Рота королевских гвардейцев, гремя доспехами и покачивая перьями плюмажей парадных шлемов, промаршировала по внутреннему двору и выстроилась в почетный караул по обе стороны красной ковровой дорожки. Застучали барабаны, завыли трубы и рога, знатные воины приосанились, а придворные барышни, залившись румянцем, защебетали на все лады, как стая райских птиц. Лакеи уже распахивали двери и стремительно уничтожали последние признаки беспорядка во дворце.
Из зимней резиденции назад в столицу возвращался его величество король Антуан Второй. Карета сиятельной особы в любой момент могла проехать в южные ворота и пересечь пределы Мраморного Чертога, а потом на полном ходу отправиться прямиком ко дворцу. Все улыбались, шутили и пели, предвкушая хорошее настроение монарха и традиционный весенний бал, где добродушный и справедливый правитель награждал и дарил щедрые подарки в честь наступившей весны.
Единственный, кто был не весел и отличался от сияющих придворных, был архимаг Марик Серолицый. Только он знал причину спешного возвращения короля из зимней резиденции, и праздник весны был тут ни при чем. Монарх возвращался из-за крохотной записки, доставленной питомцем соколиного мастера, в которой говорилось, что некий узник, молчавший долгие годы, вдруг заговорил…
Вот утробный рев рогов усилился настолько, что многие зажали уши, боясь оглохнуть. Мальчишка, сидевший на заборе, замахал платком и, ловко соскочив на мостовую, со всех ног кинулся к камердинеру в накрахмаленной сорочке и парадном жилете с яркими зелеными пуговицами, стоявшему у парадного входа, с тоской во взгляде ожидая короля.
– Едут, едут! – закричал паж, размахивая руками над головой. – Едут, господин камердинер! Его величество в карете, десяток телохранителей и королевские герольды.
Наконец отзвучали трубы, и во двор на полном ходу влетела кавалькада конных гвардейцев, разогнав удивленных придворных. Вслед за сопровождением в ворота влетела и запыленная карета короля. Кучер на козлах, пыльный и измотанный от долгой дороги мужик средних лет в грязном кафтане, едва успел потянуть за вожжи, и рослые лошади, ржа и прядая ушами, встали, нервно гарцуя на месте.
– Ваше величество! Ваше величество! – камердинер, позабыв о посохе, бросился к двери кареты, чтобы открыть ее перед монархом, но не успел. Антуан Второй пинком ноги отворил хлипкую дверцу и, не дожидаясь пажей, несущих крохотную лестницу, спрыгнул на землю. Полноватый, с одутловатым лицом и синяками под глазами, слегка за пятьдесят, Антуан имел большое пивное брюхо и плохую, желтоватую кожу, что свидетельствовало о его несдержанности в любви к алкогольным напиткам. Лицо монарха было перекошено от бешенства, парик – его величество был лыс с тридцати лет – съехал набок, и гладкая макушка сверкала в лучах весеннего солнца. Парадного камзола или жилета на Антуане не было. Его величество потрудился облачиться в простую тканую рубаху и прогулочные туфли на мягкой подошве.
Раздав нерасторопным пажам затрещины и злобно сверкая глазами, король высмотрел в ошалевшей толпе придворных тихо стоящего архимага и поманил его к себе пальцем, украшенным фамильным перстнем с огромным рубином.
– Марик, милейший. Ты тут?
– Тут, ваше величество. – Низко склонив голову, архимаг засеменил к всклокоченному монарху, мысленно проклиная свою трусость. Попробовал бы покойный папа короля, Матеуш Третий, прикрикнуть на Барбассу Светлейшего, ему бы точно было несдобровать, но сейчас все совсем иначе. Антуан был ленив, бездарен и злопамятен и в силу своего самодурства мог накричать даже на главнокомандующего или главу сыскной стражи на виду у всего двора, а тем приходилось только гнуть спины да скрипеть зубами, терпя унижения от капризного монарха.
– Правда ли то, что ты мне отписал?
– Да, ваше величество. – Серолицый приблизился к королю и, склонившись к уху, быстро зашептал: – Старик очнулся от тридцатилетнего сна. Он снова жив умом и несокрушим духом. Единственное, что его останавливает, – это магический ключ в узилище да сосуд с эмансипацией моста, снятой с него еще в пору учебы в Магическом университете.
– А что с тем сосудом? – Голос короля был визглив и громок, и чем тише шептал Марик, тем пуще распалялся неразумный король.
– Тише, ваше величество. Тише! Нас же могут услышать!
– А мне плевать! Это мой дворец! Это мои придворные. Да, в конце концов, это мое королевство! Ну! Живо отвечай!
– Сосуд все там же, – с печальным вздохом подтвердил архимаг. – В башне в целости и сохранности, как и остальные десять сосудов, которые мы туда поместили почти тридцать лет назад. По моему распоряжению башню денно и нощно стерегут десять диких банши, а в коридорах гуляют драгуры, готовые разорвать и сожрать то, что пропустят твари снаружи. До вместилищ моста не добраться ни одной живой душе.
– Их не пытались выкрасть?
– Нет, ваше величество. Это поистине невозможно.
– Тогда чего ради ты, мерзкий червь, посмел оторвать меня от зимнего отдыха и призвать в столицу?
– Прошу меня великодушно простить, мой король, – склонился, скрипнув старыми костями, Марик, – но одно то, что старик прервал обет молчания и возвестил о приходе могущественного мага, силы которого куда больше, чем у всех существовавших и существующих, – признак скорой беды.
– Вот я смотрю на тебя и не понимаю. – Его величество смягчился и, приняв из рук камердинера парадный камзол, накинул себе на плечи. – Ты дурак или нет?
– Как будет угодно вашему величеству! – вновь согнул спину Серолицый.
– Дурак… – довольно заключил Антуан и, поправив парик, захлопал в ладоши. – Друзья мои, прошу меня простить за столь поспешное появление. Мои гвардейцы немного перестарались, да и дорога выдалась не из легких.
Пришедшие в себя от появления его величества придворные начали собираться вокруг короля. Впрочем, спешили не все.
– …И чтобы вы не держали зла, я устрою самый грандиозный бал с заморскими винами и танцами горных красавиц!
Добившись нового всплеска обожания и бурных оваций, Антуан снова поправил парик и обернулся к застывшему в позе молчаливого почтения магу.
– Ну! – уже мягко поинтересовался он у Марика. – И что ты, старый дурак, думаешь делать для моего душевного спокойствия и телесной безопасности?
– Не извольте беспокоиться. Я уже разослал людей, снабдив четкими указаниями. Они должны проверить настроения всех опальных и в кратчайшие сроки доложить мне лично.
– Всех? – изогнул бровь гуляка-король.
– Всех, кто жив и на свободе, – поспешил уточнить Марик.
– Отлично, – кивнул Антуан и, стряхнув с руки старавшихся припасть к ней придворных дам, бодрой походкой поспешил во дворец. – Слуги! Слуги! – прокричал он, живо перебирая ногами. – Вина мне и мяса! Я устал и голоден! Ваш король голоден!.. Вина мне! Вина!