Итак, середина февраля, я сижу за столом, передо мной снова банка колы, и я смотрю на неё, словно на дуло пистолета, направленного мне в лицо. Это другая кола. Теперь это Coca-Cola Zero в чёрной банке. И, конечно, теперь в банке тот самый препарат по плану мертвеца. То есть, если я выпью, то уже никогда не вернусь в человеческую тюрьму. За три месяца, прошедших с последних событий, не произошло ничего примечательного. Я почти не выходил из дома и занимался этой хроникой. Отто звонил мне пару раз и один раз заезжал в гости. Мы практически не разговаривали, скорее это были звонки и визиты вежливости. После того, как я выпил первую банку, никаких вопросов к Отто у меня не было. Я просто ждал, когда всё случится. Один раз только Отто сказал, что прежде, чем я выпью новую банку, которая, как и прежняя, так сказать, эксклюзив и для других недоступна, он позвонит мне и я должен буду помочь ему в одном деле. Почему я теперь смотрел на эту банку, словно на дуло пистолета? Потому что мне было страшно. Как и говорил Отто, со мной произошло ровно то же, что и со всеми, у кого были размягчены макушки – я всё забыл. Не так, как бывает, когда напрочь отшибает память, я забыл, что это такое – понимать и знать. Забыл, что значит быть свободным, и забыл, что такое истина. И мне снова было страшно расстаться со своей привычной человеческой жизнью. Я испытывал именно то, что испытывал бы человек, которого собираются застрелить. Признаться, я ненавидел себя за страх, ведь коли я боюсь, значит, я такой же примитивный, как и все. А понимать это не очень приятно. Все же мы думаем о себе как о единственных и неповторимых, как о самых чудесных и уникальных, не так ли?
Отто позвонил сегодня. Он предупредил, что моя помощь понадобится ему ближе к ночи. Поэтому я сижу за столом, передо мной банка колы, я жду звонка.
Я написал две главы, как просил Отто, отправил ему файл с текстом и стал ждать дополнений. Эти строчки я пишу в заметках на телефоне. Если после звонка Отто мне придётся куда-то с ним ехать, я буду так же писать в телефоне, а если это будет неудобно, воспользуюсь диктофоном. Теперь у меня нет возможности анализировать текст, поэтому заранее прошу прощения, если повествование покажется сумбурным. У меня ясное предчувствие, что редактировать написанное я уже не смогу. И вообще ощущение, что история подходит к логическому концу.
…пять минут назад позвонил Отто. Он сказал, что заедет за мной через полчаса. Я стою у окна и смотрю на проезжающие мимо машины, пытаясь угадать, какая из них за мной.
…я в машине. Приехала та же, что была в прошлый раз, когда мы ехали на поляну. Тот же водитель. Мы с Отто на заднем сиденье, и у меня есть время писать, пока мы едем, видимо, Отто совсем не расположен к разговору и только и делает, что смотрит не отрываясь в окно машины.
…десять минут назад Отто наконец-то заговорил:
– Я закончил свою часть для твоей книги, – сказал он. – Закончил и скопировал в файл. Он у тебя на почте.
Я открыл почту на телефоне и скачал присланный Отто файл. Я не стал читать ни строчки. Не знаю почему. Может, оттого что это могло повлиять на то, что пишу я, может, ещё по какой причине. Поэтому я скопировал всё, что написал в заметках на телефоне до этого момента, и вставил в файл перед той частью, что писал Отто.
…ещё через какое-то время Отто сказал:
– Слушай, подготовь письмо с книгой, вбей адрес издательства, напиши сопроводительный текст, прикрепи файл, чтобы можно было отправить одним нажатием.
– К чему такая спешка? – спросил я.
– Не знаю, предчувствие. У тебя та банка колы с собой? – спросил Отто.
– Да, с собой, – ответил я.
– Ну, хотя бы поэтому. Думаю, ты выпьешь её сегодня. Не заставляю, просто так думаю, а я, как ты помнишь, хочу, чтобы эта книга была опубликована.
– Хорошо, – согласился я и подготовил письмо.
Конечно, в том файле, что я прикрепил к письму, не было строк, которые вы сейчас читаете. Но я был уверен, что у меня ещё будет время поправить текст и скопировать туда то, что я сейчас пишу.
…мы вышли из машины минут пятнадцать назад и всё это время идём по непролазному лесу. Я не знаю, где мы, не знаю, зачем мы идём, куда идём. Отто не говорит ни слова, а я не спрашиваю. Я просто иду следом, будучи уверен в том, что он знает, что делает. Отто светит перед собой мощным фонарём. Мне кажется, что лес не кончится никогда. По ощущениям идём мы уже не меньше часа.
…полчаса назад мы вышли наконец из леса и оказались на небольшой полянке. Ровно посередине зияла аккуратная яма. Я не сразу её заметил. Но когда Отто показал на неё, мне стало не по себе. Это была не совсем яма – могила.
– Узнаешь? – спросил Отто.
– Нет, – ответил я.
– Неудивительно, ты же её и не видел, а для меня она как родная мать.
Только после его слов я понял, что это та самая могила, откуда Отто и появился. Та могила, гроб в которой я продал как квест двум друзьям Цапкина, когда он попросил.
На дне могилы валялись сухие ветки и листья. Чуть позже неподалёку от могилы мы нашли и разбитый гроб. Отто лёг в него, будто он в магазине IKEA приценивается к новому матрацу.
– Сегодня всё закончится и всё начнётся, – сказал Отто, встал из гроба и поволок его к могиле. Он скинул гроб и подтащил разбитую крышку гроба к краю могилы.
– Побудь здесь, я к машине, забыл кое-что, – сказал Отто и пошёл к машине.
Его слова были не просьбой, и я не решился возразить, хоть и понимал, что путь до машины и обратно займёт не менее полутора часов. Если честно, мне стало неуютно от мысли, что мне придётся одному торчать у могилы полтора часа.
Когда Отто ушёл, я был уверен, что меня поглотит страх, но я чувствовал себя не просто хорошо, а на удивление даже был в приподнятом настроении. Фонарь Отто забрал с собой, но, благодаря полной луне, полянка хорошо освещалась.
Я слез в могилу и поправил гроб, лежавший на боку. Луна висит на небе точно над могилой, и мне кажется, будто в мире больше ничего и нет, кроме могилы и луны.
Вдруг стало интересно, что мог чувствовать Отто, когда лежал в гробу, если он, конечно, был в сознании. Я лёг в гроб. Не хватало крышки, но всё же. Я думал, мне будет не по себе, но вместо этого я почувствовал покой и умиротворение, словно разом прекратились все мои страдания. Несмотря на то что я не смог бы сейчас припомнить, когда по-настоящему в жизни страдал. Даже моё тюремное заключение было почти курортом благодаря Андрею Михайловичу Цапкину. Но почему-то сейчас мне кажется, что я только и делал, что страдал. В каждый момент жизни только и делал, что страдал. Я даже не могу припомнить, чтобы хоть раз кому-то на вопрос «как дела?» ответил бы: «Прекрасно». И это несмотря на то что всё в моей жизни было на самом деле прекрасно. Что это, суеверный страх – дескать, сглазят? Или неспособность быть счастливым или признать, что именно сейчас, в данный момент и в данную секунду, счастлив? Я не смог дать себе ответ на этот вопрос. Зато теперь в гробу мне хорошо и спокойно. И если бы я мог описать, что такое счастье, то оно со мной происходило именно сейчас. И счастье – это не чувство, не эмоция, не ощущение – это то, что с человеком происходит. Со мной происходит счастье. Странно, что происходит оно сейчас, когда я лежу в гробу.
Я задумался над тем, откуда же всё-таки появился Отто. Как он здесь оказался? Кто он вообще такой в своей сути? Странно, что мысль о его сущности была яркой в самом начале, когда он объявился, но теперь она потускнела, и на самом деле стало будто всё равно. Мозг придумывает кучу вариантов, и все они кажутся имеющими право на существование. Меня удивляет, что я так просто принял факт чудесного появления Отто: он никогда не существовал, а теперь есть. Что если это его манипуляции? Что если он – лгун и мошенник? Что если он умело внушал мне, Думкиной, Цапкину да вообще всем, кто с ним соприкасался, выгодную ему мысль? Может, Отто – выдающийся гипнотизёр, а мы, наивные, попались на его уловки? Если так, значит, мир ждут страшные времена. Несмотря на то что обман и мошенничество куда большая правда, чем его чудесное появление, разум отказывается не только верить в это, но и не даёт всерьёз задуматься на эту тему. Какая-то слепая вера, и всё. Чудесным образом, значит, чудесным образом, и точка.
Может вообще оказаться так, что я сейчас лежу в своей квартире, обдолбавшись травой, и вижу сон. Проснусь через пять минут, схожу в туалет, налью себе кофе, а уже через десять минут не буду помнить, что мне приснилось. А может оказаться так, что всё происходило в действительности.
…Отто вернулся десять минут назад. Как раз когда я дописывал предыдущие строки. Я не слышал, как он подошёл к могиле, и, когда он меня позвал, я чуть не подпрыгнул от испуга. Когда выбрался наружу, Отто спросил:
– Как тебе?
– Очень умиротворяет, – ответил я.
Отто вернулся с небольшим рюкзаком за плечами и лопатой. Лопату он воткнул в землю рядом с могилой. Снял рюкзак и достал оттуда длинный чёрный балахон с капюшоном.
…сейчас Отто сидит в балахоне возле могилы на земле с накинутым на голову капюшоном. Перед тем, как он вот так уселся, Отто сказал мне:
– Слушай, всё произойдёт сегодня. У тебя, конечно, есть выбор, но самое правильное, что ты можешь сделать – отправить письмо в издательство и выпить свою банку колы. Но выбор за тобой, я ни на чём не настаиваю. Мне нужно немного побыть одному. После этого я спущусь в могилу, ты подашь мне крышку гроба, потом закопаешь меня. Минут через пять ты увидишь на небе что-то наподобие северного сияния. Множество цветных всполохов, которые начнут формировать бесчисленные радуги, это сигнал. Сигнал к старту плана мертвеца. И уже не будет смысла возвращаться в город, но оставляю на твоё усмотрение.
– Что на самом деле означают радуги? – спросил я.
– Трудно объяснить, – ответил Отто. – Думай пока как о знаке, не исключено, что, когда ты увидишь своими глазами, то поймёшь природу этого света. Главное, сделай так, как я тебе говорю.
…минут пятнадцать назад Отто слез в могилу. Я сбросил ему крышку гроба и закидал могилу землёй. Удивительно, но Отто не произнёс ни звука, пока я его закапывал. Даже когда земля скрыла крышку гроба, Отто не попытался инстинктивно выбраться оттуда, чтобы вдохнуть воздуха. Он смирно лежал, и поэтому у меня не осталось никаких сомнений, что он не совсем человек, а я сейчас не убийца, который хоронит заживо сошедшего с ума человека.
…прошло почти двадцать минут, как я закопал Отто, и пока ничего не происходит. Если честно, я начинаю паниковать и уже думаю о том, что нужно раскапывать могилу.
…из могилы вырвался яркий луч света. Похоже на то, будто там, в могиле, ярчайший прожектор, способный пробивать светом полтора метра земли. Нет, я не в состоянии ни понять, ни описать природу света, поэтому буду записывать, как вижу, не пропуская происходящее через фильтр собственных мыслей. Свет бьёт высоко в небо, и от него расходятся цветные всполохи. Похоже на северное сияние, как и говорил Отто. Всполохи становятся плотнее и начинают собираться в радуги, в бесконечное множество радуг. Только эти радуги не такие, как бывают после дождя, они не стоят над землёй, они остаются на небе яркими параллельными друг другу полосами. Чем больше их становится, чем дольше я на них смотрю, тем лучше понимаю, откуда всё это. Сама суть Отто – из которой он и появился и куда возвращается – в радужный свет. Я вижу, как из леса вышел человек. Он быстрым шагом приближается ко мне. Я не знаю, кто это и какие у него намерения. Он подходит ближе, и я чувствую опасность, но радуги в небе будто лишили меня воли. Кажется, я узнаю его – Костя Лейба. Страха нет.
…это последнее, что я смогу написать. Сейчас Костя Лейба с остервенением пытается раскопать могилу Отто. Он не знает, что его удар тяжёлым по голове не убил меня. Я еле вижу одним глазом, другой, видимо, залило кровью. Сейчас я прикреплю последнюю запись к подготовленному письму для издательства и нажму «отправить». После этого попробую достать из кармана банку колы и выпить её. Кажется, Лейба заметил свет от дисплея телефона. Он перестал раскапывать могилу и идёт ко мне. У него в руках нож. Прощайте.