Шаг шестой. Попытка вторая

К тому моменту, когда я вывел актёра Заворотнина из комы, мой препарат был готов. Конечно, я был уверен в его эффективности, но всё же не мешало его проверить. К счастью, Заворотнин сам предложил свои услуги. Я сказал ему спасибо за помощь и капнул из шприца актёру на язык. Заворотнин, чья жизнь была бесцельна и бессмысленна, человек, который вообще никак не планировал никакой для себя ясности, не представляющий, что такое свобода, стал первым человеком на земле, кто спасся от смерти тогда, когда та уже держала его за горло. Актёр Заворотнин – первый человек, вырвавшийся из тюрьмы, ничего для этого не сделав. Счастливчик.

Женщину в план мертвеца я не посвящал. Марианна не тот человек, который смог бы понять масштаб замысла, тем более, если учитывать, что, будучи беременной, она никак не могла размышлять о смерти как о спасении.

Мне оставалось только возобновить связь со всеми мягкомакушечными, чтобы дать команду собраться в одном месте. Несмотря на то что я был уверен в их беспрекословном подчинении, мне нужно было подготовить ритуальное представление только для одного человека – для худощавого. Я уже решил, что книге, которую он пишет – быть, и для того, чтобы концовка у него получилась дельной, я хотел подкинуть ему впечатлений, нагнать мистики, чтобы его перо двигалось с лёгкостью. За время, пока я был в Сочи, я успел потерять связь с мягкомакушечными, и отсюда мне не удавалось её наладить. Я решил отправиться в Москву. Заодно необходимо было забрать ноутбук Цапкина, на котором хранился файл с этой книгой, и отдать его худощавому, чтобы он продолжил. Если вы это читаете, значит, у меня всё получилось и вы в числе немногих, кто не смог вырваться из тюрьмы.

Шаг седьмой. Радуги

До своей могилы я добрался уже за полночь. Безлунное и чистое ночное небо было усыпано звёздами. Крышка от гроба так и валялась рядом с могилой, вторая часть гроба лежала на дне. Я спрыгнул вниз и лёг в гроб. Закрыв глаза, я представил огромную толпу и стал думать о них, как о всех мягкомакушечных. Представив всех до одного, я громко крикнул – «Хи-Ка». Теперь они снова стали мне доступны. Как же похорошели люди мои. Я читал их сознания, мысли и радовался, пускай даже если они не достигли того, что я для них хотел, размягчая им макушки, всё же это пошло на пользу. Кто-то осуществил свои мечты, пусть и приземлённые. Кто-то стал большим начальником, что мне на руку, кто-то достиг успехов в творчестве. «Люди мои, как же я люблю жизнь в вас. Ждите радуг на небе. В день, когда вы увидите бесконечное множество радуг, знайте – время пришло», – сказал я людям моим и закрыл глаза. Покой, я чувствовал покой. Будто я – тот ребёнок в Марианне, мой ребёнок, уютно устроившийся в теплоте женщины. И мне было так же тепло в моей могиле, как сейчас было тепло ему. Мне не хотелось отсюда выбираться. Как и ему не захочется, и он будет кричать от того, что необходимость жить, та необходимость, которой, наверное, подчиняется даже Бог, заставляет его родиться в тюрьме, из которой он может и не выбраться. Но с первым криком он тут же забудет причину крика. И станет потом жить. Станет взрослеть, стареть и умрёт. Не окажется ни в аду, ни в раю и даже не вернётся обратно в теплоту, породившую его. Он станет ничем в ужасной темноте небытия. Но я не дам этому случится.

Все будет хорошо, люди мои. Иначе быть не может. Это говорю вам я, Отто!

Вместо эпилога

Я хорошо помню день, когда получил эту рукопись. Подходил к концу март две тысячи двадцатого года. Я сидел у себя в кабинете, когда раздался звонок телефона.

– К вам тут мужчина с рукописью прорваться пытается, – запищала секретарь Леночка.

– Ты сказала, что мы не принимаем рукописи в печатном виде?

– Да, я сказала, что нужно отправлять на электронный адрес, – не успокаивалась Леночка, – но у него удостоверение.

– Какое удостоверение? – спросил я.

– ФСБ, – прошептала в трубку Леночка так, словно разгласила государственную тайну.

– Вот как, ну хорошо, пускай заходит, – ответил я и положил трубку.

Такого в моей практике ещё не было. «Интересно, что могло понадобиться от меня столь серьёзному ведомству», – подумал я и почувствовал в груди холодок предательского страха. Удивительно, какое впечатление на обычного, даже законопослушного гражданина производит сакральная аббревиатура – ФСБ. Я судорожно мысленно перебирал все свои поступки или невзначай сказанные фразы, посты в соцсетях и даже изданные книги, из-за которых мог случиться такой неприятный визит. Я встал из-за стола, прошёлся по кабинету из угла в угол и снова сел на место. «Да что такое! Чего ты испугался?» – вспылил я сам на себя. В дверь аккуратно постучали. Я почему-то думал, что посетитель войдёт в кабинет, как минимум высадив дверь ногой.

– Входите, – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, но вместо этого получилось что-то среднее между писком и кашлем.

Вошедший в кабинет человек был совсем не похож на Феликса Дзержинского. Передо мной стоял мужчина средних лет с аккуратно подстриженной, как сейчас модно, бородкой. Причёска тоже по моде: сверху много, по бокам выбрито. Одет он был в тёмные джинсы, в красные с черным кроссовки New Balance и в чёрную кожаную куртку поверх красной толстовки с капюшоном. Он не то что не походил на Феликса Дзержинского, он вообще никак не вязался с образом эфэсбэшника. Хотя с чего я решил, что он должен выглядеть как-нибудь иначе? Я же никогда до сих пор живьём этих товарищей не видел. Но кое-что в его внешности было пугающим – четыре шрама на левой щеке, словно оставленные когтистой лапой.

– Добрый день, Константин Лейба, – представился мужчина и протянул мне руку.

– Добрый день, – я встал из-за стола. Мы обменялись рукопожатиями.

– Я присяду? – спросил мой посетитель.

– Да, конечно, – ответил я и сел обратно.

Константин сначала опустился на стул, но тут же встал и достал из-под толстовки толстую папку. Он положил папку передо мной на стол и сказал:

– Почитайте, думаю, вы захотите это опубликовать.

Он сказал так, будто у меня не было выбора.

– Я оставлю вам визитку, если возникнут какие-нибудь вопросы, а они, уверяю вас, обязательно возникнут, звоните.

– Хорошо, – ответил я и взял папку в руки. – Можно один вопрос?

– Да, – ответил Константин.

– Если я решу, что рукопись не годится для издания, тогда что?

– Ну не годится, так не годится, что поделаешь? Найдём того, кому сгодится. У вас вообще какие карьерные планы?

– Я не думал об этом, если честно, – ответил я.

– Может, стоит подумать.

Он встал из-за стола, я тоже поднялся.

– Я думаю, вам понравится книга. На этом всё. Жду звонка.

Я проводил его до дверей и, когда дверь за ним закрылась, вернулся за стол. Открыв папку, я прочитал на первом листе: «Отто. Роман».

Рабочий день подходил к концу. Я взял рукопись с собой и вечером дома, поужинав и напившись кофе, начал читать.

Я дочитал, когда над городом ещё не поднялось солнце, но уже слегка обожгло горизонт. В голове было пусто и глухо, словно меня огрели пыльным мешком с картошкой. Я подошёл к окну и смотрел на просыпающийся город. Всё было как всегда. В окнах соседних домов вспыхивал свет. Рассветного солнца людям ещё не хватало для того, чтобы налить воду в чайник и ждать, сложив руки на груди, пока он закипит. Солнца ещё не хватало, чтобы расстроиться от того, что насыпанный в чашку растворимый кофе нашёл на дне чашки влагу и теперь превратился в грязно-коричневую жижу. Солнца ещё не хватало, чтобы успокоиться от того, что насыпанный поверх кофе сахар скрыл эту грязно-коричневую жижу. Солнца ещё не хватало. Солнца, казалось бы, не хватало, но в тот момент, когда кипяток превратил грязно-коричневую грязь с сахаром в то, в чём заключается утро, светило разгорелось и света стало так много, что людям с чашками кофе в руках стало неуютно. И этот свой «неуют» кто-то побежал убаюкивать на балкон, надеясь, что поможет сигарета. Кто-то встречал утро, сидя на табурете, пытаясь справиться с похмельем. Кто-то уже с утра был расстроен, кто-то был вдохновлён, но всех этих разных людей объединяло одно: никто из них не знал, что в мир приходил Отто – сверхчеловек. Что он был порождён могилой и теперь уже сгинул, пытаясь спасти человечество. Это было совсем не важно. Важно было, что чайник в это утро закипел, важно было, что солнце встало, а влага, оставшаяся в кружке, превратила кофе в грязно-коричневую жижу.

Конечно, Отто не был библейским спасителем, не был сыном Божьим. Но тем и отличался сын Бога от сверхчеловека – зная о пути в царство Божие, не заставлял туда идти насильно. Он, как и Отто, любил людей, видел, что они ленивы и грешны, но оставлял им свободу выбора.

Я простоял глядя в окно больше часа. За это время медленный от ночного сна город разогнался и начал раскидывать выходящих из подъездов людей по тротуарам, начал, словно играя в тетрис, упорядочивать машины в утренние пробки. Я включил телевизор, надеясь, что в утренних новостях скажут о том, что массовые смерти людей по всей планете до сих пор ставят в недоумение весь научный мир. Но в новостях сказали, что под Новосибирском построен новый завод. В новостях сказали, что президент простил африканской стране государственный долг. Ещё в новостях сказали, что на экраны вышел новый фильм и эта картина уж точно перевернёт с ног на голову весь мировой кинематограф. В новостях сказали, что в Иркутской области пойман маньяк, что с космодрома «Восточный» запущена новейшая ракета, что к земле приближается астероид, но бояться нечего, он пролетит мимо. Ещё сказали, что ВВП подрос на один процент, что Ближний Восток теперь в поле нашего политического влияния. В новостях сказали, что всё хорошо, и ни слова не сказали, что был какой-то Отто, не сказали, что большинство людей внезапно погибло. Ничего этого не было. Город просыпался, погружаясь в свою привычную жизнь, наполненную шумом, запахом и безумием.

Я тряхнул головой, чтобы сбросить наваждение. Неужели всё произошло на самом деле? Но тогда выходит, что у Отто ничего не получилось. Да нет – бред какой-то. Я проглотил яичницу, запил кофе и отправился в редакцию.

Прежде чем войти в кабинет, я спросил секретаря Леночку:

– Слушай, помнишь вчерашнего эфэсбэшника?

– Помню, – ответила она, не отрываясь от ленты Инстаграма в телефоне.

– Ты не успела заметить его звание в удостоверении?

– Да я даже фамилию разглядеть не успела, он махнул удостоверением и сразу убрал.

– Так с чего ты тогда взяла, что он из ФСБ?

– А разве нет? – Леночка наконец-то вытащила нос из телефона.

Я ничего ей не ответил и вошёл в кабинет. «Какая всё-таки бестолочь», – подумал я.

Мысли о прочитанной книге не покидали меня, я вообще ни о чём, кроме неё, думать не мог. Поверить в то, что описанные события произошли на самом деле, было невозможно. Слишком фантастично. Но вот Костя Лейба. Неужели это был он, тот Костя Лейба, что описан в книге? Или он – автор? Только сейчас я понял, что на рукописи имени и фамилии автора не было. Отто, роман и всё. Я решил позвонить Косте Лейбе и долго искал визитку в ящике стола среди бумаг.

– Слушаю, – ответил Лейба.

– Я дочитал книгу.

– Я подъеду через час, никуда не уходите, – он отбил звонок.

Прозвучало как приказ, но теперь я не чувствовал страха перед всемогущим ведомством и Костей Лейбой. После прочтения книги я чувствовал неприязнь, если не отвращение к Лейбе. Пускай ещё не решил, правда ли то, что я прочитал, но тем не менее.

Костя приехал ровно через час и позвонил мне:

– Спускайтесь, – сказал он в трубку и даже не дал мне ничего ответить. Я спустился вниз и вышел на улицу. Костя ждал меня у дверей. Одет он был точно так же, как и в предыдущий его визит. Только в этот раз мне показалось, что он не так собран и уверен. Я протянул руку, Лейба ответил совсем слабым рукопожатием.

– Прошу, – он показал на припаркованную рядом машину – чёрную Toyota Camry с тонированными стёклами задних дверей.

– Куда мы едем? – спросил я, когда машина тронулась.

– Покажу тебе могилу.

– Я вроде не просил.

– Ты зря волнуешься, – Костя Лейба посмотрел на меня, как смотрят, наверное, на труса. Так я себя и почувствовал. – Тебе ничего не грозит.

– Знаешь, я думал, что у тебя будет масса вопросов после прочтения книги, но ты молчишь, словно такое с тобой каждый день происходит. Почему? – спросил Лейба, когда уже выруливал на МКАД.

– Если честно, я больше думаю о том, куда и зачем мы едем. Как-то не получается у меня сейчас думать ни о чём другом, особенно учитывая вашу, так сказать, сферу деятельности.

– Ладно тебе, говорю же, тебе ничего не грозит, отнесись ко всему как к приключению.

– Я попробую, – ответил я и решил всё-таки спросить у Кости. – Так что, всё правда?

– Почти. За одним исключением. Какой-то я в книге получился уж совсем недалёкий. Тебе разве не показалось, что большинство моих поступков не поддаются логике?

– Заметил, и в чём причина? – спросил я.

Костя Лейба потрогал свою макушку и сказал:

– В макушке дело, в ней, родимой. Если помнишь по тексту, я же сам её себе размягчал и, скажем так, не совсем гладко прошло. У меня с тех пор с головой не всё в порядке. Куда-то не туда я своё сознание вынес. То чувствую себя нормально, а потом что-то будто переключается в голове, и я веду себя как сумасшедший.

– А сейчас куда ваше сознание переключено? – я посмотрел на Лейбу с опаской.

– Сейчас нормальное у меня состояние, потому и хочу успеть сделать всё правильно. Натворил я дел, понимаешь?

– Если думать о том, что в книге правда – да, натворили, что уж тут. Хотя, с другой стороны, благодаря вам реальность осталась такой, какой была, – так что, может, наоборот, не натворили?

Костя задумался минут на пять, словно мои слова произвели на него впечатление.

– Я тоже так думал, но нет. Я же понимаю, чего хотел Отто. А я помешал. Интересно узнать, как именно помешал?

– Пожалуй, – ответил я.

– Как ты уже, наверное, понял, я в тот момент, когда худощавый закопал Отто, был как раз в своём безумном состоянии. И, что уж тут скрывать, конечно, хотел помешать Отто сделать задуманное. Правда, не знал, как именно. Для начала я решил разделаться с худощавым. Если честно, меня этот персонаж всегда раздражал. Я решил, что после того, как ему дал камнем по голове, тот уже не оправится. Но, знаешь, гадёныш оказался живучим. Пока я пытался раскопать могилу Отто, он успел даже что-то там записать. Я увидел свет от дисплея телефона, но не успел ничего сделать. Пока я к нему шёл, тот выпил свою банку колы и околел. Если Отто был прав, значит, наш худощавый теперь свободен. Могилу Отто после смерти худощавого я откопал на удивление быстро, наверное, потому, что земля была совсем свежая, рыхлая. Я был уверен, что, если успею откопать Отто до того, как прекратятся на небе радуги, и прибью его, ничего не произойдёт из задуманного Отто. И, знаешь, всё так и вышло. Когда я добрался до гроба и сорвал крышку, Отто уменьшился почти в два раза, будто усох. Я рубанул лопатой ему по шее, но крови не было. Ни капли крови, представляешь?

Я слушал Лейбу затаив дыхание, и казалось, будто стою там, возле могилы, и вижу всё, как было в ту ночь.

– Радуги исчезли, и тут же на моих глазах тело Отто начало источаться светом. Он будто таял, исчезал. Я, не отдавая себе отчёта, пытался собрать остатки его плоти, чтобы не дать ему уйти, но было бесполезно. В конце концов в руках у меня остались только его волосы и ногти. Всё остальное исчезло. В тот момент безумие ушло, и я понял, что натворил. Я пролежал в той могиле два дня. Не хотел вылезать, надеялся, что смогу справиться с голодом и жаждой и умру, но, знаешь, человек такая скотина! Голод и жажда победили. Интересно, какой волей нужно обладать, чтобы реально, объявив голодовку, умереть. Когда выбрался, я забрал телефон у худощавого, у его трупа, если быть точнее. К счастью, блокировка была по отпечатку пальца и совсем не требуется, чтобы пальцы при этом были живыми. В телефоне я нашёл электронный адрес издательства и собственно книгу. Ну, фактический адрес издательства, куда он хотел оправить рукопись, найти уже не составляло труда. Так я у тебя и объявился, издатель.

– Но зачем? Зачем вам эта книга? Вы там вроде как не самый положительный герой, – спросил я.

– Зато я тебе рассказал сейчас о себе правду, надеюсь, ты как-нибудь вставишь это в книгу. И не буду я уж таким отрицательным. А книга в свет выйти должна. Людям надо узнать, что Отто был, что он боролся за всех нас, но проиграл не злу, которое он так хотел понять, а безумию.

Костя замолчал, а я не решался прервать его молчания до тех пор, пока мы не добрались до места.

Март в этом году был холодным. Здесь, в лесу, так вообще казалось, что никакой весны никогда не наступит. Я шёл за Костей Лейбой, пока мы не вышли к той самой могиле. Удивительное ощущение. Когда я читал об этом месте в рукописи, мне представлялось, что само место должно выглядеть как-нибудь мистически. Радуги там на небе, разбитый гроб рядом с могилой, но ничего такого не было. Не было даже трупа худощавого, и мне не хотелось спрашивать у Кости, куда он делся. Зато могила была на месте. Не успел я опомниться, как Лейба спрыгнул в могилу. Я осторожно подошёл к краю, словно боялся увидеть там что-то такое, с чем моё сознание не справится. Но ничего ужасного я не обнаружил. Только разбитый вдребезги гроб и Костю Лейбу, лежащего поверх бывшего гроба.

– Запиши адрес, – сказал Костя, не открывая глаз, и сложил руки на груди, как настоящий покойник.

Я достал телефон и записал продиктованный Лейбой адрес в городе Сочи.

– Марианна? – спросил я.

– Она, – ответил Лейба, не открывая глаз.

Он достал из кармана банку колы 0,33.

– Прошу, допиши в книгу обо мне, пусть знают, что я не был злом, я просто был безумен.

– Разве зло не следствие безумия?

– Может, ты и прав. Тогда и Отто прав, да все правы, мать их, кроме меня, оказались.

– Ещё вопрос, Костя, а при чём тут ФСБ?

– Да ни при чём, дура твоя Леночка, махнул у неё перед носом левой корочкой, она и поплыла.

– А зачем?

– Какова вероятность того, что ты, издатель, среди тысячи писем, что приходят на почту каждый день, кликнул бы именно по письму с этой книгой? Какова вероятность, что она зацепила бы тебя с первых строк, и ты стал бы читать её дальше первой страницы? Ты уверен, что, если бы всё даже так и случилось, ты бы решился её издавать? Но теперь ты знаешь, что рассказанное в ней – правда, ты не только встретился с одним из героев книги, но даже смог убедиться, что могила Отто существует. Я думаю, теперь ты её издашь, правда?

– Думаю, да, только я – не издатель, а редактор, – ответил я и глупо добавил: – Главный.

– Ну так редактируй, редактор, делай уже литературу из этих разрозненных смыслов. Осилишь?

– Я постараюсь.

Костя Лейба открыл колу и выпил банку одним залпом.

– Ладно, издатель… редактор, не знаю, сколько у меня осталось времени, скажу только…

На этих словах Костя Лейба замолк.

Всю дорогу в поезде до Сочи я перечитывал роман. Мне предстояло встретиться ещё с одним персонажем, и что-то мне подсказывало, что никаких тайн после этой встречи не останется: я точно буду знать, на самом деле произошло описанное в книге или нет. Не знаю, зачем мне нужно было быть в этом уверенным. Ничего бы не изменилось для меня ни в том, ни в другом случае. Но я решил, раз уж всё само собой даётся, почему нет? Пусть будет даже праздный интерес, всё равно я слишком давно не был в отпуске.

Когда я постучал в дверь дома, адрес которого мне дал Костя Лейба, дверь мне открыла красивая молодая женщина. Настолько красивая, что я немного опешил и будто застеснялся, чего со мной уже давно не происходило.

– Марианна? – спросил я.

– Да. Вы из издательства?

Я удивился такой осведомлённости. Она заметила моё удивление и сказала:

– Костя предупредил. Как он, кстати?

– Костя колу выпил, – ответил я и попытался разглядеть в женщине какие-нибудь эмоции.

Думкина только задумалась на секунду и сказала:

– Да и бог с ним, – и спросила: – Чай будете?

– Буду, – ответил я.

– Вы знаете, зачем приехали? – спросила Марианна, когда я уже допивал чай.

Всё это время мы молчали. Молчание выглядело странным: приехал какой-то мужик, сидит тут чаи гоняет, а говорить-то особо и не о чём. У меня в голове был только один вопрос, и Думкина, кажется, только и ждала, когда я его задам.

– Марианна, так всё правда? – спросил я.

– А вы до сих пор сомневаетесь?

– Я не знаю.

В этот момент в комнату, где мы сидели, вошёл мальчик лет шести и подошёл к Марианне. Она погладила его по голове и поцеловала в лоб.

– Что, сынок? – спросила Марианна.

– Мама, кто этот человек?

– Это друг.

Мальчик подошёл ко мне и стал пристально меня разглядывать.

– Как тебя зовут? – спросил я.

Мальчик молчал и продолжал меня разглядывать, от его взгляда мне стало не по себе.

– Его зовут Отто, – ответила Марианна. – Я назвала его в честь отца.

– Но… – начал было я.

– Возраст слишком большой? На самом деле ему два месяца.

Я не знал, что ответить.

– Читали в детских сказках такое – и рос он не по дням, а по часам? – Марианна улыбалась, её явно веселила ситуация и моё недоумение. – Ну, что вы решили? Будете книгу печатать? – спросила меня Марианна Думкина.

Маленький Отто подошёл ко мне совсем вплотную и сказал, глядя мне прямо в глаза:

– Вы издадите.

– Почему? – спросил я.

– Хи-Ка, дядя! – громко сказал Отто.

Обратно я снова поехал поездом и снова перечитывал рукопись. Всю дорогу я проверял макушку, давил на неё пальцами, пытаясь понять, стала она мягче или нет. Мне казалось, будто и правда мягче, но никаких изменений в своём сознании я не чувствовал.

На вокзале я купил банку колы и, выйдя в город, открыл. Я уже решил, что книгу издам. Я залпом опустошил банку колы и снова потрогал на всякий случай макушку. Нащупал какой-то прыщик и ковырнул его ногтем. На пальце осталась кровь. Вдруг мне показалось, будто во всём городе резко выключили звук. Машины продолжали толкаться в пробке на дороге, спешили куда-то люди, но ничто не издавало ни малейшего звука. Так продолжалось секунд пять. Я услышал чужой голос, он звучал в моей голове, но не был моим внутренний голосом. Голос сказал: «Хи-Ка, дядя!» И в момент город снова наполнился привычными звуками. Зашумел, забурлил – ожил.