Я провожу господина капитана второго ранга и вернусь.

Вице-адмирала совершенно не интересовал «боевой счёт» отряда Брусилова, количество утопленных судов и номенклатура грузов, не пришедших в Японию. Небогатов просил Ферзена рассказать – какое впечатление произвели на командиров крейсеров известия о поражениях русского флота.

– Что ж, Владимир Александрович и Лев Алексеевич грамотные офицеры и совершенно правильно делают, что не доверяют победным реляциям японских источников, – адмирал хмыкнул, – я допускаю, что Камимура мог утопить «Мономах» и «Николая», но чтобы Того за час раскатал Бухвостова и где – в заливе Петра Великого?! Ни за что не поверю. Полагаю, что эти газеты адресованы нам, чтобы испугались возвращаться, задумались об интернировании. Ладно, Василий Николаевич, вам на «Изумруд», а мне ждать расшифровку рапорта Бухвостова, завтра на «Громобое» проведём Военный Совет…

23 июня в полдень внушительная русская крейсерская эскадра дрейфовала в сотне миль южнее Квельпарта, «Урал» и «Рион» ушли в дозор, на мостике «Урала» стоял новый командир – капитан второго ранга Алексей Александрович Зуров. Небогатов со своим «походным штабом» перебрался на «Громобой», туда же «перескочил» и кавторанг Семёнов, тепло и сердечно попрощавшийся с экипажем «Урала».

Пока вспомогательные крейсера оберегали эскадру от излишнего внимания, «Светлана», «Изумруд» и госпитальный «Орёл» вели угольную погрузку с «жертвенного англичанина». На «России» и «Громобое» нужды в угольном аврале не было, и Военный Совет на флагмане проходил в спокойной обстановке.

– Господа офицеры, – начал адмирал, – как вы уже осведомлены, отряд броненосцев Бухвостова имел столкновение с эскадрой адмирала Того под Владивостоком. У японцев в сражении приняли участие «Микаса», «Асахи», «Сикисима», «Фудзи», «Ниссин», «Кассуга». С нашей стороны – «Александр», «Суворов», «Орёл», «Бородино», при поддержке «Осляби» и «Ушакова». «Аврора», днём ранее встретившаяся с вражеской эскадрой, преградившей ей путь во Владивосток, ушла на норд-ост, прикрывшись дымовой завесой, попаданий в крейсер не было, что подтверждает «Грозный», выходивший с «Авророй» в рейд. Миноносец на всех парах ушёл во Владивосток и предупредил о приближении Того. Вероятно сейчас Егорьев спокойно вернулся на базу.

– Ваше Превосходительство, – Брусилов, совсем как первый ученик в классе, поднял руку, – «Бородино» и «Ослябя» снова в строю?

– Не спешите, Лев Алексеевич, всё что знаю – расскажу, – Небогатов неодобрительно посмотрел на своего любимца, – а знаю я, увы, далеко не все подробности случившегося, только самое основное. Прибудем во Владивосток, вот там разберёмся и в мелочах.

– Продолжаю, «Бородино» действительно починился, «Ослябя» нет, поэтому Бэр и Миклуха действовали отдельно от «бородинцев», нацеливаясь против «Ниссин» и «Кассуга».

Бухвостов сообщил, что первоначально неприятель демонстрировал намерение сблизиться на пистолетный выстрел, пошёл строем фронта на нашу колонну, маневрировавшую как и в майской стычке между островами Аскольд и Стенина. Против подводных лодок, точно также как и 30 мая, погрузившихся в виду неприятеля, японцы выпустили шесть миноносцев с увеличенным количеством артиллерии, скорее всего, без минных аппаратов и те начали выписывать «восьмёрки». Очевидно, так Того пытался сорвать удар из под воды. По миноносцам с «бородинцев» был открыт огонь средним калибром, один утоплен, два серьёзно повреждены. Вероятно, дестройеры заранее списывались в неизбежные потери. Бухвостов посчитал, что Того пойдёт ва-банк, на размен, но японцы легли на параллельный курс и навязали артиллерийский бой главных сил на сорока – сорока пяти кабельтовых. Ограничения в маневре сказались на скорости колонн – всего десять узлов. Того явно опасался минных банок и удара подлодок, часто менял курс, но стрелял заметно точнее: «Александр» получил семь «двенадцатидюймовых приветов», «Суворов» – три, «Орёл» – пять, «Бородино» – семь. Каждый «бородинец» кроме того «словил» по 10–15 попаданий средним калибром. «Ослябе» десятидюймовый подарок с «Кассуга» снёс трубу, больше попаданий в «Ослябю» не было, но японцы видимо из-за этого снаряда и дыма, записали броненосец Бэра в потенциальные утопленники. Бухвостов обращает внимание – японские снаряды сплошь фугасного действия, броню не пробивают, однако вызывают страшные пожары, горит даже то, что гореть не должно. Я доверяю Николаю Михайловичу, а он подчеркнул, что после ликвидации пожаров четыре броненосца были готовы продолжать бой и поход – скорость не упала, артиллерия, за исключением выбитых двух шестидюймовок на «Александре» и одной на «Бородино», находилась в исправности.

– Николай Иванович, – Брусилов, снова тянувший руку, получил наконец одобрение адмирала и задал интересующий всех вопрос, – но почему Того отвернул, если его комендоры нащупали дистанцию?

– Наши тоже не зевали. Бухвостов сообщил о трёх точно зафиксированных попаданиях главным калибром в «Микасу», пять бронебойных заколотили в «Асахи», по разу отмечались попадания двенадцатидюймовых в «Сикисиму» и «Фудзи». А вот «Ниссин» и «Кассуга» похоже, остались целыми. Впрочем, как и «Ушаков». Из рапорта следует, что наши снаряды разрывались гораздо чаще, чем при отстреле на полигоне, данные получены после опроса командиров и артиллерийских офицеров «бородинцев». Если действительно так, все офицеры и матросы, занятые на переснаряжении боекомплекта, будут представлены к наградам.

– Далее, на пятьдесят пятой минуте боя, если считать с момента открытия огня главным калибром, «Суворов» удачно «влепил» своему оппоненту в линии – «Асахи», у японца рванула кормовая башня, думали – броненосец взорвётся, уже «Ура» кричали. В эти же минуты «Скат» исхитрился и выпустил с десяти кабельтовых мину по «Микаса» и хоть та затонула на полпути, однако ж этого хватило для выхода японцев из боя. Бухвостов не организовал преследование так как был уверен в гораздо большей избитости «бородинцев», очень уж сильные пожары разгорались на «Бородино» и «Суворове», да и «Александр» здорово полыхал – доберись огонь до погребов…

Потому первоначально о погоне за Того не думали, когда же справились с пожарами, враг ушёл слишком далеко. Николай Михайлович признаёт ошибкой оставление на броненосцах шлюпок, которые в сражении у своей базы явно лишние, и послужили пищей для огня, а также отмечает необходимость усиления противоосколочного бронирования. Боевые рубки «бородинцев» просто «собиратели осколков».

– Каковы потери на эскадре, Николай Иванович? – задал вопрос Лилье.

– В рапорте сообщается о пяти погибших офицерах, также убитыми потеряли восемь унтер-офицеров, пятьдесят два матроса. Ранены 23 офицера и 117 нижних чинов.

– Однако, – протянул Лахматов, – однако. А что с «Мономахом» и «Николаем»?

– Нет в рапорте Бухвостова ничего про бой у Сахалина. Ничего нет, – Небогатов помедлил и продолжил, – я давал указание Смирнову и Попову во второй половине дня, ближе к сумеркам, пошуметь у Лаперуза, вытянуть на себя броненосные крейсера Камимуры, но едва только завидят дымы – уходить в океан. Вряд ли японцы бросились бы за ними, оставив пролив без прикрытия. Хотя всё возможно…

– Наверняка такая активность Того как-то связана с наступлением нашей армии, – Семёнов отложил газеты, – сами посудите, господа 15 июня Линевич начинает артподготовку, корпуса приходят в движение и тут Того устремляется к Владивостоку. Держу пари – получил адмирал накачку из Главного штаба, а то и от самого императора.

– Оставим политику и сухопутные дела дипломатам и генералам, Владимир Иванович, – Небогатов был явно не в духе, – нам бы в своём околотке под фонарём не поскользнуться. Если Того посчитает по итогам боя в заливе Петра Великого, что серьёзно повредил русские броненосцы, да перекинет хотя бы «Сикисиму» в Цусимский пролив, в помощь Катаоке, то дела наши – швах! Тем более там уже «Асама» крутится. Трудно будет прорваться без драки. Я бы даже сказал – никак не получится избежать драки…