Вместо послесловия

Итак, итог?

Интервью с самим собой

– Сегодня, в марте 2006 года, когда я беру у тебя интервью для финала двухтомника, ответь, ты удовлетворен своей теперешней жизнью?

– Несмотря на мои почтенные годы (ведь мне пошел семьдесят второй!), несмотря на все трудности нашей общей, мягко говоря, непростой жизни, в общем, я не имею права ныть.

Во-первых, я относительно здоров, хотя глаукома, будь она неладна, сильно отравляет жизнь. Трудно читать, писать, смотреть спектакли и т. д. Она влияет и на походку (осторожничаешь), и на преждевременное старение. Но как-то справляюсь.

Во-вторых, а точнее, это – самое важное, здоровы (тьфу, тьфу, тьфу) мои родные и близкие, а главное (опять же, плюю через левое плечо), мои многочисленные дети и внуки. А их у меня немало: пятеро детей и пятеро внуков. Правда, разбросаны они по всей земле. Кто-то живет в Москве, но кто-то в Америке, Грузии, Израиле. Почти со всеми связь личная и телефонная. Но главное – будучи чадолюбивым, чрезвычайно ценю и люблю их, особенно самых маленьких. Да не обидится все мое многочисленное и дорогое потомство, десятилетняя дочка Зойка – «любимая женщина механика…» – можно сказать, свет в окошке!

Но и со старшей дочкой Катей и с ее дочками я, слава Богу, иногда вижусь. Кирилл, так тот снялся в моем последнем телефильме «Очарование зла», а вот тоже актриса – дочь Манана играет по-грузински в Тбилиси. Но все мы по мере сил не теряем связи друг с другом.

Младший сын Миша (ему пошел семнадцатый год) учится вместе с Зойкой в американской школе в Тель-Авиве. Увлекается точными науками, но тем не менее играет в ансамбле на бас-гитаре. Зойка же увлечена живописью, немножко литературой (пишет по-английски), играет в теннис и на трубе (!).

На сегодняшний день и все мои бывшие жены, каждую из которых я ценю и люблю по-своему, слава Богу, здоровы. В который раз плюю через плечо…

– Но ведь главным для тебя была, есть и будет твоя работа. Что ты можешь сказать по этому поводу, как говорится, «не размазывая манную кашу по белому столу»?

– Работаю, слава Богу, много. Играю, читаю, снимаю, снимаюсь, пописываю. Стараюсь не отклоняться от курса, выбирая репертуар. В моей концертной деятельности это удается без особых сложностей. Все тот же Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Пастернак, Тарковский, Самойлов, Бродский. Читаю сольники и «всухую», и с музыкой, и с пением. Спектакли-концерты для меня не менее важны, чем театр.

– А что после «Лира» в театре?

– Идеи новые есть, но тут я уже от себя не вполне завишу. Надо вписаться в планы театра, а для антрепризы искать эти проклятые деньги, если хочешь поставить и сыграть то, что просит душа. Ну, скажем, «Евангелие от Мастера» – я имею в виду всю историю про Понтия Пилата, Иешуа Га-Ноцри, Левия Матвея и других из романа в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Но одно дело было, когда я выпускал тройной аудиоальбом с музыкой Шандора Каллаша – деньги для производства небольшие, другое – когда вознамерился, написав пьесу, поставить спектакль, где 15 действующих лиц, не считая массовки. Плюс декорации, костюмы, реквизит, свет и прочее.

– А тебе не страшно после сериала В. Бортко, вновь браться за тот же материал?

– Как раз, наоборот. Именно после этого сериала я решил сыграть эту пилатовскую историю. У Бортко я играть отказался.

– Тебе ведь предлагали, если не ошибаюсь, то, что сыграл В. Гафт, – Каифу и Человека во френче?

– Именно. И откуда ты все про меня знаешь? Да, предлагали. Но я, слава Богу, отказался играть по этому сценарию. В нем даже Пилата полнокровно сыграть было нельзя, а ведь он давно мной вымечтан.

Найду денег – поставлю в антрепризе, не найду – не поставлю. Сегодня ведь все так. Вот «Метеор» Дюрренматта, которого тоже вымечтал и давно обдумал, предлагаю уже не антрепризе, а академическому Театру им. Моссовета. Это совершенно замечательная, умная комедия. В ответ:

«Михал Михалыч! Надо подумать. Ведь все серьезные вещи идут, как правило, на малых сценах, а у нас – 1300 мест!» Все подчинено зарабатыванию денег, везде и всюду – и в большом кино, и на ТВ, а теперь уже и в театре. С одной стороны, понятно: капитализация, рынок, рейтинг и еще бог знает что. Но сколько же можно всюду опускать планку и жить по принципу «нужно только то, что пипл хавает»? Как в анекдоте, «так мы дотрахаемся до мышей». Грустно… Но я как могу борюсь, и порой не без успеха.

Не знаю, что выйдет, но с огромным удовольствием снимал шестисерийный телефильм об эмиграции 30-х годов во Франции «Очарование зла». Там и Париж, и Москва 30-х, Цветаева, Эфрон и еще тридцать действующих лиц. В том числе сталинский нарком Ежов, его враги среди чекистов, его холуи и приспешники. Презанятная, батенька, история! Вот и снимал не по корысти, а по душе.

Мечтаю о Шолом-Алейхеме для ТВ, для него же о Шекспире. Но пока это все мечты. Хотя пытаюсь их осуществить. Но скажу прямо, сложно плыть против течения, особенно в серной кислоте.

Ладно. Поживем (если поживем!) – увидим…

– В общем, кое-чем гордишься?

– Не сочти меня моралистом, но гордиться сделанным не следует хотя бы потому, что пустой сосуд (ты) был наполнен совсем не тобой. Как максимум – ты иногда вправе порадоваться, поблагодарить Бога, а также сотоварищей по работе. Не последнее дело везение, сложившиеся в твою пользу во многом случайные обстоятельства и совпадения.

– К перу тянет?

– Иногда. Но очень много (и это прекрасно) практических дел. Ведь и зарабатывать нужно. Дети-то еще не подняты, я имею в виду младших, да и самому, хотя мне не так много надо, пока здоров, тоже кушать хочется… Стало быть надо где-то подсняться как актеру (режиссура дает крайне мало, мне во всяком случае), ну хоть в эпизодах разных, мотаться по всем городам и весям с концертами. А к перу? Я ведь не считаю себя писателем. Просто иногда хочется что-то записать, остановить мгновение, которое, по словам Бродского, «не столь прекрасно, сколь неповторимо».

– А как с вечной проблемой одиночества, ведь живешь один?

– Сказано: «не дано человеку единому быти», вот и женимся. Беда в том, что, как правило, человек одинок и в браке. Хотя я лично всегда искренне искал счастья именно в браке. На время находил, но лишь на время. Все оправдание брака – дети. Но тут я преуспел. Хотя страх одиночества меня преследует. Помогают друзья, работа, что-то еще.

– Алкоголь?

– В том числе и он, окаянный…

– Пьянство – грех?

– Ну… На эту сакраментальную тему я когда-то записал размышление под банальным заголовком «Пить или не пить…»

Я часто, наблюдая за собой, и не только за собой задумывался: почему многие актеры пьют? Губительно пьют. Гибнут от водки. Дисквалифицируются из-за нее. Губят свою карьеру, пропивают талант. И ведь знают (я в том числе), к чему ведет пьянство. Уже наутро клянешь себя, материшь, стесняешься самого себя, боишься смотреть людям в глаза. Валяешься в ногах у жены, умоляя простить тебя, объясняя, что был в беспамятстве, что это был не ты, что это – клянусь тебе – больше никогда не повторится, что ты готов лечиться, что и сам все понимаешь про свой порок, что вот даже самому тебе непонятно, зачем вчера ты сам себе и людям испортил праздник, ведь праздник-то был твой и люди после твоего удачного спектакля, концерта, премьеры с любовью и благодарностью к тебе пришли тебя поздравить, а ты, как последняя свинья, бомж, водопроводчик (почему-то достается именно сантехникам), хам и матерщинник, который еще смеет называться интеллигентом, – устроил всем, любящим и уважающим тебя, – это скотское представление, показал себя в твоей истинной красе. И как с тобой жить дальше и возможно ли жить вообще с больным человеком?..

Сколько, сколько раз со мной время от времени случалось такое за мою длинную жизнь! Каким-то чудом я не спился вконец, не страдал непрекращающимися длительными запоями, а напротив, замолив грехи, начинал трудиться с утроенной силой и отдачей и даже иногда чего-то достигал, и мне даже что-то с похмелья приоткрывалось… Затем следовал новый срыв. И сказка про белого бычка…

Назвать себя всерьез больным человеком, алкоголиком, тем более генетическим алкоголиком, я не могу.

Труд, ответственность перед работой, любовь к ней, наконец, как к любимой игрушке, единственному занятию, которое я любил, уж во всяком случае более всех остальных предпочитал (веселью в компаниях, сексу, деньгам, даже семейным радостям), удержала меня без особых усилий от алкоголизма. Но жизни без водки я тоже себе не представлял. Был у меня длительный период (год-два? Не помню), когда я не притрагивался к спиртному вообще. Это было условие, поставленное моей женой Региной. Настал час, и я вновь стал выпивать и время от времени впадать в безумство. В таких случаях говорят: пей, но знай свою меру. Вот погляди на такого-то, он тоже пьет, пьянеет, но все в рамках приличий. Ты же делаешься часто агрессивным, не помнишь себя, ведь не помнишь или все-таки помнишь?

Не помню, отвечаю я, и это истинная правда. Причем прекрасно (с некоторой натяжкой) помню и, честно говоря, готов и сегодня в трезвом виде подписаться под всем, что вчера наговорил, и, может быть, не в такой резкой (хорошо, пусть отвратительной) форме. Да, бывало и так, хотя я был вынужден потом извиняться (добавлю: исключительно из дипломатических соображений и просто за то, что был нетрезв. Пьяный человек – всегда виноватый человек).

Часто я говорил себе: пей только с теми, кто понимает и любит тебя, а главное с теми, кого понимаешь и любишь ты сам.

Но много ли таких у каждого из нас на свете? А выпить-то тянет, и, начав, никогда не знаешь, чем это все закончится. И не обязательно по твоей вине. Рядом сидят люди, которые, между прочим, тоже, как правило, пьют.

Пусть и немного, в меру. Но у них развязываются языки: и они глупой шуткой, неточностью вполне могут обнаружить свое внутреннее хамство, зависть, злобу и т. д. и т. п. А ты, уже под парами, не считаешь нужным скрыть от них замеченное тобою, и тут-то начинаются застольные конфликты, которые, вполне возможно, не сегодня и даже не вчера возникли, а скрыто существовали иногда годами и лишь до времени ты или он, она сглаживали, прикрывали, скрывали истинное положение вещей… Трезвый человек все увидит и найдет в себе силы промолчать или просто-напросто отойдет в сторону, покинет собеседника и будет переживать наедине с самим собой, что подчас приводит к преждевременным инфарктам и чудовищным депрессиям…

Так какой же выход из безвыходного положения? Нет единственно верного выхода. Нет. Но разве что бросить пить и начать колоться или курить анашу. Но говорят, что и это ничуть не лучше.

Так почему же все-таки актеры пьют? Хотя, как известно, пьют люди всех профессий, особенно в России.

«Для пьянства много есть причин», как писал Маршак. Заканчивалось так: «И просто пьянство без причин».

– Ну хорошо, почему пьешь ты, ты сам?

– Мне иногда кажется, что в первую очередь из-за того, что я актер.

Актер – действительно очень странная профессия. Как это ни глупо и отвратительно звучит. Актер должен, ну просто обязан, быть влюблен в себя. Даже самый умный актер, ироничный, самоироничный, понимающий относительность всего и вся, и в первую очередь ограниченность своего дарования, не смеющий даже в мечтах сравниться с гениями, которых он чтит и которым поклоняется, без любви к себе обходиться просто не имеет права.

Парадокс: если актер не любит себя, не считает себя уникальной, неповторимой индивидуальностью, если он теряет эту нарциссическую любовь к себе, к своему дару, к своей «неповторимой» манере чувствовать, мыслить, говорить, двигаться, играть, то он смело может бросать свое ремесло. «Талант – это вера в себя», – говорит М. Горький, вкладывая, между прочим, эту фразу в уста как раз Актера, отравленного алкоголем…

А скажите на милость, какой более или менее умный человек, пусть он даже и актер, может постоянно любить себя, верить в себя, уважать себя и свое искусство?! Такое под силу или идиоту, или гению!

Вот они как раз вполне могут обойтись без спиртного вообще! И обходились. Ни Толстой, ни Пушкин, ни Лермонтов, ни Грибоедов, ни Гоголь, ни Чехов в пьянстве замечены не были… Пил Есенин, пил Ефремов, а вот Станиславский и Немирович – нет, Мейерхольд – нет, Питер Брук – нет. Даже Шаляпин и Чехов алкоголиками не стали… Однако попивали, и немало…

Известно, что пил и Высоцкий. И даже сидел на игле. Пил Мусоргский. Пил Юджин О’Нил.

Известно, что вполне даже благополучные знаменитые звезды Голливуда тоже этим делом грешат и даже, как и наши, умирают от всяких допингов. Им-то чего? Когда одна-две роли в суперкартинах обеспечивают им вполне безбедное существование… Однако многие пьют и безумствуют почище наших.

Вот и я: боюсь пить и боюсь не пить. Старая шутка не так уж глупа.

Так «Пить или не пить? Вот в чем вопрос».

Выпьешь и кажешься себе умнее, талантливее, интереснее. С похмелья приходят очень даже смелые и подчас подлинно интересные и неожиданные решения… И тогда думаешь: вот еще, «бросить пить», перебьетесь…

 

Не мешай мне пить вино.

В нем таится вдохновенье, —

 

писал мой покойный друг и учитель Дэзик Самойлов… Но как же страдал и он, и его близкие от этого пагубного зелья… Так стало быть: «Дай ответ! Не дает ответа…»

– Секс – грех?

– Кто знает! На эту тему – тысячи умнейших книг. Ничего нового я не скажу. Вообще-то, как бы грех. И жить надо по десяти заповедям, но, как писал А. С. Пушкин: «Но ежели его рабыня прекрасна, Господи, я слаб…» А если серьезно, взаимоотношения полов – это для меня один из труднейших вопросов, на который я не могу дать краткого и вразумительного ответа даже самому себе.

– Смерти боишься?

– Мыслей о ней. Гоню их всю жизнь. Не получается. То есть лишь иногда, когда занят важной и интересующей по-настоящему работой. Может быть, еще поэтому я – трудоголик.

– Но ведь ты религиозен, ты верующий?

– Я стараюсь быть христианином. Знаю одно: без веры во Всевышнего я бы прожить не сумел. В вере я ищу опору моему слабому и несовершенному духу. Я не церковник. Скажу более, так случилось, что я, крестившись в 15 лет, стал православным. Могло быть иначе. Я люблю католические, лютеранские храмы. Мне там даже как-то легче дышится. Да и протестантство мне не чуждо. «Я, Боже, слеповат. Я, Боже, глуховат», как писал Бродский. Когда его доставали с этими конфессиональными вопросами, он отвечал: «Я – кальвинист». Я к Богу обращаюсь и молюсь, как умею, каждый день, если не каждый час, моля Его о милости и помощи мне, многогрешному.

– О чем жалеешь? Что бы хотел изменить в прошлой прожитой жизни?

– Во-первых, жизнь не имеет сослагательного наклонения. А во-вторых, у Пушкина:

 

И с отвращением читая жизнь мою,

Я трепещу и проклинаю,

И горько жалуюсь и горько слезы лью,

Но строк печальных не смываю.

 

– Толстой говорил «постыдных».

– Ну, уж если сам Лев Николаевич сказал, скажу «постыдных» и я. Но не смываю. Не смоешь. Но ведь и было, и даже есть много хорошего, интересного в моей сегодняшней жизни.

«Стыдно быть несчастливым!»