Люди. Вокруг стало так много людей. Цапкин водил к нам друзей и знакомых показывать меня, как диковинную зверушку. Что ж, я понимал его: я начал быть человеком, и теперь многое в поведении людей мне было понятно. Я пытался сказать ему, что, может быть, не стоит привлекать внимание к моему появлению. Мало ли, что будет дальше. Но он уверял, что люди, которые оказываются у него дома, – из тех, кому можно доверять. Откуда у него такая уверенность, и как можно вообще доверять людям, какими бы близкими они ни были?
Мы сблизились с Марианной Думкиной. Женщина была не просто добра ко мне, я видел в ней зарождающееся чувство, природа которого пока оставалась скрытой. Но чувство было светлым, и, что совсем удивительно, оно не являлось порождением разума. Мне показалось это интересным, и я тоже начал присматриваться к женщине, пытаясь уловить в себе зачатки похожего чувства. Но ничего в себе не обнаруживал. Иногда она держала меня за руку, я чувствовал её человеческое тепло, и временами мне казалось – я понимаю это не созревшее до конца чувство. Но всё равно оно больше походило на туман, чем на ясное понимание. Иногда мне думалось, что она относится ко мне как к ребёнку, но спустя некоторое время я понял, что на самом деле в ребёнка превращалась она, когда была рядом со мной. Однажды она сказала, что у меня такое лицо, на котором можно нарисовать любое другое. Она принесла свою косметику и начала экспериментировать. И действительно, у неё получалось сделать так, что вместо себя я видел в зеркале совсем других людей. Не знаю, что это было на самом деле – талант этой женщины или действительно у меня такое лицо. В моменты, когда она красила мне тушью ресницы, она оказывалась настолько близко ко мне, что я чувствовал её сладковатое дыхание, слышал, как бьётся её сердце. Я ощущал, как во мне разливается тёплым и нежным чувство привязанности. Может быть, подобное чувство я разглядел и в ней? Решил не сосредотачиваться на этом, тем более, стоило женщине отойти и когда я не слышал её сердце, переставал и чувствовать. Было занятно наблюдать, как увеличивается расстояние. В буквальном смысле. Если поначалу, чтобы это тёплое и нежное чувство оставило меня, требовался один шаг, затем два, вскоре оно оставалось со мной, даже когда она выходила из дома.
Несмотря на игривое, почти подростковое ко мне отношение, иногда женщина была даже чересчур серьёзна. Обычно в такие моменты она шептала мне на ухо: «Знаешь, я чувствую, что ты станешь великим человеком. Я не знаю, в чём заключается твоё величие, но оно есть, и все его заметят». На глаза у неё наворачивались слёзы, словно она видела то, о чём говорила, заранее гордилась и не хотела, чтобы так случилось. Ещё женщина говорила: «Я только надеюсь, когда ты станешь великим, я буду рядом».
Бывали дни, когда женщина куда-то уходила. Когда это произошло в первый раз, я странно себя чувствовал. Не мог ни на чём сосредоточиться и даже на время потерял интерес к обучению. Мысли текли, но они были пусты. Тогда я понял, что теперь знаю, что значит скучать. Мне стало не по себе от того, что тоска по человеку мешает ясно мыслить. Женщина вернулась, и снова всё встало на свои места. В тот день я больше не подпускал женщину к себе, пытаясь разобраться в новых для меня ощущениях.
Несколько дней я посвятил чтению книг и просмотру фильмов о любви. Я уже не сомневался: происходящее между мной и женщиной похоже на то, что люди называют любовью. Но мне нужно было понять, из-за чего происходит любовь, какими качествами или умениями должен обладать человек, чтобы его возможно было полюбить. И ответа я не нашёл.
Я решил составить список качеств женщины, пытаясь разобраться, из-за чего во мне формируется необоснованная привязанность к ней. Но ничего, кроме биения сердца, её взгляда на меня и дыхания, я не обнаружил. Тогда я решил, что ещё одной причиной могла быть красота. Но женщина не обладала особенной красотой, чтобы привлечь меня. Тогда я оставил все попытки осмыслить чувство, и стал размышлять о нем с позиции его пользы, и сделал вывод, что оно мешает мне. Оно привязывает и лишает способности мыслить ясно. Открытие оказалось горьким.
Я решил ещё какое-то время поиграть в любовь в надежде, что всё-таки разберусь в природе этого чувства. У меня не было оснований не доверять опыту миллиардов людей, верящих во всепобеждающую силу любви. Об этом все книги, всё искусство вообще. Значит, что-то там должно быть.
Я отчётливо помню то утро. Я проснулся, когда солнце только-только показалось из-за горизонта. Вышел во двор дома-музея. Просыпались первые бойкие на голос воробьи. Было прохладно, трава блестела под мелким хрусталём росы. Я смотрел на восходящее солнце и чётко осознал: я – теперь совсем человек. Словно за одну ночь я познал весь человеческий опыт и прожил несколько человеческих жизней. Вместе с тем я почувствовал, что, оказавшись в новом качестве, я утратил способность ясно видеть. Нет, это не было полным лишением способностей, похоже было, будто во мне появился кто-то второй, кто начал ставить под сомнение любое моё понимание, и теперь из-за второго в моей голове сознание разделилось надвое. Наверное, вот это люди называют внутренним голосом или интуицией. Я сел посредине двора и пытался сосредоточиться, найти источник, из которого возник внутренний дуализм. Мне казалось, если я не справлюсь, то навсегда утеряю все свои способности и стану как эти трое: как отец, как худощавый, как женщина. Я справился и, если не нашёл источник, то обнаружил причину. Мои эмоции к женщине, моя к ней привязанность начала подавлять мою же осознанность. Оказалось, что привязанность может иметь такую силу, что способна полностью лишить меня воли, а позволить это я не мог ни в коем случае. Я решил, что, как только солнце поднимется и оторвётся от горизонта, я изживу свою привязанность. Так и случилось. Я смотрел на разгоревшееся солнце. Оно не слепило меня, я сам стал частью огромной жёлтой звезды. Я тот же свет, что и звезда, я чувствовал, как свет проходит через меня, и понимал, что ничто человеческое не может быть выше и больше этого безупречного света и огня. Я слишком заигрался в человека и чуть не попал в капкан, из которого потом невозможно было бы выбраться.
Вернувшись к ясности, я решил, что именно сегодня должно произойти важное в моей истории событие.
Вечером Цапкин принимал новых гостей – братьев Кевина и Валентина Фот. С ними я чувствовал невидимую связь. Они пришли из-за меня – это следовало из их разговора с Цапкиным, но для меня стало очевидно и нечто другое, а именно: они здесь не столько из-за меня, сколько для меня. И я решил согласиться с любым из их предложений, каким бы бессмысленным оно мне ни показалось. Когда разговор братьев с Цапкиным закончился, мне было забавно наблюдать за их мыслями, в которых читалась радость, что им удалось меня заполучить, по их мнению, для своих целей. Знали бы братья Фот, что случится дальше и кто кого будет использовать и для каких целей, они бы очень расстроились. Но что мне до их расстройства?