Глава 15. Время собирать камни. Продолжение следует…

Барон Гораций Осипович Гинцбург, действительный статский советник, купец первой гильдии и Ктитор Большой хоральной синагоги в Петербурге познакомился с Эдмоном Ротшильдом еще в 1880-е годы, когда неугомонный французский банкир помогал российским евреям переехать в Палестину, спасаясь от погромов. Тогда они работали бок о бок и, как продолжение этой работы, в 1892 году в Петербурге было открыто отделение Еврейского колонизационного общества во главе с Горацием. В 1899 году барон Эдмон де Ротшильд передал под «юрисдикцию» ЕКО земледельческие колонии в Палестине, основанные на выкупленной им земле. С тех пор переселение на “землю обетованную” пошло веселее, но всё это было полумерами, и бароны это прекрасно понимали.

Для развития нации требовалась не земля в чужой стране, а собственное государство. Пусть крошечное, но своё. Государственность всегда упиралась в признание её сильными мира сего, а насчёт этого бароны никаких иллюзий не питали. Требовалось в этом заборе из “нет” пробить брешь и заручиться поддержкой хоть какой-то из ведущих мировых держав. Ротшильды активно, но пока безрезультатно, окучивали правительства Франции и Британии. В американских штатах шустрил Яков Шифф. Деньги, время, связи тратились немалые, и всё пока впустую… Германию, Австро-Венгрию и Россию еврейское сообщество считало наиболее реакционными ретроградами и на их поддержку не рассчитывало даже в перспективе.

Самым большим скептиком в отношении договороспособности правителя России был Эдмон Ротшильд. И вот теперь он сидел перед Горацио в его доме и рассказывал такие вещи, в которые Гинцбург просто отказывался верить.

– Прости, Эдмон, но у меня создаётся впечатление, что вы встречались и вели переговоры не с Николаем Вторым, а с каким-то другим человеком…

– Ты не одинок, у меня сложилось такое же впечатление. Его манеры и стиль ведения беседы разительно отличаются от того описания, которое у меня было перед встречей… А этот взгляд… Знаешь, когда он смотрел на меня, мне казалось, что на меня смотрит мой отец…

Эдмон Ротшильд прикрыл глаза, вспоминая взгляд императора и свои ощущения, передёрнул плечами, потёр ладонями прикрытые веки и решительно покачал головой.

– Но факт остаётся фактом, Горацио. Именно он первым, без всякого намёка с моей стороны, предложил решить проблему евреев кардинально, провозгласив Израиль, и пообещал немедленно признать его на международном уровне.

– Предложил и ничего не потребовал взамен?

– Почему же. Потребовал. Но каждое его требование сопровождалось новыми предложениями, и каждое новое предложение было логичным продолжением первого.

– Тогда давай ещё раз про самое невероятное – про флот и армию.

– Он сказал – государство ничего не стоит, если не умеет защищаться. Регулярная армия и боеспособный флот – вот два крыла, без которых Израиль не взлетит.

– Возразить что-либо трудно. Итак?

– Наша задача сформировать армию несуществующего пока государства, да такую, которая сможет воевать и побеждать. Прошедшую боевое слаживание и обстрелянную. А это можно сделать только…

– Колонии…

– Да, Ост и Вест Индии – как пример.

– Значит, Китай?

– Значит, Китай…

– На каких условиях?

– Он отдаёт нам в концессию Квантун, а мы компенсируем казённые затраты…

– Ты же знаешь, как считались и создавались эти затраты.

– Да… И он, кажется, тоже знает. Во всяком случае, у него было такое выражение лица, когда он их перечислял, особенно 152 000 рублей за одну версту КВЖД… Но когда я попробовал возражать – предложил в качестве доплаты забрать министра финансов…

– Если речь зашла про Витте, тогда точно знает. И сколько он хочет?

– Он хочет не деньги. Он хочет железные дороги, порты и заводы.

– Не понимаю. Давай конкретнее…

– Он отдаёт ЮМЖД, а мы достраиваем дорогу вокруг Байкала и тянем ветки от Владивостока к Находке и Сучану.

– И нам интересно строить эту дорогу?

– По ней пойдут эшелоны с нашими переселенцами к верфям, на которых будут строиться наши корабли, и к углю, который они будут загружать в топки.

– Хорошо, порт – это Владивосток, но Находка… Зачем ему эта глушь?

– В обмен на порт в Дальнем и в Порт-Артуре он хочет иметь замену именно там… И не только порт – он хочет построить в Находке и во Владивостоке сразу две новые верфи.

– Подозреваю, что он и здесь нашёл, чем тебя заинтересовать.

– Да, если мы строим две верфи, то каждый второй корабль на этих верфях будет строиться для военного и гражданского флота Израиля, каждый второй мастер будет из наших переселенцев, которые затем будут служить на этих кораблях или обслуживать их уже в Средиземном море.

– Уж больно неравноценный обмен – за полтора порта Квантуна две верфи на Дальнем Востоке…

– Три, Горацио, он хотел три – еще одну на Амуре, в селе Пермское, но мне удалось сторговаться…

– Что и где мы ещё должны построить?

– Всё, что требуется для строительства и оборудования кораблей – металлургический и станкостроительный заводы, мастерские технологической оснастки, электротехнические мастерские и оружейно-патронное производство.

– И всё это в обмен на несколько домов в Дальнем?

– Господин Витте потратил на эти несколько домов 20 миллионов казённых золотых рублей… Две трети из них находятся по известному нам адресу, и могут быть использованы как раз на указанные цели. Всё это в обмен на оборудование и оружие, которые мы сможем сделать из этого металла на этих заводах и вывезти в Израиль на кораблях, собранных на этих верфях.

– Дешевле было бы купить всё это в САСШ или в Германии…

– Да, дешевле, но ни Германия, ни САСШ не признают Израиль и не заключат с ним союзный договор, предусматривающий вооружённую помощь…

– А он это сделает?

– Да, и он очень просто и доступно объяснил – почему. Израиль находится в стратегически важном месте. Средиземное море, Суэцкий канал… Наличие дружественного государства в таком месте аннулирует все многолетние усилия Британии по запиранию флота России в Чёрном море и создаёт крайне невыгодную конфигурацию сил для Турции… Да, конечно, на море с Британией России не справиться, но этот канал, доступный для атаки сухопутными силами, сводит на нет всё морское преимущество «лаймиз». Севернее его – дружественная России Персия. Южнее – пустыни. Нужна только точка опоры на Средиземном море. И этой точкой опоры может стать Израиль.

– А нам выгодно усиление русского медведя?

– Нам выгодно ослабление британского льва как раз до такого состояния, которое сделает его сговорчивым и готовым признать Израиль. Не воспользоваться для этого силой медведя, имея все возможности, мне кажется непростительной глупостью… Ну а потом… Потом всё может изменится…

Посидели молча. В головах щёлкали арифмометры Однера…

– Как будем компенсировать затраты?

– После окончания кораблестроительной программы и формирования армии Израиля, перепродадим право аренды на Квантун.

– И найдётся покупатель?

– Вот, – Эдмон Ротшильд поднял указательный палец, – это самое интригующее и непонятное. Император отдал мне горнопромышленную карту с собственноручными пометками. Если ей верить, то Квантун и регионы, прилегающие к нему – сокровищница царя Приапа. Алмазные россыпи в провинции Шандунь, кимберлитовые трубки в двух шагах от Дальнего, нефть в устье рек Ляохэ и Янцзы, уголь под Мукденом. Не менее богата и Корея – вот, посмотри сам:

– Ого! Такое не удержать, даже если поставим под ружьё всех переселенцев. Британия и её дальневосточный пудель – Япония – не смогут пройти мимо такого богатства в чужом кармане.

– Император говорит то же самое. Поэтому он предлагает не пытаться съесть то, что не в состоянии переварить, а получить концессии и привлечь максимальное количество инвесторов из Европы и САСШ, как крупных, так и самых мелких. Сделать так, чтобы Китай и Корея кишели вкладчиками, которые очень нервно относятся к попыткам силой перераспределить те активы, в которые они вложили свои деньги. Эта шумиха создаст препятствия для любых силовых акций, замаскирует наши планы и создаст крайне благоприятный фон для продажи всех активов оптом…

– Я так понял, Эдмон, что этой продажей ты хочешь не только покрыть затраты и получить прибыль, но ещё и купить лояльность некоторых правителей к Израилю? И все же, удивительно… Я не слышал, чтобы кто-то вёл геологическую разведку в этих местах. Выходит, я чего-то не знаю…

– Выходит, Горацио, что мы очень много чего не знаем… Он очень интересно сказал: ”Заключая с вами договор, я надеюсь, что вы поможете мне дожить до его завершения”…

– То есть, он понимает, откуда ему угрожает опасность…

– Не просто понимает. Он её прекрасно идентифицировал и подробно описал… Его предложение – это как раз конкретные шаги по уменьшению рисков…

– А мы в это время…

– Да… Эту работу и кое что другое придётся сворачивать… Я уже распорядился о разработке анонимной кампании поддержки царя во Франции. Прошу тебя то же самое сделать в России. Концепция поменялась, и теперь он нам нужен живой, здоровый и безмерно популярный. Так что, над светлым образом придётся потрудиться. Ну, ничего – сами замазали, сами и отмоем.

– Что ещё?

– На время подготовки – никаких резких движений. О нашей активности на какое-то время должны забыть. Я даже настоял на том, чтобы отложить обнародование вот этого, – Эдмон положил на стол бумагу с императорским вензелем.

– Что это? – не вставая, поинтересовался Гинцбург.

– Отмена черты оседлости… Вчера я бы этот закон приветствовал. Сегодня – уже нет. Он возбудит ажиотаж, привлечёт ненужное внимание и главное – отберёт у нас колонистов, которые передумают переселяться. А у нас, особенно теперь, каждый человек будет на счету.

При всей мощи своей империи, Нобели не могли остановить вторжение международных банкирских домов в свой бизнес. С тоской оглядывались они вокруг в поисках союзников и не находили их. Нобелевский бизнес полностью зависел от российской нефти, транспорта и спроса, что делало его уязвимым на нестабильном, неуправляемом международном рынке. Им ещё крайне везло, что для Ротшильдов в это время главной задачей была борьба со «Стандард Ойл» за мировое господство, и компанию Нобелей они рассматривали не столько как конкурента, сколько как потенциального союзника в войне с американцами. Но союз этот не мог быть вечным, и Нобели понимали – придёт время, и безжалостный “партнёр” вцепится им в горло.

Альфред Нобель, живший в Париже, был больше, чем его братья, искушён в тонкостях биржевых махинаций. Он понимал шаткость финансового положения «Товарищества», которому постоянно не хватало денег для стремительного развития, и реально оценивал могущество противника. Именно Альфред настоял на переговорах с Ротшильдами, которые и начались в 1884 году. На первой же встрече Жюль Арон, представлявший российские интересы Альфонса Ротшильда, заявил: «Ротшильды, несмотря на свою мощь и власть, должны не воевать, а сотрудничать с Нобелями на российском рынке». И братья смогли перевести дух.

В марте 1895-го Эммануил Нобель и Жюль Арон, подписали с Уильямом Либби, выступавшим от имени американской отрасли, соглашение о разделе рынков. Америка получала 75 % мирового экспорта, Россия – 25 %. Перемирие не продлилось и двух лет. К игре подключился “заклятый друг” – “Стандарт Ойл” – с его неограниченными финансовыми ресурсами.

Одновременно с американцами в Баку появились такие интересные личности, как Фред Лейн, совладелец лондонской фирмы “Лейн и Мак”, и один из организаторов «Бритиш Петролеум» – нефтяной экспортёр Маркус Сэмюэль. Интересны они тем, что работу в частной компании прекрасно сочетали со службой в военной разведке. В результате их плодотворного сотрудничества через Суэцкий канал ежегодно проходило свыше 2 млн тонн нефти, 90 % которой перевозили корабли Сэмюэля.

Чем ближе к началу ХХ века, тем теснее становилось на нефтяном рынке. С планами создания нефтяной суперструктуры уже носился Дойче Банк. Для этой цели было организовано «Немецкое нефтяное акционерное общество».

Тогда же Эдмон Ротшильд предложил Нобелям взять в свои руки все холдинги Ротшильдов в России, а также всю их нефтяную собственность в Европе. Те отказались, боясь, что российское правительство не допустит создания столь мощной монополии.

И вот теперь напротив Эммануила Нобеля сидел собственной персоной Его Императорское Величество, который сообщал о совершенно других опасениях высшего руководства империи и о планах, от которых подгибались ноги и першило в горле.

– Нефть – это не просто новый, а потому, крайне рентабельный товар, – говорил император своим, уже привычным для нефтяника, глухим голосом. – Нефть – это переход всей цивилизации на совершенно другой энергетический уклад, который полностью изменит привычный облик стран и перелицует до неузнаваемости политическую карту мира. Такое происходило при переходе с вёсел на паруса и с парусов на уголь. Так будет и сейчас. Нефть положит конец тысячелетнему господству кавалерии на полях сражений. Вместо них очень скоро мы увидим войны моторов, заводов и научно-исследовательских лабораторий. Уже совсем скоро нефть превратится в главную тягловую силу мировой экономики и станет важнейшим фактором политики. Соответственно, неизбежно превратятся в политических деятелей все, кто имеет хоть какое-то отношение к нефтяной индустрии.

– Ваше Величество, но у нашей семьи не было никакого желания заниматься политикой… – развёл руками сконфуженный промышленник.

– Тогда ждите – политика обязательно займётся вами, – грустно улыбнулся император. – Слишком серьёзные позиции занимает на мировом нефтяном рынке “Товарищество БраНобель”. Слишком многим оно уже мешает и ещё очень многим станет костью в горле в ближайшее время. Но я не собираюсь вас пугать неизбежным. Наоборот – я пришёл сообщить, что в этой схватке у вас есть союзник, который заинтересован, чтобы вас не смогли задушить в объятиях или прирезать в подворотне…

– А что, могут и в подворотне?

– Могут, – в голосе и во взгляде императора не было ни капли весёлости. – Но не сразу. Сначала вам просто будут мешать перевозить и продавать ваш товар. Потом промыслы и заводы начнут взрываться и гореть под самым благовидным предлогом – как возмездие эксплуататорам за угнетение трудящихся. Ну, а если не получится свалить вас диверсиями, тогда может дойти и до личного террора…

– Что же делать? – испытывающе посмотрел на императора нефтепромышленник и ухватился двумя руками за стол, как будто ища в нём точку опоры.

– Надо делать шаг вперёд, – не отрывая глаз от Нобеля, медленно, но чётко произнёс император. В вашем случае, – император сделал театральную паузу, набивая трубку и исподлобья поглядывая на собеседника, – надо набрать такой вес и такой потенциал, который уже невозможно будет свалить невоенными средствами. Вступать в такие союзы, конфигурация которых будет непривычна для противника, и действовать методами, ставящими его в тупик, вынуждающими постоянно перегруппировываться и догонять…

– Ваше Величество хочет преподать мне урок предпринимательства? – не удержался от сарказма Нобель.

– Его Величество хочет предотвратить крушение империи, – пристально глядя на нефтепромышленника, ответил император.

– Своей или нашей? – раздражённый полным спокойствием царя, решился на дерзость Нобель.

– Обеих, – даже не моргнул император. – По плану наших “друзей” они должны упасть одновременно.

– Мне кажется, вы чересчур категоричны, – Эммануил Нобель сцепил руки в замок, чтобы не было заметно, как предательски дрожат пальцы. – Хотя… И какие неожиданные шаги вы предлагаете?

– Я бы с удовольствием объявил ваше “Товарищество” военным подразделением империи, а его служащих – военными интендантами… Лейб-интендантура империи… Звучит? Но если вы не готовы на столь радикальные перемены, я готов заключить неформальный союз между мной и вами, в рамках которого вы будете получать такую поддержку, которая не описывается ни одним действующим нормативным актом, в обмен на такую же неформальную поддержку моих предложений и инициатив.

– И какими они будут? – заметно напрягся промышленник.

– Организационно – следует принять предложение Ротшильдов о передаче вам их бакинских активов, тем более, что в ближайшее время у них будут дела поважнее… Для выкупа этих активов я предлагаю вам эмитировать привилегированные акции, которые выкупит государство. Представлять интересы государства в вашем “Товариществе” буду я сам. Таким образом, ваше предприятие станет фактически монополией с государственным участием, что даст возможность расценивать недружественные жесты в отношении вас, как враждебные престолу.

– Это интересное предложение… – начал Нобель.

– Подождите, вы ещё не слышали вторую часть, – усмехнулся император. – Вам надо произвести ещё одну эмиссию акций, которую требуется распространить среди ваших рабочих и служащих. Каким образом – решайте сами. Я бы рекомендовал регулировать их количество в зависимости от трудового стажа… Но не настаиваю… Таким образом, вы приобретете еще одного союзника, сделаете рабочих реальными совладельцами и резко снизите протестный градус, приближающийся незаметно, но уверенно, к точке кипения во всей империи.

– Это что-то невообразимое и немыслимое!.. Как вы представляете себе собрание акционеров, где рядом с солидными инвесторами будут…

– Будут сидеть неотёсанные, необразованные, грубые мужики? Так вы хотели сказать? – подался вперёд император, и нефтепромышленник с ужасом увидел, что на него смотрят пылающие глаза хищника. – Вы, господин магнат, совсем ничего дальше носа своего не видите? Вы не видите, как обостряется конфликт между трудом и капиталом, как растёт отчуждение между работниками и администрацией, между наёмным персоналом и хозяевами? Вы не замечаете, как управление протестом раз за разом филигранно перехватывают профессиональные политики – в первую очередь, с берегов Темзы? Вы не понимаете, что это закончится тем, что вас вообще не останется нигде – ни в кресле директора, ни в зале акционеров?…

– Мы заботимся о своих рабочих и служащих! У нас самые комфортные условия! У нас…

– Да я знаю, – махнув рукой, устало опустился император обратно в кресло. – Ваше “Товарищество” действительно одно из самых лояльных по отношению к рабочим и служащим… Но сегодня этого уже мало… Что бы вы ни сделали, они всё равно это воспримут как подачку с барского плеча… А нам нужно в корне менять ситуацию, иначе руками рабочих, как метлой, сметут и вас, и меня, и всё государство. А сделать их союзниками не получится, если не поделиться собственностью… И я не понимаю, почему вас так это возмущает. Каждый из рабочих может сегодня приобрести акции “Товарищества” через биржевого маклера… Я же просто предлагаю сделать их демонстративно доступными, публичными и максимально льготными. Может, даже бесплатными… Но недоступными для посторонних – то есть, без права отчуждения… Может быть, за исключением передачи по наследству…

– Вам нужен пример? Работающая модель для внедрения опыта по всей империи? – догадался нефтепромышленник.

Император кивнул головой и окутался дымом от раскуриваемой трубки:

– Мне нужна не просто модель, а особая, позволяющая перехватить инициативу у многочисленных революционных группировок, и, в первую очередь, у революционеров, представляющих крупный и средний капитал, состоящих из владельцев фабрик и заводов. Их активно поддерживает интеллигенция. У них более чем серьезная поддержка среди чиновников. А пролетариат, – император глубоко затянулся, – это только подтанцовка. Но именно его будут использовать как таран для сноса конкурентов и государства в целом… Я хочу отобрать у них этот таран… Даже больше – я хочу сделать его своим… Поэтому мне нужны рабочие – совладельцы предприятий, сидящие в президиумах собраний акционеров… И мне нужна крупная компания, как пример, где это всё успешно работает…

– Другого способа борьбы с революционерами нет?

– У любого правителя есть всего один способ избежать революции – быть радикальнее самого радикального революционера.

– Самые радикальные требуют “Долой самодержавие!”

– Если это понадобится для дела, а не просто ради красного словца и позы – я готов, – спокойно ответил император. – Один очень близкий мне человек говорил, что у меня получилось бы быть священником…

– О, Ваше Величество, – улыбаясь, покачал головой Нобель, – если только священником очень воинственной церкви. Подставлять вторую щёку – это, явно, не про вас…

– Да? А мне кажется, что я всё время только это и делаю… Но вернёмся к нашим делам. Вы так и не ответили ни на одно моё предложение.

– А я пока не услышал самого предложения. Ведь всё, что вы описали, это не более, чем организационная подготовка, фон, не так ли?

– Разумно. И именно с этого надо начинать. Глупо отдавать команду “Спуск на воду”, когда открыты кингстоны.

– Хорошо, Ваше Величество. Мы закроем и даже заклепаем кингстоны, если поймём, что нам это принесёт, кроме гипотетической революции в отдалённой перспективе.

– Перспективу я вам обрисовал только для того, чтобы вы поняли логику моих предложений, – усмехнулся, выколачивая трубку, император, – а в остальном будем соответствовать правилу: “Мысли глобально – действуй локально”… Итак. Первый пряник я оговорил в самом начале нашей беседы – активы Ротшильда ждут вас, и я посодействую, чтобы их перенятие не привело к дефициту ваших оборотных средств. Второе и самое существенное я описал на общей встрече – я поддержу ваше предприятие, заместив падение внешнего спроса государственным заказом. Но, чтобы сделать это, мне потребуется ваша помощь. Мне нужен нефтяной корабельный котёл, который не приходится останавливать каждые 20 часов для чистки форсунок, который не прогорает и не деформируется из-за того, что температура горения нефтепродуктов выше температуры горения угля. Мне нужна такая горелка, где топливо будет выгорать полностью, а не выбрасываться в трубу, демаскируя корабль и создавая невыносимые условия для обитания. И всё это нужно вчера, потому что закупать нефть я готов уже сегодня.

– Ваше Величество, вы ставите нерешаемые задачи, – пробормотал Нобель, тем не менее, что-то быстро записывая в свой блокнот.

– Нерешаемыми эти задачи кажутся только тем, кто не собирается их решать, уважаемый господин Нобель. Над этой проблемой уже работает фирма Бари – объединяйте ваши усилия. Пусть они улучшают котёл и форсунки, а вы работайте над совершенствованием топлива. Кроме того. Два года назад вы приобрели патент на дизельный двигатель, к сожалению маломощный и ненадёжный. В этом году на Путиловском заводе начались испытания двигателя Густава Тринклера, который превосходит Дизеля по КПД. Начинайте сотрудничать с этим инженером, и прибыль от продаж двигателя его конструкции кратно превысит расходы на патент. Всё вышесказанное надо делать срочно. Чем раньше мы решим проблему двигателей, использующих в качестве топлива нефть и нефтепродукты, тем быстрее ваше “Товарищество” станет независимым от продаж на международном рынке, а значит – практически неуязвимым для атак извне…

– Подведём итог, – прокашлялся промышленник. – Для того, чтобы вы стали потребителем нашей продукции, нужно то, что появится только завтра. А что нам делать с продажами сегодня?

– Сегодня мы начнём улучшать быт населения, – лукаво улыбнулся император. – Сколько необходимо времени, чтобы заварить чай?

Вопрос явно застал Нобеля врасплох. Так быстро перескакивать с темы стратегического обеспечения топливом военного флота на презренный быт он был явно не готов. Посмотрев с полминуты на зависшего собеседника, император улыбнулся и продолжил:

– Не менее 30 минут. И это в том случае, если у вас есть печь, и если дрова наколоты и находятся под рукой. А вот ваш земляк Франц Вильгельм Линдквист спроектировал и уже начал продавать модель замечательной бессажевой горелки. С её помощью можно вскипятить чай в два раза быстрее. Я предлагаю вам выкупить его компанию “Примус”, или купить патент на производство. Готов приобрести для армии и флота сразу десять тысяч таких аппаратов, а вы посчитайте, сколько понадобится керосина для их заправки. Уверен, что такая горелка очень быстро станет популярной. Рекомендую на первых порах не продавать, а отдавать их в аренду, получая прибыль не от торговли самим аппаратом, а от продажи топлива для него. И это можно делать прямо сегодня. Готовы?

Эммануил Нобель вскочил на ноги и начал быстро ходить из угла в угол гостиной.

– Все ваши предложения настолько неожиданны и необычны, – пробормотал он, потирая руки, как будто омывая их под струями невидимой воды. – За время нашего разговора у меня создалось впечатление, что вы знаете ответы на любые вопросы. Каждый раз, когда вы начинали говорить, я давал себе слово, что больше удивляться не буду… И вы всё равно умудрялись меня ошеломить снова и снова, – нефтепромышленник остановился и уставился на императора. – Знаете, с вами я готов поверить во что угодно, даже в грозу этим зимним вечером…

Грохот, который раздался одновременно с последними словами, заглушил жалобное позвякивание выбитых окон, а взрывная волна, выламывая рамы и снося тяжёлые гардины, легко подхватила предпринимателя и швырнула его на пол, перемешивая в воздухе обломки штукатурки с осколками стекла и обрушивая эту адскую смесь на собеседников.

Высокая спинка кресла, приняв на себя главный удар спрессованного взрывом воздуха, больно боднула императора в затылок и бросила на предпринимателя, после чего за окном грохнуло ещё раз и всё погрузилось в темноту…

Моцарт… “Фигаро”. Исполняет Эмиль Гилельс… Звуки обволакивают и укутывают в невидимое, но мягкое и тёплое одеяло, вибрирующее в такт музыке… Сразу становится спокойно, весь мир и все переживания воспринимаются как-то отрешённо…

– Боже мой, как же я устал! – подумал император…

– Неудивительно, ты же за один месяц буквально перевернул вверх тормашками весь свой мир. Тектонические сдвиги, которые ты производишь – чрезвычайно утомительное занятие…

– А-а-а-а, Айтон! Почему-то я даже не удивлён, услышав… нет, правильнее сказать – почувствовав тебя… Но какой же ты всё-таки скотина… Закинул… поставил меня в такое положение. Пирши шевеци, бичо!

– Ты ошибаешься, я не имею такой возможности. Это ты уже второй раз сваливаешься мне на голову… Фигурально выражаясь. Что касается времени и места перевоплощения… Ты сам определил параметры… Одним словом – тебе были созданы максимально благоприятные условия для выполнения твоего желания.

– Кем созданы? Каким образом? Не понимаю… Я опять ничего не понимаю. Мне уже начало казаться, что ты и мой разговор с тобой – это бред воспаленного сознания… И вот опять…

– Я уже говорил, но ты меня не услышал. Потенциал человека позволяет конструировать любую реальность, программировать любые события… Мысль материальна. Также материальна, как строительные кирпичи из которых можно сложить любую конструкцию. Но вы, люди, крайне редко пользуетесь этим потенциалом. Чаще всего хаотично кидаете ваши мысли-кирпичики в кучу, надеясь, что в результате возникнет что-то стройное и гармоничное… А некоторые, так и вообще беспорядочно разбрасывают их во все стороны, удивляясь, что ничего толкового не получается создать…

– Некоторые – это я?

– Да… А разве ты сам не чувствуешь? Не видишь, что каждый твой неожиданный оригинальный ход рождает ассиметричное сопротивление? И это только начало! Когда ты научишься понимать, что все законы физики одинаково работают как в механике, так и в общественных отношениях?

– Сопротивление среды возрастает по мере роста скорости движения?

– Именно! Причем возрастает непропорционально!

– Но у меня нет времени “растягивать удовольствие”. Я знаю, сколько должно погибнуть людей и знаю, что надо сделать, чтобы этого не случилось…

– Ты чувствуешь вину? Считаешь, что они погибли из-за тебя? Что молчишь?

– Нет… Хотя не знаю… А вообще-то да, я только сейчас понял, что мной движет жуткое, как жажда в пустыне, желание избавиться от груза вины, которую я всю жизнь таскал с собой…

– Чего ты больше всего боишься?

– Страшно, что мне никогда не удастся избавиться от этого груза… А когда понимаешь, что даже смерть от него не спасет, становится еще тоскливее. И вот у меня появляется шанс всё исправить. Ведь они все ещё живы!

– Да, это так. В том числе и те, кто погиб из-за твоих просчетов. Но есть ли у тебя гарантии, что, исправляя одни ошибки, ты не наделаешь новые? И в результате погибнет еще больше. И груз твой станет еще тяжелее!

– Может быть… Но у меня есть шанс. И я буду стараться! И я не прощу себе, если им не воспользуюсь.

– Да? А кто сказал “Как же я устал!”

– Когда человек говорит “Я устал!” он хочет отдохнуть, а не умереть!

– Человек много чего говорит. Например, когда шутит “умереть-не-встать”… Важно не то, что ты артикулируешь, и даже не то, ЧТО ты думаешь, а то, КАК ты думаешь! “Бойся своих желаний, они имеют свойство сбываться!” – абсолютно правильно сказано.

– Не заговаривай мне зубы, умник! Я не конструировал, не строил и не желал своей смерти… По крайней мере, на сегодня!

– Так ты и не умер!

– А откуда тогда взялся ты? Или твой голос мне снится?

– Выходит, что снится…

– Айтон! Как ты гнусно кашляешь и сипло дышишь!..

– Ваше Величество! Ваше Величество! Очнитесь! …

– Ух, ты ж, как приложило… Кто тут?

– Поручик Герарди, Ваше Величество! Тут нет никакого Айтона! А кашляет и хрипло дышит господин Нобель. Он пока без памяти… Вас и его доктор приказал ни в коем случае никуда не переносить, не переворачивать и вообще не трогать, пока не будет проведено полное обследование… Вот – побежали за свечами… Проводку побило…

“Какие тяжёлые веки… не удержать… А ведь хотел что-то ещё спросить… Или не спросить, а сказать? Что-то очень важное… Надо вспомнить… Герарди… Борис Андреич Герарди… Хороший малый, жалко, что его убьют в 1918-м… Возьмут в заложники и расстреляют… Не позволю! И рука не дрогнет… ”

– Ваше Величество! Вы меня слышите? Просто моргните, если слышите…

– Вот, смотрите-смотрите, у него дрогнули веки…

– Да, Слава Богу. Аккуратно взяли… понесли…

“Опять Моцарт… я начинаю привыкать к этой музыке… Айтон! Ты что-то хочешь мне ещё сказать?”

– Я хочу предостеречь… Не следует начинать сражение или войну, если нет уверенности, что при победе выиграешь больше, чем потеряешь при поражении. Те, кто домогается малых выгод ценой большой опасности, подобны рыболову, который удит рыбу на золотой крючок: оторвись крючок – никакая добыча не возместит потери…

– Хорошо сказано! Я запомню твои слова!

– Это не я. Это древнеримский император Октавиан Август.

– Ты становишься афористичным…

– Я просто хочу указать на твою принципиальную ошибку. Точнее – это ошибка всех революционеров. Вы постоянно пытаетесь убить всех плохих, чтобы остались одни хорошие… И вот сейчас ты опять задумал спасти одних, уничтожив других…

– Антагонистические противоречия могут быть разрешены только уничтожением одной из сторон…

– Это ложное утверждение. Оно игнорирует совершенно очевидные законы физики. Для того, чтобы аккумулятор давал энергию, у него должен быть плюс и минус. Убери любой из них – и он перестанет работать… Те же процессы происходят и в “человейнике”. Для устойчивого поступательного развития требуется не уничтожение, а сосуществование антагонистов… В 1917 революционеры вроде на корню уничтожили неправильных эксплуататоров. И сразу же получили деление уже самих революционеров на “правильных” и “неправильных”, на большевиков и эсеров… Уничтожили “неправильных” и что?.. Уже сами большевики разделились на “хороших “ и “плохих”. И так до бесконечности. Вы постоянно пытались обмануть природу, а природа потешалась над вами. Может пора сделать выводы из столь многочисленных социальных экспериментов? Ценность человека определяется его поступками, словами, образом жизни. Некоторые люди со временем становятся незаменимыми. А есть те, которые стоят копейки и поступки их подлые, и слова – воздух… Их искренне жаль… Но такие тоже непременно должны быть среди вас хотя бы для того, чтобы понимать цену тем реальным, настоящим… Так понятнее?

– И дурак, и тупые ножницы могут пригодиться, надо только уметь ими пользоваться?

– Ты циничен, но так уже лучше.

– Ещё немного, и мы перейдём к библейскому “возлюби врага своего”.

– А чем, по-твоему ты занимаешься? Ты, посвятил свою жизнь борьбе с самодержавием и в результате стал сам самодержавным красным монархом… А сейчас просто замыкаешь круг, оказавшись первым защитником тех, кого сам же так рьяно уничтожал.

– Ты безжалостен. Что, лучше вообще не бороться? Пусть всё идет само собой?

– Само собой оно уже шло. И ты прекрасно знаешь результат. Поэтому бороться надо. Но не с пролетариатом против капиталистов, не с рабочими против крестьян и не наоборот. Бороться надо за то, чтобы они опять не перестреляли друг дружку в пылу борьбы за светлое будущее для одних и не менее светлое прошлое для других. Поддерживать баланс между потребляемым и отдаваемым, между плюсом и минусом, не допуская разрушения ни того, ни другого – вот высшее искусство. Балансировать на тонкой ленточке социального согласия, когда тебя пинают с обеих сторон и требуют разнести вдребезги и пополам… Бороться надо всегда. Стискивая кулаки, глотая слезы, улыбаясь через силу. Надо стремиться к тому, что сам назвал мечтой или целью. До конца. И привыкать, что всё будет нe тaк, как ты pешишь, но тогдa, кoгдa ты pешишьcя.

– Ты сформулировал то, в чём я боялся себе признаться… Про отказ от борьбы забудь. Это я хандрю по-стариковски… Имею право, хотя бы временно, пока куда-то волокут моё безжизненное тело…

– Даже в самом безжизненном теле может жить бессмертная душа. И наоборот.

– Я стал хуже тебя слышать. Ты уходишь?

– Я остаюсь. Уходишь ты. К своим людям – делать их счастливее, за что они никогда не будут тебе благодарны….

Конец первой части.