Чего я только не читала в газетах про Чикаго. Что в нем воняет забитым скотом, дымом и экскрементами. Что улицы красны от крови и черны от пепла. И не такая уж редкость наткнуться на рельсах на отрезанную голову или конечность – такая опасность ежедневно угрожает тем, кто подходит к вагонам слишком близко. Этого города надо бояться и избегать.

И хотя кое-что из этого было правдой, Чикаго показался мне весьма очаровательным, несмотря на висящий в воздухе запах гари. Чувствовалась в нем какая-то смесь упорства и надежды, которая проникала в человека и заставляла верить, что он тоже может стать, кем захочет. Что все возможно. Этот город пережил разрушение – сгорел дотла и возродился, совсем как мифический феникс. Он словно широко раскинул руки, бросая вызов и одновременно приветствуя. Приезжайте, если осмелитесь. Приходите и живите свободно.

Добро пожаловать в Чикаго.

Я стояла около вокзала и широко открытыми глазами осматривала вознесшиеся к небу здания. В лучах заходящего солнца они блестели, словно лезвия. Чикаго. Клянусь, город дышал в ритме с пыхтящими паровозами. Они были вроде механической нервной системы, непрерывное движение жизни по рельсам. Ледяной ветер, от которого стучали зубы, играл с моими волосами. По улицам торопливо шли молодые женщины в элегантных темных юбках, с маленькими кожаными чемоданчиками в руках. Меня осенило. Они были одни. Я моргнула, поглощенная мыслями о том, что женщины ходят одни, без компаньонок, на работу. Ахнув, я оперлась на трость. Должно быть, это сон.

Рядом остановился Томас, посмотрел на мое лицо, потом вокруг и приподнял уголок губ.

– Сложно сказать наверняка, но похоже, что город привел тебя в такой же восторг, как меня шоколадный торт с кофейной глазурью.

– Не говори глупостей, тот торт был из другого мира. – Я игриво пихнула его локтем. – Посмотри, – я медленно повернулась, – можешь представить? Жить в городе, где тебе не нужно сопровождение, чтобы пойти куда-то?

Томас взглянул на меня с некоторой грустью, и я поняла, что для него это нормально. Ему-то не требуется надзиратель за каждым шагом, когда он выходит из дома.

На пути у выходящих из здания вокзала сердитый мужчина звонил в колокольчик.

– Грешницы! Этот город – приют дьявола. Здесь бесчинствуют нечистые создания. Убирайтесь туда, откуда пришли! Возвращайтесь в безопасность своих домов, или вас заберут демоны, рыщущие по улицам! – Он повернулся ко мне, в глазах бушевало дикое пламя. – Ты! Отправляйся к своей матери, девочка. Спасайся!

Мои восторг и улыбка растаяли. Я вперила взгляд в мужчину, прогнав всю теплоту с лица и из голоса.

– Моя мать умерла, сэр.

– Идем.

Томас бережно отвел меня на другой конец тротуара. Прислушиваясь к уличному шуму, мы молча ждали, пока дядя организовывал доставку чемоданов и медицинского оборудования в наше временное жилище. Мужчина продолжал свою отповедь. Я сильнее стиснула зубы.

– Почему тот человек кричит про грешников и демонов? – спросила я, глядя, как он трясет колокольчиком перед молодой женщиной, которая, намеренно отвернувшись, торопливо шла мимо него. – Он же имеет в виду не женщин?

– Полагаю, что их. – Томас пригляделся к мужчине. – Не все считают Чикаго волшебным прогрессивным местом. Я читал статью, в которой его описывали как город, утративший все приличия. Город в опасности – пороки заменяют мораль. По крайней мере некоторые считают так. – Томас кивнул на очередную одинокую девушку. – Мужчины стремятся обвинить во всех грехах женщин. Это терзает человечество еще с библейских времен, когда Еву впервые обвинили в искушении Адама. Как будто у него не было своих мозгов, когда она предложила ему попробовать запретный плод. Похоже, все забывают, что Бог предупредил Адама о запретном плоде, а Еву создал позже.

– Серьезно? – хмыкнула я. – Не знала, что ты так хорошо разбираешься в религии.

Томас положил мою руку себе на сгиб локтя и повел меня к дяде, который только что вышел из здания вокзала.

– Мне нравится устраивать переполох на вечерах, которые я вынужден посещать. Ты бы слышала, какие споры разражаются, стоит промолвить что-нибудь кощунственное. И никто не может ответить на один вопрос: если Адама предупредили, почему он не передал это своей жене? Похоже, он виноват больше нее. И, тем не менее, именно Ева считается преступницей, нечестивой искусительницей, которая навлекла проклятие на всех нас.

– Кто ты такой? – спросила я, шутя лишь отчасти.

Томас остановился.

– Мужчина, который будет любить тебя вечно. – И, прежде чем я успела сомлеть от восторга или отчитать его за заигрывания, быстро добавил: – А также наблюдательный исследователь. И брат. Правда в том, мисс Уодсворт, что я видел, как моя сестра ориентируется в мужском мире. И делает это намного изящнее меня, окажись я на ее месте. И видел, как ты делаешь то же самое. Прикусываешь язык, когда мне больше всего на свете хотелось бы покусать обидчика. Я с наслаждением указываю области, в которых человечество потерпело неудачу, даже если это изменит мнение только одного. Или вообще не изменит. По крайней мере я чувствую, будто сражаюсь на стороне женщин, а не против них. Все должны нести ответственность за свои ошибки.

Я крепче сжала его руку.

– Кресуэлл, ты необыкновенный, когда захочешь.

Он задумчиво посмотрел на меня.

– Я очень хочу жить в мире, где за равноправие не нужно хвалить.

Дядя стоял, засунув руки в карманы пальто и отвернувшись от усиливающегося ветра.

– Тут есть трамваи, но из-за наших чемоданов я нанял экипаж.

Он посмотрел на мужчину, продолжавшего орать про Сатану. Тот показывал на нас, проклиная моих родных за то, что привезли меня в это логово греха. Дядя стиснул зубы и вздохнул.

– Одри Роуз, ни при каких обстоятельствах не выходи без сопровождения. Мы на незнакомой территории, и я не хочу беспокоиться о твоем местонахождении, пока мы расследуем это дело. Тебе понятно?

– Да, сэр.

– Сатана идет за вами! За всеми вами. Все до единого грешники сгорят заживо! – Мужчина подскочил к молодой женщине, размахивая крестом у нее перед лицом. Она даже не поморщилась, и он рухнул на колени. – Ангел мщения! Ты явился спасти нас?

Я непроизвольно шагнула ближе к Томасу, а женщина подхватила юбки и побежала прочь от мужчины. Он явно повредился рассудком, если и правда верит, что ангелы и демоны живут среди нас.

– А вот и наш транспорт. – Дядя показал на экипаж. – Вперед…

– Профессор, – заговорил Томас, – можно мы приедем домой через час? Я бы хотел посмотреть санитарно-судовой канал.

– Подозреваю, ты спрашиваешь разрешения взять мою племянницу с собой? Смотреть на сточные воды. – Томас с готовностью кивнул, и дядя сжал переносицу пальцами. – Один час.

Томас помог дяде сесть в экипаж, вероятно, клянясь своим первенцем вернуться домой через час в целости и сохранности. Когда лошади тронулись, он, заразительно улыбаясь, протянул мне руку. После секундного замешательства я ее приняла.

– Нам действительно надо поработать над твоими навыками ухаживания, Кресуэлл. Боюсь, посещение сточного канала – не самый романтический способ привлечь девушку.

Он засмеялся, и мы пошли по улице, стараясь держаться подальше от колокольчика фанатика. Я заметила, как напряглись мышцы Томаса под моей рукой.

– Это одно из самых выдающихся инженерных достижений – они развернули течение реки от озера Мичиган.

– С каких пор ты так увлекаешься инженерным делом? – Я посмотрела на него, изогнув бровь. – Не очень-то сочетается с твоими научными интересами и дедукцией.

– Мисс Уодсворт! – крикнул смутно знакомый голос. – Мистер Кресуэлл!

Я ошарашенно высматривала в толпе того, кто нас позвал, но это оказалось не так-то просто. В пять часов вечера в Чикаго безумно людно. Пассажиры – кто быстро, кто неторопливо – устремлялись из разнообразных экипажей и металлических вагонов трамваев, выкрашенных в зеленый и кремовый цвета. Тротуары заполнили выходящие из зданий рабочие, десятками вливаясь в уже плотный людской поток. Мы стояли посреди толпы, разбивая ее, будто камни бурную реку. К нам никто не подошел. Томас пожал плечами и осторожно повел меня к ближайшему зданию.

– В Бухаресте, – объяснил он, – мама говорила: «Если потерялся, стой на месте. Нет смысла суетиться, как ощипанный гусь».

Я наморщила лоб.

– Разве гусей ощипывают не после того, как убьют?

– Ну, Уодсворт. – Томас похлопал меня по руке. – Даже в восемь лет мне не хватало духа указывать маме на ошибку. Хотя, – добавил он, как будто ему только что пришло в голову, – возможно, абсурдность образа должна была засесть в памяти.

Наконец я заметила знакомого темнокожего юношу с широкой улыбкой, который пробирался к нам против течения толпы. Мистер Ной Хэйл. Наш друг из академии судебной медицины в Румынии. Даже не верится!

Когда он почти добрался до нас, Томас отпустил мою руку, чтобы броситься к нему. Но в последний момент остановился и, только убедившись, что со мной все в порядке, поприветствовал нашего друга.

– Ной!

– Томас!

Молодые люди обнялись, похлопав друг друга по спине и сжав локти. Я закатила глаза. Похоже, у мужчин вместо обычных объятий заведен какой-то секретный ритуал. Закончив приветствия, Ной радостно улыбнулся мне.

– Какой сюрприз! Так здорово видеть вас обоих. Молдовеану никогда не признался бы, но думаю, что он скучал по вам. После вашего отъезда академия уже не была прежней.

– Я точно уверена, что наш старый директор скучает только по тому, чтобы вымещать на мне свою враждебность, – сказала я, улыбаясь Ною.

Молдовеану относился с презрением почти ко всем на нашем курсе судебной медицины, хотя на нас с Томасом злился сильнее за непростительный грех раскрытия убийств, которые совершались в его школе.

– Кстати, почему ты не в академии?

Не то чтобы я не была рада видеть его. Мистер Ной Хэйл был одним из моих любимых соучеников. Нам поразительно повезло встретиться с ним здесь.

Ной погрустнел. Блеск в его глазах сменился печалью.

– Мама заболела. Пришлось вернуться и помогать семье. Папа работает с утра до ночи, а я занимался малышами.

Я сжала его ладони.

– Прости. Как сейчас самочувствие твоей мамы?

Что меня всегда восхищало в Ное, так это его неспособность долго горевать. Улыбка снова осветила его лицо.

– Ей лучше, спасибо. Не жалейте, что я не страдаю от Молдовеану.

Он откинул полу своего пальто и показал вышитую на жилете эмблему. Глаз, а вокруг него девиз: «Мы никогда не спим». Я такую не знала, но Томаса, похоже, впечатлило, поскольку он тихо присвистнул.

– Меня пригласили стажером к Пинкертону. Пока мне поручили наружное наблюдение, но это интересно.

– Пинкертон? Знаменитое детективное агентство? – спросил Томас, еще больше оживляясь. – Которое предотвратило заговор против Линкольна?

– Откуда ты знаешь? – не поверила я ушам. – Это случилось еще до твоего рождения!

– Римляне тоже, но мы же учим их историю, – сказал Томас как бы между прочим. Он снова повернулся к Ною, применив всю свою дедукцию. – У тебя нет проблем с ними?

– У мистера Пинкертона есть милях в пятидесяти отсюда коттедж, который раньше служил станцией Подземной железной дороги. Единственная его забота – нанимать на работу только лучших. – Ной застегнул пальто и дохнул в перчатки. Пошел снег, снежинки кружились во всех направлениях и падали на землю. В Нью-Йорке было холодно, но Чикаго, похоже, источал лед. – Вы приехали на выставку?

Томас взглянул на меня, наверное, спрашивая разрешения, которое ему не требовалось. Между нами не было правил или ограничений.

– Моего дядю пригласили в Нью-Йорк вести расследование, – ответила я. – Несколько странных поворотов привели нас сюда.

– О? Речь не об убийстве женщины в Нью-Йорке, которое считают делом рук Джека-потрошителя? – спросил Ной. Он всегда был очень проницательным, особенно когда дело касалось невысказанных подробностей. – Я думал, виновника нашли.

– Да, но, к сожалению, это не первый раз, когда человека несправедливо обвиняют в преступлении, – сказала я. – Ты говорил, что работаешь над делом. Там задействована судебная медицина?

– К сожалению, нет. Нет тела, нет места преступления или следов преступных деяний в ее доме. Я даже не уверен, что преступление имело место. – Ной уступил дорогу спешащему бизнесмену. – Она как будто просто испарилась.

– Ее семья живет неподалеку? – Томас смотрел поверх головы нашего друга, несомненно вычисляя детали расследования до того, как Ной их расскажет. – Поэтому ты здесь. Давно она пропала? – Ной даже рта не успел раскрыть, как Томас кивнул. Впечатляюще даже для него. – А. Недавно. Неделю назад?

– Знаешь, немного не по себе, когда ты так делаешь. – Ной почесал шею и слегка качнул головой. – Мисс Эмелин Сигранд ушла на работу пять дней назад. Отлучилась на обед и не вернулась. Отец ждал ее дома на ужин – она ухаживала за ним. Когда она не вернулась… – Я проследила за взглядом Ноя, остановившемся на мужчине, звонившем в колокольчик и разглагольствовавшем про демонов. – Бедный мистер Сигранд. Он лишился рассудка, не спит с тех пор, как она ушла. Все время звонит в этот колокольчик, как будто тот способен вернуть ее домой невредимой.

Я смягчилась, представив, какой ад творится в голове мистера Сигранда. Дочь пропала, он болен. Не удивительно, что он винит во всем дьявола.

– Но хватит об этом. Вы уже были на выставке? – спросил Ной, внезапно меняя тему. Я покачала головой, возвращаясь к настоящему. – Вы должны посмотреть на нее на закате. Вода в Гранд-бассейне похожа на лаву!

– Нам будет некогда осматривать достопримечательности, пока идет расследование. – Томас выглядел заинтригованным. – Придется отпрашиваться у профессора, но почему бы не пойти сегодня вечером?

– Если вы согласны, я в деле, – сказал Ной. – Мне надо поговорить с мистером Сиграндом и еще раз пройтись по его истории. У вас как раз будет время отправить телеграмму. Встретимся у статуи Республики около половины седьмого. Вы не пожалеете.