ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Армада

Проснувшись, Майя обнаружила себя в постели. Девушка заморгала и заозиралась, но комната была ей не знакома, более того — она не помнила, как здесь оказалась. После визита в утраченное аббатство это случалось с ней часто, и все же она никак не могла привыкнуть к этому неприятному ощущению. Простыни тонко пахли пурпурной мятой. По углам кровати имелись столбики, поддерживавшие легкий полотняный полог кремового цвета. Нахлынула паника. Майя резко села и обнаружила, что лежала на нерасстеленной постели, поверх покрывала, одетая — хвала Идумее! — однако из одежды на ней было лишь темно-красное платье, подарок Джона Тейта. Изношенное нижнее платье пропало. От такой заботы Майя совсем растерялась. Будь она закована в кандалы, она удивилась бы меньше.

Девушка поспешно спрыгнула с кровати и едва не упала: кровать оказалась гораздо выше, чем она ожидала. Комната, в которой она стояла, была невелика, на стенах красовались панели темного дерева. На дальней от кровати стене имелось окно, и хотя тяжелые бархатные портьеры закрывали его почти полностью, в щель между ними пробивался слабый свет зари. Майя подбежала к окну и отдернула портьеру.

Стоял предрассветный час. Сколько же времени прошло? Майя не знала. Окно выходило в переулок за домами, очень узкий. Борясь с паникой, Майя откинула волосы с глаз, посмотрела вниз, в переулок, и поняла, что ее комната расположена на втором этаже. Дома по обе стороны переулка стояли узкие, двухэтажные, и каждый был увенчан островерхой черепичной крышей. Все окна были примерно одного размера и формы, а окна вторых этажей, в том числе и той комнаты, где находилась Майя, были снабжены ящиками, в которых росли разнообразные дикие цветы. По краям крыш бежали водосточные трубы, отводившие воду в канавы. Ушца уходила куда-то вбок, изгибалась, и из окна виден был еще один ряд домов с островерхими крышами и стрельчатыми окнами. За одним из таких домов возвышалось какое-то строение в четыре этажа, под треугольной крышей. Прижавшись лицом к окну, Майя исхитрилась заглянуть за строение и разглядела многоярусные леса и башню, которую явно перестраивали. На лесах не было ни души.

— Где я? — шепотом спросила она и потрогала стекло. Дома на противоположной стороне улицы были сложены из кирпича. По эту сторону стены были покрыты белой Штукатуркой, поверх которой тянулись темные деревянные балки. Улицы были неправдоподобно чисты, булыжник блестел словно его начистили щеткой, — странное дело для такого закоулка. Кое-где из труб тянулись в небо ленивые дымки.

Отвернувшись от окна, Майя оглядела комнату. Помимо кровати о четырех столбиках здесь имелась небольшая кушетка, на которой она нашла свое платье и мешок, а рядом, на полу — башмаки. По другую сторону кровати стоял угловой столик с двумя небольшими деревянными стульями. На столе стоял поднос с остатками ужина — остывшими куриными костями, огрызками спаржи, кожурой выжатых лаймов. Майя потерла живот, но голода не ощутила. На столе стояли два кубка. Две тарелки, два прибора.

Она не помнила, как ела эту пищу. Майя глядела на стол, и душой ее завладевала тревога, а в голове клубился туман. Она силилась вспомнить. Буря в горах. Пещера в снегу. Они с Джоном Тейтом перевалили через горы в Отландию и шли в Ростик, где будет ждать ее корабль… то есть нет, корабль ее мужа. За ними гнались. В горах они попали в ловушку. Майя вызвала лавину. Она вспомнила человека, который вытащил ее из снега. Лицо его осталось в памяти смутным пятном, но куртку с королевским гербом и отороченный мехом плащ она помнила ясно. Он говорил по-отландски. А потом наступила чернота. Бесчисленный вновь вышел на поверхность. Заломив руки, она гадала, сколько это длилось, сколько дней она провела без сознания, что стало с Джоном Тейтом и Аргусом. Выдержать удар лавины они могли едва ли, и, хоть Майя нимало не сомневалась в их умении выживать в любых условиях, ее не покидал страх за них.

Повинуясь вспыхнувшему желанию бежать, она повернулась и бросилась к двери. Дверь была заперта. Майя подергала за ручку, но дверь лишь дрогнула и снова замерла.

Значит, Майю заперли? Она поискала любые признаки, которые могли бы сказать о том, куда она попала. Быть может, это Ростик? Она помнила, как просила человека отвезти ее туда, хотя, конечно, на самом деле просьба эта исходила от совсем другого существа.

Между раздвинутых занавесок в комнату медленно вползал солнечный свет. Что же делать? Ждать, пока не придет тот человек?

Но зачем он ее запер?

Долго сдерживаемый страх прорвал плотину и хлынул наружу. Наверное, когда она заснула и не могла больше управлять чужой волей, тот человек одумался и пришел в себя. А если он побежал за дохту-мондарцами?

Эта мысль решила все. Надо бежать.

Майя вновь подергала дверную ручку. Дверь была крепка, и девушке недоставало сил справиться с нею. Что еще можно сделать? Ее взгляд упал на окно, и тут она вспомнила, как, стремясь повидаться с отцом, вылезла из чердачного окошка в поместье леди Шилтон. Майя бросилась к окну, и створки распахнулись, даже не скрипнув. Комнату наполнил аромат цветов, росших в ящике. Майя поглядела вниз, но рассудила, что прыгать не стоит — слишком высоко. Она метнулась к кровати, сдернула длинные полотнища полога и принялась связывать их углами. Две простыни довершили дело, и вот уже импровизированная веревка была привязана к одному из кроватных столбиков.

Снизу послышалось шевеление. От страха у Майи засосало в желудке. Застучали башмаки. Зазвучали неразборчивые голоса. Майя торопливо сунула в мешок второе платье, Дернула завязки, забросила мешок за спину, подтянула импровизированную веревку к окну и сбросила конец вниз. Проверив узлы на прочность, девушка вылезла на подоконник и стала быстро спускаться.

Солнце еще не успело проникнуть в узкий переулок, и воздух был холоден. Очутившись на земле, Майя зашагала по булыжной мостовой в ту сторону, где возвышалось здание в лесах. Оно выше прочих, с него можно будет хорошенько рассмотреть город. Майя натянула капюшон, чинно сложила руки и пошла как можно быстрее. Переулок был пуст.

Она понимала, что впереди у нее множество испытаний. Она не говорила по-отландски и не знала, где находится. Стоит ей открыть рот, и в ней тотчас же признают чужачку. А поскольку королевства то и дело грызутся между собой, то стоит кому-нибудь узнать в ней принцессу, как за ней немедленно начнут охотиться ради выкупа. Ну, а если она не сумеет спрятать клеймо, тогда — верная смерть.

Дойдя до конца улицы, Майя свернула, миновала пару извилистых переулков и наконец вышла к лесам. Что-то знакомое виделось ей в этом месте. Она никогда не бывала в Отландии, но чувство было такое, словно теперь она узнавала нечто виденное во сне. В переплетении лесов перед ней вставало аббатство — да-да, это было именно аббатство. Широко раскрытыми глазами Майя смотрела на поднимающиеся к небу стены, на каменные блоки, покоившиеся один поверх другого. Тут и там торчали длинные деревянные ваги, висели веревки и блоки, чуть поодаль сгрудились деревянные бочонки и ящики. Слышно было, как мычат быки — их держали неподалеку в чистых стойлах, из которых был тщательно убран навоз. В этом городе явно уважали порядок.

Длинная, тонкая, высокая башня аббатства возвышалась над городом, словно воткнутое в землю копье. Майя обошла ее по кругу, любуясь зданием. Незаконченное, в ее воображении оно достроилось и увенчалось высоким тонким шпилем, пронзающим облака. В других королевствах аббатства строили иначе, но здешнее, островерхое, бесстрашное, походило на меч, воздетый в небо над самым сердцем города.

Решив, что наверху сориентироваться будет проще, Майя подошла к лесам и полезла. Оставляя позади площадку за площадкой, она поднималась до тех пор, пока не оказалась выше самых низких крыш. Передохнув, она снова стала карабкаться вверх. Наконец и крыши особняков повыше остались внизу. Ветер трепал край ее плаща, однако Майя все время двигалась, и потому ей не было холодно. Сверху город являл собой странное и необычное зрелище. В толчее островерхих крыш едва можно было разглядеть улицы, а сами крыши уходили вверх так стремительно, что сверху казались узкими штрихами, подобием травинки.

Держась за опору лесов, Майя медленно поворачивалась, удивленно приоткрыв рот, вбирая в себя открывавшуюся ей панораму. В городе обнаружилось еще три аббатства, тоже недостроенных, с такими же островерхими крышами. Оглядевшись, Майя быстро поняла, что находится на острове, окруженном рекой. Остров представлял собой некое подобие кривобокого круга, каждая пядь земли в котором была замощена и застроена домами. В отличие от острова, на котором стояло аббатство Дохту, местность здесь была Довольно ровная. Было ясно: отландцы торопливо строят город, который мог бы посоперничать с тем, что окружал древнее аббатство Дагомеи. Остров был обнесен высокой стеной; на противоположном берегу реки высились укрепления с прорезанными в них бойницами и отходившим от реки неровным рвом. Майя поняла, что у города два водных рубежа: река, что вилась с северной стороны среди зеленых холмов в пятнышках деревьев, и близкое море. Это — северная часть Отландии, поняла Майя, и поразилась своему открытию.

«Я в Ростике».

Она рассматривала прихотливо вьющиеся укрепления и видела, что они выстроены совсем недавно. Как будто все королевство явилось к этой речной излучине, движимое стремлением воздвигнуть стену, которая будет защищать рубеж и одновременно исполнять роль торгового форпоста. А вот и доки! От города их отделяли стены, но над зубчатым краем можно было разглядеть мачты пришвартованных кораблей. И над этими мостами, стенами, богатыми домами и общественными зданиями возвышались по меньшей мере семь башен и крепость, которая смотрела в устье реки, на север. Возле крепости кораблей было еще больше — сотни судов, настоящая армада. Трудно было поверить, что на всем белом свете найдется столько кораблей; мысль же о том, что все они могут встать на якорь в одной, пусть даже исполинской бухте, и вовсе казалась немыслимой.

Майя смотрела на доки, на мосты, на аббатства, но что-то в этой картине никак не складывалось. То были не обломки прошлого. Город строили с чистого листа. Повсюду можно было видеть верфи. Но зачем отландцам такое количество кораблей? Что они собираются с ними делать?

Ответ пришел сам собой, ясный и очевидный. Это вторжение. Это не рыболовецкая флотилия, а военные корабли. Отландия собирается развязать войну. У Майи похолодело сердце. Эти новехонькие корабли поплывут в Коморос, чтобы наказать ее отца за изгнание дохту-мондарцев. Тут ей в голову пришло нечто еще более страшное: а вдруг все королевства разом решили напасть на Коморос и смирить его, как сам Коморос давным-давно смирил Прай-Ри?

Майя до боли в руках вцепилась в опору. Как предупредить отца? Нужно найти способ!

Кричали снизу. Майя опустила глаза и увидела неспешно входящих во двор рабочих. Один из них заметил ее и теперь кричал, тыча в нее пальцем.

Теперь она знала, где находится бухта, и, хоть найти там один-единственный дагомейский корабль представлялось сущим безумием, Майя окончательно уверилась, что она в Ростике. Живущий в ней Бесчисленный повелел тому человеку привезти ее сюда. Неведомая тварь явно поддерживала Майю в ее стремлении, и это тревожило девушку, однако сойти со своего пути Майя не могла, ибо это был единственный путь к свободе. Надо было найти «Аргивянина», корабль, посланный Кольером.

Майя быстро полезла вниз по лесам. Рабочие сгрудились у их основания. Их поношенная одежда побелела от каменной пыли. В руках у рабочих были молотки и зубила.

— Doch nasten iffen. Tuzza breeg. Stounzen? — заявил кричавший, дождавшись, пока Майя спустится. Она не понимала отландского, но перевод и не требовался — хватало тона, которым это было сказано. Майя прошмыгнула мимо и зашагала в сторону моста через реку, который подметила еще там, наверху.

— Bick niffen! — фыркнул крикун. — Ick niffen dorr!

Щеки у Майи горели от смущения, но вот рабочие остались позади, и девушке стало легче. Зазвенел колокол на башне, и звон его чудесным образом разбудил весь город и вызвал жителей на улицы. Открывались двери, мужчины и женщины в серых юбках и белых передниках выходили из домов и магазинов. Одеты все были почти одинаково, словно в униформу, а женщины в дополнение к наряду носили на голове вуали и покрывала, удерживаемые широкими обручами.

Вскоре стало ясно, что Майя удивляла прохожих ничуть не меньше, чем они ее. На ней не было вуали, да и плащей таких длинных здесь тоже никто не носил. Платье ее ярким пятном выделялось на фоне унылых одежд местных жительниц. От устремленных на нее взглядов Майе было не по себе — впрочем, это не шло ни в какое сравнение с тем унижением, которое она испытала по милости леди Деорвин. На нее смотрели как на чужака, человека нездешнего. Зеваки показывали на нее пальцами и что-то говорили на своем гортанном языке.

Щеки у нее снова запылали. Народу на улицах становилось все больше, но все же недостаточно для того, чтобы затеряться в толпе. Майя упрямо шагала вперед, не обращая внимания на насмешки и возгласы. Женщины грубо говорили ей что-то непонятное, и Майя поняла: так здесь обращаются с женщинами, которые не такие, как все.

Она нашла мост и перешла на другую сторону, подивившись тому, что, несмотря на городскую тесноту, вода в реке не исходила зловонием и не несла дохлой рыбы. Река была так неправдоподобно чиста, под стать улицам… но как такое возможно? Перейдя на другой берег, Майя принялась высматривать знаки Дагомеи или Комороса.

— Bicknuffen, — услышала она. Чья-то рука потянула ее за рукав. Обернувшись, Майя увидела четверых юнцов в рабочих робах и с темными шарфами вокруг шеи.

Юнцы захохотали. Один стал шарить в сумке в поисках монеты.

Другой юнец пихнул товарища локтем в живот и окинул Майю плотоядным взглядом.

Девушка поняла: они решили, будто бы она продает себя за деньги.

— Нет, — твердо сказала Майя, гневно сверкнув глазами, плотно сжала губы, отрицательно мотнула головой и ринулась прочь.

Она услышала их шаги у себя за спиной и пошла быстрее, лихорадочно озираясь в поисках заветного вымпела. Вокруг были одни только мужчины, и Майя с запозданием поняла, что нарушила очередной неписаный закон здешнего края.

Юнцы не отставали. Оглянувшись, Майя обнаружила, что их уже шестеро. Встречные провожали ее неодобрительными взглядами и перешептывались. В этом королевстве от женщин требовали иного поведения, и Майя понимала, что нарушает каждый пункт этих требований. Она обняла себя за плечи и продолжила свой путь, стараясь не замечать одержимых грязными мыслишками преследователей.

Сколько кораблей! Большинство из них были развернуты носом вверх по реке и пришвартованы к верфям, но были и такие, которые разворачивались с помощью длинных шестов и веревок и нацеливались на устье, готовясь к отплытию. Теснота и суета на верфях царила ужасная, однако был здесь и собственный ритм и порядок. Тут и там звучали команды, которые тотчас же исполнялись. Рабочие трудились слаженно, небольшими группами. И нигде, нигде здесь не было женщин.

Сзади кто-то схватил ее за руку. Майя резко развернулась и занесла руку, но тот же человек перехватил ее запястье и сильно сжал. Было больно, но Майя не думала об этом. Вокруг сгрудились мужчины; они оттесняли ее от причалов и подталкивали к какой-то стене. Противостоять им было все равно что противостоять приливу. Их было так много, что когда чья-то рука схватила ее пониже спины, Майя даже не разобрала, кому она принадлежала, Майя не могла понять, чья это рука.

Мужчина, схвативший ее за руку, похотливо осклабился.

Она плюнула ему в лицо.

Толпа ахнула. Мужчина выпустил ее руку и вытер лицо. В глазах у него полыхнула ярость.

— Cozzenfreegin! — рявкнул он и наотмашь ударил ее по лицу тыльной стороной ладони. Голова Майи дернулась, но девушке случалось выносить удары и посильней. Она не упала и не заплакала. Она гневно посмотрела в глаза обидчику.

Столь открытое проявление неповиновения поразило их еще больше. Мужчины попятились, образуя вокруг нее свободное пространство.

— Нет, — произнесла Майя, страшась того, что должно было произойти. Мощь кистреля сплотилась в тугой ком. Ярость пробудила к жизни темную часть ее существа. Еще немного, и она ударит по этим людям их же собственным гневом и похотью и оставит их лежать в грязи. Нет, она не сделает этого. Так нельзя.

— Ickdirk? — с сомнением произнес ее обидчик, глядя на ее клинок, и извлек из ножен собственный меч.

Человек рядом с ним упал. Упавший кричал и корчился, из его плеча хлестала кровь. Еще один крик боли. Кольцо мужчин распалось, обидчики расступались, открывая путь человеку с окровавленным мечом в руках.

— Meinbicknuffen, — сказал человек, и в голосе его была смерть. Майя узнала этот голос. Тот самый, что звучал в ее голове, перекрывая все прочие мысли.

Этот человек был Финт Кольер.

Больше он не произнес ни слова. Его клинок рассек запястье мечника, локоть ударил в нос, а колено — в пах. Мечник упал на мостовую. Кольер развернулся к следующему противнику.

Зашелестели извлекаемые из ножен клинки.