Через час, а может, и через пять, я сидела, завернувшись в шелковый халат, и пила очередной травяной чай, который Лиза принесла перед тем, как уйти поговорить с родными. Вдохнув аромат и сосредоточившись на различных травяных нотках, я предположила, что это какой-то непростой чай.

Хотя Лиза не лезла в мои личные дела, держу пари на что угодно: она беспокоилась о беременности, и чай мог ее предотвратить. Я пила его несколько недель, и поэтому имела все шансы вычеркнуть одну тревогу из растущего списка. Кузина превосходно разбиралась в людях и обладала талантом улаживать романтические затруднения. Я не знала, смеяться мне или плакать, но была бесконечно благодарна ей за проницательность.

Она предложила посидеть со мной за шоколадом и шампанским, но я уговорила ее спуститься вниз и никого ко мне не пускать. Я не вынесу никакого сочувствия. Или слов о надежде. Даже не знаю, от чего мне было больнее: от веры близких, что все будет хорошо, или от осознания правды: хорошо не будет.

Томас умеет решать немыслимые уравнения, но даже он не сможет сделать дважды два равным пяти. Я отпила чай, наслаждаясь его терпкостью. Горечь почти такая же, как у меня на сердце. Начинаю привыкать ко вкусу свежих трав и находить удовольствие в их ароматах.

Они особенно успокаивают, когда сидишь посреди собственного бедствия. Свадебное платье валялось рядом кучей тюля, лепестков и финтифлюшек. Какой контраст с моим чтением! Дневники Натаниэля устилали кровать, которой предназначалось стать моим брачным ложем, такие же мрачные и разбросанные, как мои мысли. Я посмотрела на кучу записей и поморщилась. Я нечаянно запачкала чернилами свадебное платье. Еще одна потеря в счет этого дня.

Я покачала головой. Смерть вторгается даже в самые сокровенные сферы моей жизни.

Если она неспроста намерена сопровождать меня в самые темные часы, то я могу ее только приветствовать. Я пролистала вступление, читая, но не усваивая информацию. Я была так уверена, что Томас меня навестит, но проходили часы, а его всё не было. И я мрачно думала о том, что его беззаветная любовь оказалась еще одной моей фантазией.

Когда в дверь наконец постучали, я выпрямилась на кровати, вцепившись в простыни. Дверь приоткрылась. Он задержался на пороге, прислонившись к дверному косяку, как будто колдовское заклинание не пускало его дальше. Выражение его лица было настороженным.

Рассмотрев меня, он не стал встречаться со мной взглядом. Как это отличалось от его поведения утром, когда он откровенно смотрел мне в глаза, а наши тела сливались в одно. В моей голове роились тысячи образов – его руки в моих волосах, его губы на моей шее, мои пальцы на его спине, наши бедра прижаты друг к другу. Все это было так прекрасно, а теперь…

Я стиснула зубы, чтобы не расплакаться перед ним. Прежние страхи снова кружили, как стервятники, клюя кости моей печали. Моя репутация, мое будущее. Имеет ли это значение? Я не хотела думать о браке с кем-то другим. Пусть весь мир говорит о моей безнравственности; о ней уже и так говорят. У меня задрожали губы, обрывая привязь, удерживавшую Томаса на месте.

Несколькими шагами он пересек комнату и заключил меня в объятия.

– Мне так жаль, Одри Роуз. Я… пойму, если ты меня возненавидишь или… или захочешь покончить с нашими…

– Возненавижу тебя? – Я высвободилась и стала искать на его лице намек на настоящие чувства. Но даже сейчас он держал их в узде. – Как я могу тебя ненавидеть? Ты же не знал о помолвке?

Томас не стал меня удерживать и достал из сюртука письмо мисс Уайтхолл. Он сжимал его двумя пальцами, словно вонючий кусок гнилого мяса, который хочется выбросить. Я видела, как он почти утыкался носом в разлагающиеся трупы, и даже тогда ему не было так противно. Свободной рукой он провел по волосам, взлохмачивая их в самой несвойственной для себя манере.

– Клянусь, я понятия не имел, что отец устроил эту помолвку.

Он швырнул бумагу на пол, глядя на нее так, словно мог поджечь своим адским взглядом. Часть моих тревог рассеялась. Но только часть. Даже если эти новости вызывают у Томаса отвращение, условия могут быть таковы, что он не может ничего поделать – в письме стоит его подпись. В Англии письмо с просьбой насчет помолвки так же правомочно, как если бы Томас заключил ее лично.

Я хотела засыпать его сотней вопросов, но сдержалась. Его ледяной вид постепенно таял, обнажая глубины его собственного отчаяния и тревоги.

– Хотя, если вспомнить наш последний спор в августе, – продолжал он, – я не очень-то удивлен. Отец вышел из себя от того, что я не старался ухаживать за мисс Уайтхолл. Я не… – Он покачал головой. – Я не учел его мотивы. Ясно, что это моя ошибка. Она дочь маркиза. Для отца брак – не более чем удачная торговая сделка. На самом деле это урок, который он пытался вдолбить в меня в вечер нашего знакомства.

– Как…

Во мне опять закипели эмоции. Среди британских пэров маркиз стоит на несколько ступеней выше моего отца. Для отца Томаса, который сам является герцогом, союз с моей семьей был бы менее выгодным.

– Как ты познакомился с мисс Уайтхолл? Я думала, ты ни за кем не ухаживал.

Я подняла голову в тот момент, когда его передернуло.

– Это никогда… – Он потер лицо. Он выглядел усталым, осунувшимся. – Отец требовал, чтобы я в течение года присутствовал на определенных приемах. В основном на одном-двух кошмарных званых вечерах, устроенных его друзьями. Я познакомился с мисс Уайтхолл на ее первом балу.

Он помедлил, что только заставило меня еще больше нервничать. Когда уже казалось, что он больше ничего не произнесет, я собрала всю свою силу. Я заслуживала знать.

– И?

Томас встал и начал бродить по моей маленькой комнате, словно подсознательно искал путь к бегству.

– Я знал, что отец хотел, чтобы я выказал интерес, но сам я этого нисколько не желал. – Он бросил на меня взгляд, и его губы чуть не дернулись в язвительной усмешке. – Я хотел, чтобы меня оставили в покое. Я считал науку своей единственной любовью. Мисс Уайтхолл меня раздражала. Она загнала меня в угол в буфете и засыпала вопросами.

При этом воспоминании на его лице блеснула уже настоящая улыбка, но лишь пока он не вспомнил обо всем ужасе сегодняшнего дня.

– Она соглашалась со всем, что я говорил, это так раздражало. Ее взгляд скользил поверх моего плеча на другого молодого человека. Я начал понимать, что ее заинтересовал титул моего отца. Что она будет говорить мне все, что я хочу слышать. Представив, какой может стать наша жизнь, я решил, что это будет величайшее несчастье для нас обоих. Я знал, что должен одним махом пресечь это преследование.

Он сделал глубокий вдох.

– Я предложил голыми пробежаться по улицам, и она упала в обморок. Вскоре я ушел, думая, что больше никогда ее не увижу, даже ее имени больше не услышу.

Несколько секунд я переваривала эту историю.

– Так ты никогда… никогда не было никакой… привязанности… с твоей стороны?

– Никогда. Я провел с ней не больше часа. Все наше общение состояло в том, что я нес оскорбительную чепуху, а она слушала вполуха. – Томас сел рядом со мной на кровати. – Ты уверена, что не сердишься на меня?

Я обдумала его историю и свои чувства по этому поводу.

Наконец я глубоко вздохнула.

– Когда ты обещал мне жизнь, полную сюрпризов, я не ожидала, что они будут вот такими.

Томас фыркнул, словно у него только что гора с плеч упала.

– Если тебя утешит, то это в самом деле не совсем то, что я имел в виду. – Он робко взял меня за руку и потрогал красный бриллиант, который я по-прежнему носила на безымянном пальце. – Ты… сожалеешь о том, что произошло между нами?

У меня вспыхнули щеки при воспоминании о том, как наши тела сплетались самым интимным образом. Его губы и руки поклонялись мне такими способами, о которых я никогда не мечтала. Каким невероятным удовольствием было отдаваться ему без остатка.

– Нет, не… – Я запнулась. – Не совсем.

Он застыл, и мне захотелось вернуть слова обратно, но я ничего не могла поделать с захлестнувшими меня чувствами. Хоть это и может причинить Томасу неудобства, но мы должны поделиться своими потаенными страхами. Если я чему-то научилась за время, проведенное с карнавалом, то тому, что лучше откровенно рассказывать обо всем Томасу, даже если это может его оттолкнуть. Я с силой переплела наши пальцы.

– Я не жалею о том, что разделила с тобой постель. Ни сейчас, ни когда-нибудь. Я… Меня беспокоит, что будет дальше. Что, если тебе придется жениться на мисс Уайтхолл? Что тогда будет? – Я выровняла дыхание. – Если ты разделишь с ней постель, Томас, я не смогу быть твоей любовницей. Я не пойду на это, как бы ты ни владел моим сердцем.

Мгновение он ничего не говорил. Молчал как мертвый. Набравшись смелости, я посмотрела на него – он был очень напряжен.

– Неужели ты думаешь, что я могу так с тобой поступить? Что я позволю отцу так поступить с нами?

От опасного спокойствия его тона у меня по спине побежали мурашки. Лиза была права. Я никогда не видела эту сторону Томаса. Я не боялась его, я боялась войны, которую он может развязать из-за меня. Томас нашел свое счастье, и он будет цепляться за него, пока его тело не обратится в прах.

– Каковы условия помолвки?

– Ничего такого, что нельзя разорвать.

Его голос был холоден как лед.

Я ни на секунду не поверила в его браваду. Я быстро глянула на него. Вот. В легком изгибе морщинки на лбу.

– Могу я посмотреть письмо?

Мгновение, чересчур долгое, он колебался, но потом наклонился, чтобы поднять бумагу. Я быстро прочитала и, закончив, выругалась про себя. Это было гораздо хуже, чем я боялась.

– Томас… он отречется от тебя. У тебя не будет ни титула, ни денег, ни дома.

Чудовищность ситуации ошеломила меня.

– Ты не можешь… – Я заставила себя выпрямиться, превратить спину в сталь. – Ты не можешь отказаться от этого. Не ради меня.

Томас встал и наклонился, чтобы заглянуть мне в глаза.

– Он может отобрать мой английский титул, но дом матери ему не принадлежит. Она проследила, чтобы все перешло к Дачиане, пока я не достигну совершеннолетия. Как бы отец ни хотел, он не может отобрать у меня румынское наследие. Нужно выбирать между тобой и титулом, которым я не дорожу? Мой ответ прост.

– Ты точно сможешь жить без этого? Или сюда… – я коснулась его сердца, – упадет зерно сомнения, которое будет расти, пока ты не пожалеешь о своем решении?

Между нами повисло молчание, ожидавшее, когда его прогонят, но, похоже, Томас его только приветствовал. Я ждала, что он развеет мои страхи, назовет их нелепыми, но он стоял, вертя мое кольцо, словно язык проглотил. Легко поверить, что можно отказаться от своей фамилии ради любви – в теории. А когда сталкиваешься с последствиями, которые сыплются, как камни с утеса, это оказывается не так просто. К счастью, а может, на беду – трудно понять, – в этот момент в мою дверь постучали.

Больше не заботясь о том, что нас застанут здесь вдвоем, я крикнула:

– Входите!

Словно шторм на побережье, в комнату ворвалась Дачиана, уничтожив остатки моего спокойствия. Ее глаза горели.

– Не только ты получил послание от нашего дорогого папочки. – Она подняла зажатое в кулаке письмо. – Он угрожает мне.

– Что за глупости?

Беззаботный тон Томаса не соответствовал страху в его глазах. Я представила, что еще один камень упал из обвала, вызванного его отцом.

– Ты недооцениваешь нашего отца. – По щеке Дачианы скатилась слеза. – Если ты не согласишься на эти условия, меня немедленно выдадут замуж за его дряхлого мерзкого друга.

Я переводила взгляд с одного на другую и заметила, что с лица Томаса пропали остатки краски.

– За кого? – Теперь в его голосе слышался страх.

– За того, чьи прежние жены пропадали. – Дачиана, похоже, была больше настроена выцарапать кому-нибудь глаза, чем заплакать. – И наш дом в Бухаресте по закону перейдет моему новому мужу. У нас с тобой ничего не останется от мамы.