Кате не нравились сюрпризы, ради которых приходилось завязывать глаза. Не нравилось нащупывать носком сапога ступени. Не нравилось угадывать по звукам, куда ее ведут, даже если руку сжимала ладонь Валеры.
– Катюша, ну что ты так напряглась! Расслабься! Сейчас метра три ровная дорога.
Катя по-прежнему делала медленные осторожные шаги.
Она слышала далекие гудки машин, звон колокольни. Кто-то обгонял их. Кто-то разговаривал по телефону.
– Готова?
Валера снял с ее глаз повязку – и Катин взгляд уткнулся в серебристый «Гольф», сияющий в холодных солнечных лучах. Рядом припарковались другие новенькие «Фольксвагены», но они казались тусклее.
– С днем рождения, Катюша! – Валера вложил ей в ладонь маленький гладкий ключ.
– Ты помнишь?.. – спросила она, не отводя глаз от машины.
Это было слишком. Слишком… волшебно. Катя не раз слышала истории о подобных подарках, но не думала, что когда-нибудь окажется на месте счастливой обладательницы. Она будто сразу перешагнула несколько ступенек лестницы, по которой продолжала взбираться.
– Первое января. Сложно не запомнить такую дату.
Валера подал знак, и словно из воздуха возник мужчина с букетом орхидей.
Катя неотрывно смотрела на машину.
– Ну, что скажешь? – Валера обнял ее.
– У меня прав нет… – выдавила Катя, машинально принимая букет.
– Будут, Катюша, будут! – Валера сгреб ее в охапку и поцеловал. И этот поцелуй показался Кате слаще, чем все предыдущие.
Днем первого января Ян проснулся в подвале клуба с ощущением тяжелого похмелья. Размотал завязанный вокруг шеи розовый боа. Кое-как оделся и, пошатываясь, вышел на улицу. Мороз, пришедший после оттепели на голую землю, пощипывал нос. Спустя сотню метров, с трудом удерживая равновесие на льду, Ян осознал, что оставил в подвале саксофон. Вслед за этим вспыхнул какой-то неясный образ, связанный с Мартой, – и потух. Ян остановился на мосту, чтобы перевести дыхание, облокотился о перила. Внизу на серо-бурой земле редкими пятнами лежал снег, исполосованный железнодорожными путями.
Теперь Ян понял, почему нельзя долго смотреть в пропасть: она становилась живой, пела, извивалась, заманивала. Просила твоего тепла, а взамен обещала найти выход из любой передряги. Простой и быстрый.
Первое января. День рождения Кэт.
Ян достал из кармана куртки мобильный. Кэт так и не позвонила. Возможно, и не позвонит. Он долго всматривался в дисплей, словно ожидал от него еще какой-нибудь информации. Потом вытянул руку за перила и разжал ладонь. Телефон черной рыбкой нырнул в серое пространство. Послышался далекий глухой звук удара о землю.
Некоторое время Ян смотрел в пустоту.
А почему, собственно, и нет?..
Что держало его на этом мосту? Чья рука?
Ян сжал ладонями поручень и снова посмотрел туда, где лежал его телефон.
Раз – и все.
– Herr Woronzow!
Ян не сразу понял, что обращаются к нему. Здесь. На мосту.
Он медленно повернул голову.
Смешно скользя по льду, к нему спешила золотоволосая девушка. Судя по отсутствию акцента, немецкий, вероятно, был ее родным языком.
Рыжеволосая иностранка.
Здесь.
Сейчас.
– Ты что, издеваешься надо мной?! – потребовал Ян ответа у неба.
– Простите? Я не понимаю по-русски, – прокаркала золотоволосая дива.
Ее щеки раскраснелись от бега. Грудь, запрятанная в песцовую шубу, часто приподнималась. Из приоткрытого рта с каждым выдохом вырывались облачка пара.
– Это я не вам, – по-немецки ответил Ян.
Девушка оглянулась, не увидела никого. Почти не удивилась.
– Марта сказала, что вы пошли в эту сторону. У вас есть минутка, чтобы выслушать мое предложение? – она все еще не могла отдышаться.
Ян сел на корточки и прислонился головой к ржавым металлическим прутьям. По цвету они почти слились с его волосами. Морозный ветер осторожно трогал лицо. Снежинки щекотно опускались на губы и тотчас же таяли.
– Да, милая фройлен, – прикрыв глаза, ответил Ян. – Похоже, у меня еще много времени.
– Как настроение? – спросил Валера, раскачиваясь в директорском кресле.
– Валерий Анатольевич, пожалуйста, не отрывайте меня от работы для праздной беседы, – строго ответила Катя.
– Ты как разговариваешь с начальником?!
– Валерий Анатольевич…
– Ладно, иди.
Катя работала менеджером по продажам канцелярских товаров меньше двух недель, но уже ловила на себе косые взгляды коллег – и не только из-за благосклонности шефа. Она не устраивала кофе-пауз, не бегала курить, не курсировала по коридору с мобильным телефоном. Она работала – и с нуля быстро добралась до двух десятков клиентов только путем активных продаж. Активные продажи не любил никто.
Ее клиенты не просто перезванивали, чтобы сделать очередную покупку. Они помнили ее имя и просили к телефону именно Катю. Срочные заказы она умудрялась отправлять в обход графика, сдабривая водителей то шоколадкой, то стаканчиком кофе.
Водители ее любили. Делопроизводители любили. Клиенты – обожали. А менеджеры по продажам тихо ненавидели. Они могли «забыть» о звонке ее клиента, «случайно» забрать зарезервированный товар. Работать в таких условиях было сложно. Но еще сложнее было работать так же из рук вон плохо, как и все остальные.
Чего они хотели? Только денег. А Катя укрепляла фундамент своей будущей империи. Не все решения в ее жизни давались легко, но она их принимала – и двигалась дальше. Лишь немного задержалась на том этапе, где фигурировал Ян.
Продавать, как быстро поняла Катя, можно все что угодно.
Перед тем как согласиться работать с Валерой, она пошла на курсы менеджеров по продажам и с удовлетворением отметила, что на интуитивном уровне уже знала все, что пытались вбить в головы других студентов преподаватели.
У нее началась совсем другая жизнь. Квартира в новостройке на пятнадцатом этаже, с которого открывался потрясающий вид на город. Перспективная работа с удобным графиком и вменяемыми клиентами. Мужчина, который не любил игры, – за исключением футбола по телевизору.
Катя была уверена, что заслужила все это.
Ночь. Электрический свет фонарей.
Это был его фон, его воздух.
Ян поднес мундштук к губам…
Золотоволосая дива с автомобильным именем Мерседес сделала предложение, от которого Ян не смог отказаться: гастролировать по Германии вместе с Мартой. Несколько месяцев он выступал в клубах, играл мелодии, которые знал каждый – но получалось очень лично. Это нравилось публике. Нравилось, что они могут испытать то же, что и саксофонист: боль, отчаяние, надлом, пустоту, такую глухую, что она сама становилась музыкой, – и забыть об этом, встав из-за столика. Яну хотелось бы того же.
Мутными глазами Марта видела его насквозь.
– У тебя есть дар, – шептала она утром в гостиничном номере, прижимаясь к бедру Яна теплым животом. – Ты не просто играешь, а сублимируешь свои чувства. И женщина за столиком, только что болтающая с подружкой о новой стрижке, замолкает на полуслове и поворачивает голову в твою сторону, хотя и не понимает, что именно ей движет. Пытается разобраться, а ее засасывает все больше. И эта женщина уже не может вернуться к разговору о стрижке, потому что чувствует сопричастность. Она либо испытывала то, чем пронизана твоя музыка, либо надеялась никогда подобного не испытать, либо завидовала тем, кто такое испытать способен. Твои эмоции, выраженные в музыке, «ведут» слушателя за собой, как дудочка крысолова, да простят такое сравнение твои поклонники.
Ян слушал ее вполуха.
Сквозь закрытое окно просачивался колокольный звон.
– Но тебе нужно научиться управлять эмоциями, – продолжала заговаривать его Марта. – Иначе однажды ты сам пойдешь за дудочкой. А чтобы управлять эмоциями, тебе нужно…
– Забыть? – Ян усмехнулся.
– Люди не умеют забывать, – ласково поправила его Марта. – Но умеют прощать. Тебе нужно простить тех, кто остался в прошлом, отпустить их.
– Перестань уже! – отмахнулся Ян. – Я все забыл, простил и отпустил.
– Не перестану. Потому что ты слишком напоминаешь меня некоторое время назад.
– Я напоминаю тебе слепую, раздобревшую, мертвецки бледную женщину под сорок? – едко спросил Ян, приподнимаясь на локте.
Марта, казалось, ничуть не обиделась.
– Я уже пережила то, что сейчас переживаешь ты. Думаешь, легко осознавать, что до скончания веков моя жизнь будет наподобие картинки, которую я вижу: чернота с редким движением теней? Я едва научилась с этим справляться – с помощью музыки. Думаешь, тебе сложнее, чем мне?
Всполохами, помехами, звуками, похожими на крик, к нему подбирались ее воспоминания. Что она чувствовала тогда? Что по сравнению с этим значили его чувства? Ничего.
Ян положил голову ей на живот. Марта гладила его волосы. От нее пахло чем-то очень знакомым, домашним. Она была изумительной, эта Марта. Но, как и все женщины, слишком болтливой.
В тот день он впервые выступал на улице. Ян назвал место, а Мерседес все устроила.
Кропленая мелкими веснушками фройлен так и не поняла, чем приглянулся Яну этот угол: за спиной – витрина ювелирного магазина, впереди, через дорогу – другие магазинчики, закрытые в столь позднее время. Поблизости не было ни одного кафе, где слушатели могли пропустить по стаканчику, пока Ян терзал их души. Мерседес даже не понимала, зачем ему вообще играть на улице. Не те деньги, не та публика.
Ян и сам толком не понимал. Чувствовал. Наверное, так чувствовала Марта, безошибочно угадывая его настроение по шагам.
Еще в самолете по пути в Берлин Ян закрывал глаза и видел себя на фоне черной витрины с россыпью сверкающих драгоценных камней за стеклом. Там – свое золото. У него в руках – свое. Его стоило куда дороже, но, к счастью, это не мог подтвердить ни один ювелир.
Свою лучшую музыку он приберег для этого вечера. Ту музыку, что подслушал у звезд, лежа на крыше в далеких Бешенковичах. Она впиталась в одеяло, которым Ян укрывался в ту ночь. Не давала ему заснуть, путаясь в ночнушке его «невесты». Но сейчас Ян думал не о звездах и не о Кэт. Он думал о своих пальцах, лежащих на клапанах, но словно парящих над ними. Ян чувствовал, как напрягаются брюшные мышцы, как воздух проходит через мундштук – и задавался тем же вопросом, что и двадцать лет назад, когда только увлекся саксофоном. Как такие простые действия могут рождать музыку? Она выворачивала наизнанку. Выжимала из тебя сок и швыряла тело в помойку, как жмых. После часа такой игры Ян выматывался настолько, что, едва зайдя в гостиничный номер, падал в сон – словно терял сознание.
А публике это нравилось. Она отвечала ему аплодисментами, шелестом купюр и звоном монет.
А потом начались эти сны.
Как проклятие.
Ян снился ей каждую ночь. Они попадали в какие-то передряги, их преследовали. Они оказывались в разных компаниях на одном мероприятии, либо в одной компании и вели себя как друзья. Но в каждом сне Катя чувствовала с ним связь. Однажды Ян признался ей в любви. Так же просто, как когда-то увлек ее на одеяло после рассказа о Маше. И это признание не стало для Кати откровением, во сне она и так знала о его чувствах.
Три месяца спустя она набрала его номер.
Перед этим долго ходила вокруг телефона, лежащего на столе. Думала, может, не время? Может, лучше вечером? Или, наоборот, утром? Но Катя не знала, чем он живет, кем работает, какой у него распорядок дня. Она ничего не знала о нем уже три месяца. Любое время суток могло оказаться неподходящим.
Сомнения. Это было так не похоже на нее. Помнится, на игру с незнакомцем она согласилась быстрее. А сейчас словно делала самый сложный выбор в жизни. Все ходила и ходила кругами, пока не поняла, что все равно никуда не денется. Из комнаты не выйдет, пока не позвонит.
Она опустилась на кровать. Пальцы сами набрали номер.
Сделала несколько глубоких вдохов: боялась не расслышать Яна из-за оглушительного биения сердца.
– Алло! – раздалось в трубке.
Его голос ничуть не изменился. Словно они расстались только вчера. Или словно не расставались.
– Привет, – как сложно говорить, вот так, на расстоянии. Что сейчас почувствовал Ян? Как отреагировал? – Это Катя.
Пауза.
Паузу Катя ожидала. Но не могла понять, что за ней скрывается. Удивление? Раздражение? Или он просто не может вспомнить, что за Катя? Надо было представиться Кэт.
– Привет, Кэт! Что-то случилось?
Она улыбнулась.
Та же интонация, что и до расставания. Словно три месяца умело вырезаны при монтаже.
– Я просто соскучилась по твоему голосу, – призналась она.
Катя все улыбалась. Она соскучилась по Яну больше, чем ожидала. До боли в солнечном сплетении. Ей вдруг захотелось встретиться с ним. По-дружески. Поговорить, посмеяться. Она бы чуть флиртовала, Ян бы делал вид, что не замечает этого. Они бы выпили по чашечке кофе в одной из кофеен, где когда-то бывали. А может, еще и по полбокала вина. Поцеловали бы друг друга в уголки губ на прощание. И расстались до следующей встречи. До того момента, когда она позвонит ему снова.
– Кэт, мне не жаль для тебя моего голоса, но…
Казалось, Ян озадачен.
– У тебя все в порядке? – перебила она его.
– Да. У меня все отлично.
– Удача вернулась к тебе?
– С лихвой.
Где-то в его мире женский голос произнес несколько фраз на иностранном языке. Ян что-то ответил. Обычная интонация. В ней не было и капли той нежности, с которой он когда-то общался с Катей.
– А у тебя все в порядке? – спросил Ян.
– Да, вполне.
– Я рад за тебя. Честно, – Ян замолчал, но теперь пауза была выжидающая, как перед прыжком. – Кэт…
Она сильнее прижала телефон к уху. Никто никогда не произносил ее имя так, как он: словно легонько дергал за невидимую ниточку, привязанную к позвоночнику.
– Да?..
Едва Ян заправил бутоньерку в нагрудный карман пиджака, как в полке туалетного столика завибрировал мобильный. На этот телефон со старым номером звонили нечасто: в основном, должники, реже – старые приятели. Ради них и была затеяна возня с восстановлением сим-карты разбитого телефона. Ян даже близко не допускал мысли, что причина могла быть не в долгах, о большинстве из которых он забыл, и тем более не в приятелях, общения с которыми избегал. Что все это делалось ради одного единственного звонка.
На дисплее высветился незнакомый номер. Ничего не успев почувствовать, Ян поднес телефон к уху.
– Алло!
– Привет… Это Катя.
Могла и не представляться. Ян никогда не забыл бы ее голос. Хотя думал, что больше его не услышит.
Что-то встрепенулось, заныло внутри – и затихло.
– Привет, Кэт. Что-то случилось?
– Я просто соскучилась по твоему голосу.
Ян улыбнулся.
Маленькая милая эгоистка.
Она еще что-то спрашивала про его дела и про удачу, а он что-то отвечал, но уже думал о том, что скажет в конце разговора.
– Ян, ты скоро? – донесся из-за двери нетерпеливый голосок Мерседес. – Мы опаздываем!
Ян убрал телефон от уха.
– Еще минутку.
И снова в трубку:
– Кэт…
– Да? – доверчиво переспросила она.
Ян медлил несколько секунд, прежде чем произнес следующую фразу:
– Не звони мне больше.
Он не сразу сбросил вызов. Дождался, пока Катя ответит.
– Хорошо. Не буду.
И только тогда прервал разговор. Отложил телефон на туалетный столик. Глядя на отражение в зеркале, поправил атласные лацканы смокинга.
– Заходи, я готов! – произнес он по-немецки.
Дверь распахнулась, и в комнату вплыла золотоволосая немка в легком платье изумрудного цвета. В руках она держала букет из тех же цветов, что и бутоньерка Яна. Лучисто улыбаясь, Мерседес покружилась. Платье приподнялось шифоновым облаком – и мягко опустилось на бедра.
– Моя невеста – красавица! – искренне произнес Ян и взял ее за руку.