ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Эрешкигаль
Слова Валравена — «ваш покорный слуга» — ударили Майю словно кинжалом. Не веря своим глазам, не в силах вымолвить ни слова, она смотрела на канцлера. Да, это был он — его лицо, его голос. Тот самый голос, по которому она так скучала. Она так дорожила его последней запиской. Она выучила наизусть каждое слово. Память о том, что он отдал свою жизнь ради того, чтобы жизнь Майи однажды повернулась к лучшему, согревала ее в самые тяжелые дни.
Неужели он растил ее ради этого? Ради того, чтобы она стала королевой-хэтарой? Боль и разочарование затопили Майю. Силы оставили ее.
— Тебя готовили к этому самому мигу, — ухмыльнулся Корриво и побарабанил пальцами по богато изукрашенной спинке случившегося рядом стула. — Ты вознесешься превыше королей и будешь повелевать ими. У тебя будут самые лучшие платья. Роскошные драгоценности. Любовники, вино, золото в изобилии. Этот мир твой, моя милая, — бери что пожелаешь.
Он подошел ближе.
— Ты будешь прекраснее всех женщин на земле. Они будут завидовать каждому платью, каждому локону в твоей прическе. Они будут склоняться перед тобой, заискивать, вымаливая взгляд, кивок одобрения, мимолетную похвалу. А мужчины… мужчины будут тебя боготворить.
Корриво говорил, а Майя смотрела в глаза Валравену, и ее обвиняющий взгляд резал как кинжал.
— Все это сделал со мной ты, — прошептала она. — Ты рассорил моих родителей. Ты… ты уничтожил их жизнь, чтобы создать мою.
Губы ее дрожали, в сердце закипал гнев.
— Да, — произнес Валравен и сделал шаг к ней. Его глаза смотрели цепко и пронзительно. На скулах выступил легкий румянец. — Это сделал я. Ради мига, который наконец наступил. Я хотел, чтобы ты стала тем, кем должна была стать. Чтобы ты проросла.
Майя опустила глаза. Пол под ее ногами устилали богатые ковры. Только теперь она поняла, какую головокружительную власть и богатство предлагают ей эти люди, и осознание этого поднималось в ней как солнце на рассвете. У нее будут экипажи и собаки, слуги и платья, драгоценности и яства. По ее слову любого пошлют на плаху. Один ее поцелуй — и человек умрет. Свобода, которую ей предлагают, будет больше всех океанов и земель. Она, Майя, будет править миром. При одной мысли о такой власти голова шла кругом.
Боль и отчаяние не оставляли ее. Она устала бежать. У нее не было больше сил. Пусть не клетка, но тюрьма из шелка, золота и стали. Не железные оковы, но золотая корона. Чернота заволакивала ее разум. Быть может, пора принять то будущее, которое ей уготовано. По крайней мере, она сможет мстить и отомстит любому. Надо только протянуть руку и принять эту силу.
«Ради этого мига. Ты была рождена ради этого мига».
Сквозь заливавшую взгляд черноту Майя посмотрела на Корриво. Она была как человек, который вошел в воду, и вот уже волны уносят его от берега в океан. Уходит из-под ног песчаное дно, и повсюду вокруг одна только вода. Черные мысли хэтары накатывали валами — ненависть, месть, ненависть, месть, — и не было им ни конца, ни краю. Майя проживет свою жизнь во сне, покуда в реальном мире тело ее будет творить жестокость. Нет, лучше уж броситься лицом в подушку и никогда больше не дышать.
— А если я не соглашусь? — спросила она слабым, едва слышным голосом.
Корриво холодно усмехнулся.
— Согласишься, милочка. Мы слишком много в тебя вложили. Верные терпеливы. Очень терпеливы. Ты удивишься, когда узнаешь, какими мы можем быть терпеливыми.
В голосе его звучала угроза.
— Но если я откажусь? — спросила Майя уже увереннее и сжала кулаки.
— В былые времена для того, чтобы убедить хэтару принять свое предназначение, дохту-мондарцы применяли яд. Змеиный яд. Ты умрешь и возродишься. Правда, бывало и так, что яд не срабатывал. Тебя он, по-видимому, не берет.
Голос его при этих словах звучал как-то странно, но Майя не поняла почему.
— Ты предпочтешь быть не императрицей, а заложницей? Ты и твой муж? Что ж, ваши королевства заплатят за вас неплохой выкуп. Ты же не думаешь, что ты единственная, кого мы готовили к этой высокой чести? — Он шагнул к ней, и в его глазах она прочла жадность и наслаждение. — Но зачем же такие сложности? Возьми то, что твое по праву!
Майя попятилась. Ею завладела паника. Он собирался коснуться ее плеча. Она ощутила его побуждение. Он хотел пробудить обитающий в ней дух. Мысли неслись вскачь, сталкивались и падали осколками, словно битая посуда.
Она не поддастся, сколько бы золотых клеток ей ни посулили. Она никогда не сдастся. Она дочь мастонов. Ее судьба — иная.
— Не прикасайся ко мне, — бросила Майя. Больше она не пятилась, и во взгляде, которым она смотрела на Корриво, не было страха.
Его лицо исказилось от ярости. Он не ожидал неповиновения.
— Ты покоришься, леди Майя. Покоришься. Иного пути нет.
Он ударил мыслью, круша ее волю, наполняя Майю ужасом, бессилием, отчаянием. Глаза у него налились серебром.
Это не мои чувства, сказала себе Майя. Это ложь, такая же, как сны, мучившие ее последние несколько недель. Она сжала зубы и ответила ударом на удар. Корриво был силен, однако она не смела взывать к собственной магии и прибегать к помощи кистреля, ибо это значило бы призвать ее. Железные оковы легли на ее разум, стиснули, лишили воли. Под шорох юбок она упала на колени и уронила голову. Перед глазами сгущалась тьма. Майя пыталась заговорить, пыталась сопротивляться, однако язык не повиновался ей. Смерть стояла у нее за спиной, нашептывала в ухо, веля покориться или потерять душу. По телу побежала жгучая боль, но в душе расцвел гнев.
«Я покоряюсь воле Истока, — произнесла про себя Майя, не в силах выговорить ни слова вслух. — Да будет воля твоя. Если ты пожелаешь, чтобы остаток жизни я провела в оковах — да будет так. Если я должна умереть от голода в темнице — да будет так. Но я не стану служить Бесчисленным. Я покоряюсь только Истоку».
Словно дверь открылась у нее в сознании. Много раз Майя ощущала на себе мощь кистреля, но по сравнению с этой новой силой кистрель был что лужа, притворявшаяся океаном. Оковы, стискивавшие ее разум, раскалились докрасна.
«Валравен! — в беззвучном ужасе вскричал Корриво. — Помоги мне! Я не могу ее удержать!»
Оковы лопнули, и Майя начала вставать, поднимая, выталкивая вверх лежащую на плечах невыносимую тяжесть. Пот заливал глаза, но она заставила себя подняться.
— Нет! — рыкнул Корриво и схватил ее за плечо, то самое, на котором лежало клеймо. Кожа вспыхнула огнем. В сознании Майи встали щиты и сомкнулись, не пропуская огонь. Пылавший в ней жар был так силен, что расплавил бы металл. То была сила Истока, которая пришла ей на помощь.
Ребром ладони Майя ударила Корриво по горлу, а другой рукой оторвала от своего плеча его руку. Захрипев, дохту-мондарец согнулся и стал хватать ртом воздух. Майя выпрямилась и ударила в щиты, огородившие ее разум, однако они были тяжелы и не шелохнулись.
«Ты — моя, — прошипел голос у нее в голове. — На тебе мое клеймо. Тело твое — моя обитель».
«Я покоряюсь воле Истока, а не твоей».
«Ты покоришься мне!»
Под тяжестью, опустившейся ей на плечи, Майя упала на колени.
«Я не поддамся тебе, — поклялась она. — Можешь уничтожить меня, но служить тебе я не буду. Я тебе ничего не обещала».
«Правда? — рассмеялся голос. — В туннелях под затерянным аббатством ты поклялась отдать мне жизнь! Ты принесла эту клятву в обмен на знание о том, как можно спасти твое королевство. Я требую исполнения клятвы».
Майя скорчилась, сжалась в комок.
«Это была не я. Ты меня вынудила. Я тебе не дочь».
В сознании Майи всплыл образ матери.
«Матушка, спаси меня!»
«Глупая девчонка! Разве может она тебе помочь? Даже и теперь ее жизнь и смерть находятся в руках моего слуги. Смерть от яда — ммм? Яда, который должен был убить тебя. Она слабее тебя, она не переживет. Одна капля на губы во сне, и…»
Разум Майи распахнулся, и она увидела темную келью. В келье на кровати лежала женщина. Она стонала во сне, в темных ее волосах струились серебряные пряди. Над женщиной стоял человек, и в руках у него был флакон. Майя узнала человека, узнала шрамы и холодные глаза. Это был ее кишон.
«Служи мне, и она останется жить. Служи мне, и я пощажу ее».
Сквозь занавески на окне пробивался лунный луч. Майя знала правду. Знала, что мать умрет.
«Я покоряюсь воле Истока».
Майя склонила голову, и в этот миг щиты вокруг ее разума снова сомкнулись. Чернота. Пустота. Леденящий страх.
«Глупая девчонка», — усмехнулся голос.
И вдруг посреди непроницаемой тьмы возник луч света и зазвучал другой голос. Женский. Голос ее матери.
— Ты — Эрешкигаль, Нерожденная. Изыди!
Луч становился все шире и ярче. С губ Майи сорвался стон. Чей-то голос выплевывал дагомейские слова. Это был ее голос, изрыгавший самые черные проклятия.
Спокойно и непреклонно голос матери повторил:
— Ты — Эрешкигаль, Нерожденная. Изыди!
Майю сотрясали судороги. Что-то внутри оборвалось — душа. Значит, она умрет. Боль была невыносима. Слепящий белый свет полыхал так, словно все яр-камни в саду разом вспыхнули ярче солнца. Ей казалось, что ее сейчас стошнит. Ей казалось, что она разлетится на куски.
В белом свете проступила фигура, но смотреть на нее было слишком больно. Голос принадлежал матери, но лицо было чужим.
— Ты — Эрешкигаль, Нерожденная. Изыди!
Больше никто не рвал душу, и от облегчения Майя упала на ковер, хватая воздух ртом. Все еще ничего не видя, она заморгала и попыталась дышать. Воздух был легок словно шелк. Она еще раз глубоко вдохнула и вдруг разрыдалась. Чернота ушла, и она ясно видела все вокруг. Разум ее был свободен от чужой воли.
Ее обнимали чьи-то руки.
— Я здесь, Майя. Я здесь.
Майя ничего не видела сквозь слезы. Она подняла глаза, и мягкая рука стерла влагу с ее щеки.
— Матушка, — слабо прошептала Майя.
— Нет, Майя, я твоя бабушка.
Женщина взяла ее лицо в ладони. На Майю смотрели зеленовато-голубые глаза, в точности как ее собственные. Женщина была сухощава, морщины выдавали ее возраст, и все же они не могли скрыть ее поразительного сходства с матерью Майи.
— Я — Сабина Демонт, Великая Провидица Прай-Ри.
Она улыбнулась так тепло и ласково, что у Майи снова подступили к горлу рыдания. Бабушка перешла на язык Прай-Ри.
— Ты моя потеряшечка. Моя маленькая девочка. До сегодняшнего дня Исток запрещал нам видеться. Ты должна была сделать выбор самостоятельно. А я три дня совершала бдение, чтобы накопить сил и изгнать из тебя дух Эрешкигаль. Эрешкигаль — королева Бесчисленных, она жаждет отомстить нашему Семейству. Ну, а ты — моя внучка.
Слезы катились из мудрых глаз, оставляли влажные дорожки на морщинистых щеках. Бабушка обернулась к Валравену.
— Вот видишь, я ведь говорила. Я знала, что она не подведет.
Взгляд Валравена больше не был ледяным. Бывший канцлер подошел и встал на колени рядом с Майей. Лицо его было искажено печалью.
— Я был и всегда буду вашим самым верным слугой, леди Майя, — хрипло прошептал он и положил руку бабушке на плечо. — Простите мне этот обман. Я познакомился с вашей бабушкой в аббатстве Муирвуд и с тех пор тайно служил мастонам. Я предал Верных, однако предательство это спасло немало жизней. В том числе — вашу.
Устало улыбнувшись, он поднялся на ноги и обратился к Сабине:
— Леди Демонт, вам надо бежать в Несс. Дохту-мондарцы убьют вас. Это уже решено. В порту стоит мой корабль. Проливы стерегут, но я уверен, что вы сможете уйти незамеченными…
Бабушка тоже встала. Она покачала головой:
— В этом случае мы подставим под удар тебя, дорогой друг. В этом нет нужды; я все подготовила заранее.
Она посмотрела на лежащего в беспамятстве Корриво.
— Исток нанес ему сильный удар, и этот человек еще какое-то время будет спать. Притворись, что ты тоже был повержен. Твоя дружба по-прежнему нужна нам. Как и верность. Благодарю тебя за все, что ты совершил.
Валравен озабоченно нахмурился.
— Но как же вы собираетесь бежать, леди Демонт?
Она улыбнулась и открыла свисающий с простого пояса мешочек. Из мешочка она извлекла сверкающий золотой шар самой тонкой работы. Шар был окружен золотым кольцом и с жужжанием вращался в своей колыбели.
— Державное яблоко! — ахнула Майя, вспоминая читанные некогда легенды.
— Но остров… армада, — выговорил Валравен, качая головой.
— Мой корабль ждет, — сказала бабушка и невозмутимо похлопала канцлера по руке. — «Хольк» доставит нас в Муирвуд, как и было договорено. Там Майя будет в безопасности. Выиграй для нас время, канцлер. Останови армаду, не дай ей ударить по Ассинике. Майя еще не готова пройти мастонские испытания. Ей нужно время.
Бабушка опустила глаза и посмотрела на яблоко. В ее глазах Майя прочла решимость и твердость.
— Найди Джона Тейта, эвнессия, — приказала Сабина.
Торчащие из шара острия начали вращаться.
