– А теперь посмотрите сюда.

Карл взял из набора хирургические ножницы и разрезал грудину до ключицы, потом по нижней границе ребер. Просунув в разрез руки, он потянул вверх. Грудная клетка, глухо щелкнув, раскрылась, выставляя напоказ легкое. Не розовое и даже не желчно-бурое, как у курильщика, а желтого, янтарно-желтого цвета чистой серы.

– Метаболизм, – сказал Карл, выпрямляясь и разминая затекшее плечо, – конечно, поражает. То есть поражал. Дышал он кислородом, как и мы, но выделял его из окиси углерода, двуокиси и треокиси серы, а по большей части двуокиси углерода. Не то чтобы хотел, приходилось. Он мог чуть-чуть продержаться на чистом, в нашем понимании, воздухе, а потом сбегал, чтобы глотнуть родной атмосферы. По молодости мог вытерпеть несколько часов подряд, но с годами вынужден был проводить все больше времени в привычной для него среде. Все эти его длительные исчезновения, затворнический образ жизни – не такой уж и бзик, как думали люди.

– Но… кто он? Откуда… – кивнул Вилер в сторону трупа.

– Это я сказать не могу. За исключением кучи медицинских подробностей и биохимических показателей, вам известно столько же, сколько и мне. Как-то попал на нашу планету. Пришел, увидел и стал действовать. Взгляните.

Он обнажил другую часть грудной клетки, вскрыл грудинную кость. Легочная ткань не делилась на две отдельные части, это был вытянутый в длину целостный орган.

– Легкое одно, хотя из двух долей. То же самое с почками и семенниками.

– Верю вам на слово, – выдавил Вилер слегка осипшим голосом. – Черт возьми, да что это такое?

– Двуногое, лишенное перьев, как однажды описал гомо сапиенса Платон. Я сам не знаю, что это. Я только знаю, что оно здесь. И подумал, что вы об этом тоже знать должны. Только и всего.

– Похоже, вы такое уже видели.

– Конечно. У Эпштейна.

– У Эпштейна?

– Естественно. Старику требовался посредник, который мог бы, не вызывая подозрений, проводить время как в его среде, так и в чужой. Он решал по телефону многое, но не все. Эпштейн стал, если можно так выразиться, правой рукой; он задерживал дыхание немного подольше. Что его и сгубило.

– Почему вы молчали?

– Во-первых, мне дорога моя шкура. Мог бы сказать «репутация», но шкура – верное слово. Я подписал контракт как лечащий врач, потому что был нужен. Для отвода глаз. Но я его практически не лечил: так, немного, по телефону. В девяти случаях из десяти, как я понял сравнительно недавно, мне пускали пыль в глаза. Даже врача можно обвести вокруг пальца. Мне звонили, перечисляли симптомы, а я осторожно предполагал диагноз и назначал лечение. Потом сообщали, что пациент идет на поправку. Так и работали. Были даже анализы: кровь, моча, кал. Я все проверял в лаборатории и никогда не задумывался, что они брали образцы оттуда, откуда и тело, за которое расписался патологоанатом.

– Какое тело? О чем вы?

– Старик мог достать все, что хотел, – пожал плечами Карл. – Абсолютно все.

– Получается, патологоанатом обследовал не… – И Вилер взмахнул рукой в сторону гроба.

– Конечно нет. Для этого и нужна задняя дверь. Похожий фокус можно купить за пятьдесят центов – ловкость рук, только и всего. Тело, что лежит здесь, уже было внутри печи. А его абсолютная копия, двойник, который взялся бог знает откуда – клянусь, я вообще не в курсе, – встречал патологоанатома снаружи. Нажали на кнопку, загорелся огонь, и второй гроб заехал внутрь, вытолкнув первый. Который тут же окатило водой. А человеческое тело превратилось в пепел. Как и в случае с Эпштейном, поступили распоряжения, неофициальные, конечно, только для моих ушей: ждать, пока не останусь один, через час зайти в эту комнату, нажать вторую кнопку и отправить второй гроб обратно в печь. Без клинических исследований, без вопросов, без заявлений. Как и многие из его приказов – логично, но зачем – не ясно.

Внезапно Карл рассмеялся:

– А вам известно, почему старик никогда не пожимал руки? И Эпштейн, кстати, тоже.

– Я считал, что он до смерти боится микробов.

– Просто нормальная температура его тела составляла сорок два градуса.

При этих словах Вилер дотронулся одной рукой до другой, но ничего не сказал.

– Итак, босс, что будем делать дальше? – небрежно произнес Карл, когда понял, что основательно отгородил слова молчанием.

Кливленд Вилер медленно отвернулся от тела, ему явно сложно было переключиться.

– Как вы меня назвали?

– Это я образно, – сказал Карл и улыбнулся: – Все-таки я работаю на компанию, получается, на вас. Сейчас я нажму ту кнопку и выполню приказ, окончательно и бесповоротно. Других распоряжений пока нет. Решайте.

– Вы говорите про него? Про это? Что с ним делать? – Вилер снова посмотрел на труп.

– Да. Есть варианты: сжечь тело и забыть или созвать сюда руководство в полном составе и эшелон ученых. Еще можно обо всем растрезвонить и напугать до чертиков все население Земли. Надо решать. Хотя меня лично волновал другой, более глобальный вопрос.

– Не понимаю…

– Что он здесь вообще делал? – Карл кивнул в сторону гроба. – Что успел? Чего добивался?

– Продолжайте, – попросил Вилер; впервые в его словах засквозила неуверенность. – У вас было время, чтобы все обдумать. Я же… – Он беспомощно развел руками.

– Понимаю, – спокойно сказал Карл. – Пока вы могли только слушать. Не хочу смущать, переходя на личности, но скажу, что вы восприняли новости очень достойно. У любого другого уже давно бы колени подкосились. Ну да ладно. Есть простая методика в курсе элементарной алгебры, когда нужно построить график. Отмечаешь точку с известными данными. Узнаешь больше, ставишь еще точку, потом еще одну. Имея три точки – хотя, конечно, чем больше, тем лучше, но с тремя уже можно справиться, – соединяешь, рисуя кривую. У этой кривой есть свои характеристики, и можно ее продлить немного дальше, предположив, что впоследствии данные подтвердятся.

– Экстраполяция.

– Точно. Представим, что ось Х – благосостояние нашего бывшего босса, а ось Y – время. Получается, что кривая благосостояния отражает, скажем так, его влияние.

– Столько данных…

– Так ведь более тридцати лет нужно охватить.

– Многовато.

– Теперь за эти же тридцать лет нужно отобразить другую кривую: изменения окружающей среды. – Карл, успокаивая, поднял руку. – Не собираюсь читать вам курс экологии. Давайте рассуждать более предметно. Скажем просто «изменения». Заметно повышение средней температуры из-за CO2 и парникового эффекта. Нарисуем кривую. Воздействие тяжелых металлов, ртути и лития на органическую ткань. Рисуем кривую. Отравление хлористым углеводородом, разрастание морских водорослей из-за фосфатов, количество инфарктов. Аналогично. А теперь совместим все кривые на одном графике.

– Понимаю, куда вы клоните. Но в подобные игры со статистикой следует играть осторожно. А то привяжете увеличение количества смертей на дорогах к расходу алюминиевых банок и детских булавок.

– Согласен, но мне кажется, я справлюсь. Хочу вам логично объяснить нечто нелогичное. Ведь если изменения, происходящие на нашей планете, явились результатом беспечности – где статистикой и не пахнет, – то как вышло, что беспечность не приносит пользу окружающей среде? Извините, обещал обойтись без лекций. Другими словами: как вышло, что беспечность портит и не сохраняет?

– Следующий вопрос. А куда ведут эти изменения? Наверняка вы встречались с теоретическими выкладками «формирования земли» – как преобразовать другие планеты и сделать их пригодными для жизни человека. А что, если это попытка видоизменить нашу планету, чтобы она подходила кому-то еще? А что, если кому-то нужно больше воды, и они охотно растапливали полярные льды парниковым эффектом? Увеличивая оксиды серы, уничтожали некоторые океанические виды: от планктона до китов? Уменьшали население, увеличивая случаи рака легких, эмфиземы, сердечных приступов, даже военных действий?

Не сговариваясь, мужчины опустили глаза на покойника.

– Припомните-ка область его интересов, – мягко сказал Карл. – Нефтепереработка, полезные ископаемые, пищевая промышленность, реклама… все, что провоцировало изменения или помогало тем, кто претворял их в жизнь.

– Но почему-то вы не сильно его вините.

– Так он нашел себе продажных помощников.

– Считаете, он пытался изменить целую планету ради личного комфорта?

– Не совсем. Перейду к главному. Неизвестно, есть ли среди нас подобные особи. Но если изменения продолжатся – и будут набирать обороты, – можно ждать гостей.

– Так что вы хотите? – спросил Вилер. – Поднять мир на борьбу с захватчиком?

– Ничего подобного. Просто тихо-мирно повернул изменения вспять. Если наша планета в обычном состоянии для них непригодна, я бы оставил все как есть. Не думаю, что придется давать отпор. На мой взгляд, они просто не придут.

– Или попробуют зайти с другой стороны.

– Вряд ли. Если бы они считали, что справятся эскадрой космических кораблей с суперпушками, они бы так и делали. Но нет, они выбрали другой способ. И если не сработает, будут искать другую планету.

Вилер задумчиво покусывал губу.

– Ведь что надо? Тот, кто в курсе происходящего, умеет отдавать приказы и распоряжается приличным капиталом, – тихо сказал Карл. – Чтобы сложилась такая личность, они могли бы даже переписать чью-то судьбу.

И прежде чем Вилер успел ответить, Карл взял в руки скальпель.

– Сделайте одолжение, – произнес он тоном, больше свойственным Вилеру. – С меня, черт возьми, достаточно; не хочу быть единственным, кто через это прошел.

Наклонившись над головой трупа, он сделал надрез вдоль линии роста волос от виска к виску. Потом, опершись локтями о края гроба и зафиксировав одну руку другой, направил скальпель прямо от центра лба вниз к носу, через верхнюю губу, через нижнюю и вниз до горла.

– Положите ладони на щеки, – выпрямившись, приказал Карл.

Вилер нахмурился – с ним давно никто так не говорил, – задумался, но затем подчинился.

– А теперь сожмите и потяните вниз.

Под давлением края разреза чуть разошлись, потом вдруг плоть перекосилась, кожа слезла с лица цельным куском. Вилер, не ожидая, что будет так легко, упал, упершись руками в дно гроба, и оказался лицом к лицу с покойником.

Глаза, как и легкие с почками, сливались в один орган, более узкий в центре. Овальный зрачок располагался вертикально. На бледно-лавандовой коже желтели сосуды, вместо носа было отверстие. Круглый рот, зубы какие-то неровные, подбородок вообще крохотный.

Вилер, не двигаясь, закрыл глаза, замерев так на секунду-другую, затем храбро открыл их снова. Перегнувшись через край гроба, Карл хотел помочь подняться. Вилер на секунду обмяк, но быстро оправился и отбросил руку.

– Зачем?

– Есть причина, – признал Карл. – Хотели бы сами оказаться на моем месте? Когда не с кем поделиться? Некому довериться?

И тут Вилер не выдержал и разразился смехом. А когда успокоился, сказал:

– Жмите на кнопку.

– Давайте сюда крышку.

Кливленд Вилер послушно поднял крышку, и они водрузили ее на место. Карл нажал на кнопку, и гроб медленно въехал в пылающую пасть. Потом они ушли.

Джо Триллинг зарабатывал на жизнь интересным способом. Жил он, кстати, вполне прилично, хотя, конечно, в городе смог бы позволить себе больше. С другой стороны, обитал он в горной местности в полумиле от живописной деревеньки, на свежем воздухе в окружении сосен и берез, что росли вперемешку с рододендронами. И сам был себе хозяином. Конкуренты практически отсутствовали.

А зарабатывал он, создавая медицинские муляжи, по большей части для военных, хотя принимал заказы и от мединститутов, и от кинопродюсеров. Случались и личные просьбы – вопросов никто не задавал. Джо мог сделать точную копию любой части тела, любого органа, закрепить ее или сделать съемной. Модели не отличались от оригинала на вид, их можно было трогать, нюхать и щупать. Гангрена источала зловоние, а на щитовидке проступали капли пота. Он мог отработать по индивидуальному заказу или поставить изделие на поток. Короче говоря, в своей области доктор Джо Триллинг был лучшим.

– С лицом получилось идеально, – рассказал ему Карл (уже в более приятных обстоятельствах: днем, за бутылочкой пива), – тут его вконец проняло. Бог мой, Джо, как красиво ты все сделал.

– Да ладно, просто детальки, заклепки. Вся красота в твоей идее – чтобы он руками все прочувствовал.

– Не понял?

– Я вот думаю, – начал Джо. – Это же такой блестящий ход. Разыграть парня – уже придумано неплохо, но заставить его в такой напряженный момент положить руки на «труп» – просто гениально. Как… Знаешь, помню, ребенком возвращался домой из школы, оперся об изгородь, а там плевок. – Он показал руку и потряс ей. – Все эти годы не мог забыть то ощущение. Все эти годы не смогли стереть его из памяти, столько раз мыл руки – и все без толку. Это, Карл, не просто психология или игры разума, это больше, чем воспоминания из прошлого. Думаю, что наши клетки, особенно на руках, способны запоминать. Мысль такая: сколько бы ни прожил Клив Вилер, его ладони не забудут, как слезла кожа. Поэтому он никогда не забудет то лицо. Так что это ты у нас гений, не я.

– Да лааадно. Зато ты знал, что делаешь. А я – нет.

– Ну уж, конечно.

Джо откинулся в садовом шезлонге – чтобы и пиво держать было удобно, и разглядывать через дно бутылки солнце. Любуясь пузырьками, которые нарушали законы перспективы (ведь, поднимаясь к поверхности, они увеличивались в размерах), он вдруг окликнул брата:

– Карл?

– Ну?

– Про бритву Оккама слышал?

– Ага. Давно, правда. Что-то из философии. Или логики. Дай-ка вспомню. Если известно следствие и ряд возможных причин, то самая простая из них и будет истинной. Оно?

– Не совсем, но близко, – лениво ответил Джо Триллинг. – Хмм. Ты вот всегда считал, что логика самодостаточна и не обязана иметь ничего общего с правдой.

– Я и сейчас так считаю.

– Понятно. Мы вот с тобой понимаем, что жадность и беспечность сами по себе в состоянии разрушить нашу планету. Но решили, что для Клива Вилера, который может исправить ситуацию, это не аргумент. И создали пришельца, которому для дыхания нужен смог. Получается, наших причин для спасения мира ему было мало, поэтому мы предоставили ему собственную причину. Проще говоря – выдумали.

– При этом учли все имеющиеся факторы. Ну да, Джо. А к чему ты ведешь?

– Нуу… наш замороченный вымысел, на самом деле, очень прост и сводит все к одной причине. Так обнажает простейшую причину лезвие Оккама, срезая слой за слоем. И есть неплохой шанс, что она – истинна.

Карл стукнул пивом об стол.

– Я об этом не задумывался, дел было по горло. Нет, только представь, а вдруг мы с тобой правы?

Они потрясенно посмотрели друг на друга.

– И что теперь ждать, Джо? – наконец прервал молчание Карл. – Космические корабли?