18

Сезонный календарь

В Англии среди всех способов отмечать время календарь, отсчитывающий годы правления короля, был наименее значимым; церковный календарь и сезонный календарь были гораздо важнее. Они представляли собой привычную и неизменную природу мира и выражали глубокое ощущение принадлежности к земле и вечному, которые являлись настоящими горизонтами в средневековый период. Сезонное и церковное время переплетались.

Зима, продолжающаяся с Михайлова дня 29 сентября до Рождества, была сезоном пахоты; пшеница и рожь считались озимыми культурами. Часть крупного рогатого скота переводили с летних пастбищ в относительно теплые стойла, а остальных забивали; свиней загоняли в свинарники. Ноябрь считался кровавым месяцем. Мясо, которое не могли съесть, засаливали. Двенадцать дней рождественских празднований были единственными длинными выходными, которые были у фермеров и работяг; это было время пиров, выпивки и таинственных ритуалов рождественских пантомим.

Весной от Крещения 6 января до Страстной недели перед Пасхой люди сажали виноградники и рыли канавы; они рубили лес для изгородей и высаживали огород. Круговорот работ начинался заново. Первый понедельник после Крещения для женщин был понедельником прялки, а для мужчин – понедельником плуга, эти названия точно описывают два занятия, которым были посвящены эти дни. Женщины пряли, а мужчины пахали.

В день плуга молодые пахари таскали по деревне «плуг дураков», или «белый плуг», украшенный ленточками и разрисованный яркими цветами; у каждой двери они просили пенни и, если им отказывали, вспахивали землю перед домом. Предводителем юношей («упряжных быков») был молодой человек, переодетый в пожилую женщину, которого называли Бесси. Другой участник надевал на голову шкуру лисы, а сзади прицеплял лисий хвост. Древняя церемония просуществовала до XIX века и даже до начала ХХ, доказывая традиционность деревенской жизни в Англии. Она до сих пор практикуется в некоторых областях Восточной Англии, где ее происхождение иногда связывают с Данелагом. Праздник Сретения 2 февраля в память об очищении Девы Марии был днем, к которому завершали подготовку почвы к посевам; наступало время сеять «летнее зерно»: овес, ячмень, бобовые. Также в это время обрезали деревья.

Лето продолжалось от второго понедельника и вторника после Пасхи (понедельник и вторник выкупа) до 1 августа (Ламмаса, дня квартальных платежей). Именно поэтому персонификация праздника – королева мая, Флора, – считалась королевой лета, а не весны. Во второй понедельник после Пасхи все женщины деревни ловили и связывали столько мужчин, сколько могли, и держали их до тех пор, пока те не платили выкуп. На следующий день этим же занимались мужчины. Перед наступлением серьезной сельскохозяйственной работы всегда были праздничные дни. В сезон земледелец должен был унавоживать поля, колоть дрова, стричь овец, полоть сорняки, чинить изгороди, делать запруды для ловли рыбы и мельниц. Вспахивали поля под паром. Середина лета отмечалась праздником в день рождества святого Иоанна Крестителя. По наблюдениям одного монаха XIII века из Уинчкомба, в канун этого дня 23 июня «мальчики собирали кости и другой мусор и сжигали все это, так что в воздухе висел дым. Также они зажигали факелы и шли с ними в поля. В-третьих, они пускали колесо». Имеется в виду огненное колесо, которое поджигали и скатывали с холмов. Таким образом, языческие ритуалы и христианский календарь соединились в одном праздновании. В сам день святого Иоанна был сенокос. После того как все сено было собрано, в поля выпускали овцу, которая доставалась тому косарю, который сможет ее поймать. Только после дня святого Иоанна в полях срезали чертополох; считалось, что если его убрать ранее, то чертополоха вырастет в три раза больше.

От Ламмаса до Михайлова дня в конце сентября длилось время сбора урожая зерновых, известное как autumpnus (от autumn – осень). Название Ламмас происходит от англосаксонского hlaf-Mass, или «хлебная месса», в хороший год это было время плодородия. Когда торжественно связывали последний сноп, наступало время пира в честь урожая. В XVI веке Томас Тассер писал:

 

После сбора урожая крестьяне и слуги

Должны хорошо повеселиться в зале.

 

Смехом и танцами люди отмечали смену сезонов и одновременно праздновали неразрывность земного круговорота; они были частью того вселенского ритма, который ощущали, но не обязательно понимали.

После того как собирали урожай, скот выпускали пастись на жнивье. В это же время на стоявших под паром полях, которые нужно было перед этим вспахать и пробороновать, сеяли пшеницу и рожь. После окончания сева по традиции устраивали пир с пирогом с тмином, пирожками и сладкой пшеничной кашей на молоке с изюмом и специями. Потом наступало время вязания снопов, при этом колосья отделяли от соломы, затем зерно веяли, отделяя его от мякины. В этот период работники должны были подготовить загоны для овец и стойла для свиней.

Так сельскохозяйственный год был тесно связан с ритуальным годом. Именно поэтому капители и колонны церквей и соборов в Англии украшались картинками с месяцами; июль символизировали резные изображения косарей, а сентябрь – земледелец с серпом. В монастырской церкви в Саутвелле свиньи хрюкали среди огромных каменных дубовых листьев, олицетворяя ноябрь. Мир природы был хорошо знаком и неизменен. Летняя свобода и зимние заботы были частью вечного порядка, в котором самый скромный труженик занимал свое место; в средневековой поэзии пахарь часто считался святым. В праздничные дни молящиеся в приходской церкви и труженики в полях принимали участие в дополняющих друг друга ритуалах. В три молебственных дня перед днем Вознесения Господня прихожане ходили по границам земель своего прихода и благословляли поля.

Считалось, что ящур, инфекционное заболевание, которое губило овец и коров, может быть излечен с помощью молитвы. Служили мессу во имя Святого Духа, каждый прихожанин жертвовал пенни. Затем овец собирали в поле и читали над ними отрывки из Евангелия и пели гимны, при этом кропя животных святой водой. После этого читали «Отче наш» и «Богородице Дево, радуйся». Тем не менее падеж скота оставался высоким.

Сущность сельского хозяйства, когда из месяца в месяц нужно выполнять определенную работу, не менялась многие сотни лет. Система неогороженных участков была распространена в центральных графствах, где обширные поля были поделены на полосы земли, принадлежащие отдельным семьям; маленькие огороженные поля были характерны для Кента и Эссекса; на севере и западе прямоугольные поля выстраивались в линию одно за другим. С XIII века здесь появились элементы огораживания: отдельные фермеры менялись своими участками, и, таким образом, мог получиться большой надел, который обносили изгородью.

Деревушки и маленькие поля были типичны для севера Англии, а более крупные селения и большие поля были распространены в центральных графствах. Впрочем, внутри графств встречались самые разные вариации. В Восточном Сомерсете были открытые поля, тогда как на западе графства – огороженные. Участки Восточного Суффолка были огорожены, а западного – нет. Стандартный участок арендуемой земли на юге называли «ярд», а на севере – «оксганг»; в документах положение участка описывалось по положению солнца. Участки на юге и востоке считались более светлыми. Характер местности, свойства почвы, преобладающий климат – все это играло свою роль в формировании фермерства на такой маленькой территории. В некоторых частях Уилшира почвы были глинистые, в других – меловые, а в Хемпшире – каменистые.

По всей стране существовало бесконечное разнообразие сельскохозяйственных методов, установленных принудительно или обусловленных традициями или обычаями. В каждом селе и в каждой деревне семьи могли обрабатывать один и тот же участок земли в течение нескольких столетий. У людей складывались с ним близкие отношения, они становились буквально его частью. В одном из первых сводов законов мы находим определение деревни – это поселение, имеющее «девять домов, один плуг, один горн, одну маслобойку, одну кошку, одного петуха, одного быка и одного пастуха». Различные виды полей и пастбищ также могли постоянно влиять на племенные традиции, появление которых нельзя привязать к определенной дате. Общественная история, которая позволила разделить землю на маленькие поля и полоски, теперь исчезла безвозвратно, она простирается в прошлое так далеко, насколько хватает взгляда. За многие века для каждого участка земли сложился особый способ его использования, определенный набор прав и обязанностей; надел – это нечто, живущее своей жизнью, создающее привычки и традиции.

С помощью земли человек приобретал честь и престиж, а также богатство; размеры владений определяли объем его военных обязанностей. Было общепринято, что, если у тебя нет участка земли, ты не сможешь жениться и поднять семью. Безземельный человек в деревне был пустым местом. Закон, в сущности, отражал волю тех, кто владел землей. Над всей социальной жизнью довлели покупка и продажа земли, в которых так или иначе были задействованы 90 % населения. С XI века в центре военных кампаний оказались замки, потому что они доминировали над прилегающими территориями. Самой суровой формой наказания была конфискация земель. Именно такой образец землевладения, а не какое-то другое административное деление, определял сущность и принципы каждого района и каждого шира.

Споры о владении землей были одной из самых важных причин актов насилия и социальных разногласий. Когда один рыцарь, о котором известно только то, что его звали Эдуардом, отказался служить приорату Святой Фридесвиды в обмен на участок земли в Хедингтоне, дело было решено поединком. «После многих ударов со стороны каждого из противников и, несмотря на то, что защитник Эдуарда был ослеплен в бою, они оба сели и, поскольку ни один не решался снова нападать, между соперниками был установлен мир…» Чтобы добиться правосудия, могли применять и менее крутые средства. Фермер из Эвшама потребовал надел у тамошнего аббатства; он заранее наполнил сапоги почвой со своего участка, так что мог поклясться перед монахами, что стоит на своей земле.

Время вспашки и косьбы в некоторых частях страны наступало раньше, чем в других. Тем не менее награда за труд была одинаковой. Коса и серп, цеп, веялка и плуг находились в общей собственности. Средневековая народная песня прославляла появление «овса, гороха, бобов и ячменя», которые в «Буре» Шекспира превратились в «пшеницу, рожь, ячмень, вику, овес и горох». На огромных полях мы бы увидели пятьдесят или шестьдесят работающих на земле мужчин, разбросанных вдоль борозд, согнутых тяжелым трудом. В календарях и часовниках можно найти множество изображений земледельцев, одетых в узкие бриджи с холщовой или суконной блузой, подпоясанной в талии ремнем; в холодную погоду они надевали шерстяные накидки с капюшонами, прикрывающие верхнюю часть тела. Иногда они носили шерстяные шапки.

«Первое, что я делаю с утра, – рассказывает крестьянин в трактате X века, – это выгоняю овец на пастбище и караулю их в жару и холод вместе с собаками, чтобы волки не задрали овец. Потом я привожу их обратно в овчарню, и дою дважды в день, и при этом убираю в загонах и делаю сыр и масло…» На общинных землях деревни за скотом мог присматривать мальчик-пастух.

В Средние века домашний скот был меньше и слабее, чем их современные потомки, плодородность земли также была намного ниже. Фермерам и труженикам, которые часто жили в нищете, приходилось постоянно прилагать усилия, чтобы выжить. Мир не двигался по пути прогресса; считалось, что он медленно деградирует от золотого века к железному. Нарисованные выше картины смены сельскохозяйственных сезонов не следует принимать за рекламу «счастливой Англии». Даже развлечения, те занятия спортом, игры и обряды, которые были частью ритуального календаря, часто были жестоки и связаны с насилием. Это была жизнь, состоящая из пота и грязи, пролетающая слишком быстро.