14

Бежать как собаки и кошки

Гепарды и волки – два полюса охотничьих стратегий. Оба вида бегают, но по-разному и в очень разных ситуациях. Кошки чаще всего охотятся в одиночку, и их успех зависит от долгого терпеливого ожидания добычи. Пользуясь скрытностью, им удается приблизиться к добыче (или наоборот), а затем молниеносно броситься на нее. Волчья (и собачья) стратегия, напротив, обычно заключается в командной работе, а затем выявлении и преследовании слабой добычи. Собаки выбирают тщательно и могут преследовать добычу на большем расстоянии. Конкретные типы мышц соответствуют психологическим склонностям. У кошек преобладают быстросокращающиеся волокна, которые зависят от гликолиза углеводов для взрывного высвобождения энергии. У собак больше медленносокращающихся волокон, которые требуют кислородного метаболизма с использованием жиров. Мы устойчиво пользуемся обоими типами волокон, хотя хорошие спринтеры имеют около 26 % медленно сокращающихся волокон по сравнению с 79–90 % у бегунов на дальние дистанции. Физиология волокон, однако, не является фиксированной. Она меняется с тренировками. Например, во время тренировок на выносливость лактат, вырабатываемый при гликолизе быстросокращающимися волокнами, меньше накапливается, поскольку вычищается быстрее.

Кошка

В поведенческих тенденциях разных видов есть и пространство для маневра. Например, пантера полагается в основном на скрытность и неожиданность и может преследовать оленя всего несколько секунд. С другой стороны, гепард на равнинах Африки может гнаться за антилопой в течение минуты или даже дольше, пока не поймает ее или не остановится от теплового изнеможения. Куда более медленные львы часто работают в группах. Тем не менее основные кошачьи и собачьи тенденции все еще заметны в наших домашних питомцах даже спустя столетия после их одомашнивания. Домашняя кошка редко будет следовать за своим владельцем по лесу и полям, чтобы поохотиться на кроликов, как это делает собака со своими спутниками, в данном случае нами, с большим ажиотажем.

Собаки будут бежать, даже когда не голодны. Они получают удовольствие от самой охоты. Собаки рады такой символической добыче, как палки и фрисби. Удовольствие, которое они получают от этого, так же, как и у нас, отчасти социально обусловлено. Какой человек гонялся бы со страстью собаки за брошенной палкой, если бы не стимул общественного интереса? Без внимания других людей время финиша в гонке или расстояние забега – мертвые и скучные цифры. Кошки не являются столь социально мотивированными, как собаки или люди. Сколько бы раз вы ни заставляли кошку бегать по трассе вместе с другими, она все равно не будет соревноваться и не сможет бегать так далеко, как собака.

Собаки – потомки волков, и, поскольку они могут скрещиваться с ними и получать способное к размножению потомство, они, по сути, все еще остаются волками. Нужно немного фантазии, чтобы понять, что ухоженный пудель, которого выгуливают на поводке по городской улице, – близкий родственник волка, способного в стаях преследовать и убивать лосей. Однако, как и в его столь же далеком от дикости партнере-человеке, в пуделе все еще сидит волк. Его верность стае была перенесена на хозяина, и он тянет поводок, чтобы бегать в своих ежедневных играх. Он также по-прежнему любит мясо, а не траву.

Можно подумать, что дикие волки могли бы стать лучшими бегунами в «Идитарод» – гонках на собачьих упряжках на Аляске. Это не так. Ни один волк не бегает, как хаски, потому что способности к бегу как таковой недостаточно. Многие породы собак были испытаны в гонках. Например, Джонни Аллен, один из победителей «Идитарод», доминировал в собачьих гонках благодаря сочетанию волков, хаски и ирландских сеттеров в упряжке. Независимо от своего внешнего вида, собака все равно является собакой, и бег на большие расстояния – это общая способность собак. Но для «Идитарод» бегуны должны чувствовать себя частью команды, стаи.

Представитель песьих

Для «Идитарод» подходят собаки с хорошим аппетитом, глубокой грудной клеткой и сильной сердечно-сосудистой системой, которой обладают волки и многие собаки. Это не единственные условия доступа к гонкам. От любой породы собак, которых отбирают для ультрамарафона в «Идитарод», особо требуется желание бегать. Те, кому суждено участвовать в гонках, – это собаки, которые, кажется, переполнены желанием сорваться и бежать, бежать и бежать. Между участниками и аутсайдерами нет явной разницы в спортивных способностях или интеллекте, даже если гоночная способность – результат древнего наследия хищных выносливых предков. Многие породы собак могут стать гонщиками благодаря должной дрессировке и хорошей среде, но этого недостаточно, чтобы сделать гонщика из кошки.

Возможно, у меня были некоторые качества лайки, например хороший аппетит. В моем школьном альбоме было написано: «Бен любит есть и бегать». Тогда я бегал в школу, а теперь утром бегу из машины в офис, просто потому что не люблю ходить пешком. Бегать приятно, и это экономит время.

Не всегда легко определить, какой физиологический фактор важен для способности быстро и далеко бегать, потому что переменных так много и все их может перекрыть одно простое желание. Как только я начинал думать, что по своей природе я был несовершенен, потому что мой кумир был высоким, я находил другого кумира, возможно, даже лучшего, но низкорослого бегуна. Тогда я думал, что надо быть очень худым, но потом появлялся другой кумир, на этот раз мускулистый.

Когда я учился в колледже, я думал, что, для того чтобы стать бегуном мирового класса на длинные дистанции, надо быть белым североевропейцем, желательно из Скандинавии или Ирландии. В соревнованиях всегда лидировали североевропейцы, которых прославили «летающий финн» Пааво Нурми и чех Эмиль Затопек. На средних дистанциях уверенно побеждали энергичные спортсмены из Великобритании и Австралии. Я почти никогда не видел чернокожего бегуна на дальние расстояния. И наоборот, многие лучшие спринтеры были черными. Мы все думали, что спринтерами рождаются, а бегунами на средние и дальние дистанции становятся. Считалось эмпирическим, научным фактом, что чернокожих природа одарила естественной скоростью, поэтому у них есть задатки к спринту. С этим было связано предположение, что черным не хватает либо выносливости, чтобы бегать дальше четверти мили, либо желания стать бегунами на средние или дальние дистанции. Потом по иронии судьбы «доказательства» развернулись на 180 градусов, и оказалось, что нужно быть чернокожим кенийцем, танзанийцем или эфиопом, чтобы добиться мировых успехов в дальних забегах. Уже на римских Олимпийских играх 1960 года эфиоп Абебе Бикила босиком бежал по стадиону и занял первое место в марафоне. Настоящей неожиданностью стала Олимпиада 1968 года в Мехико, когда нанди Кипчоге («Кип») Кейно из маленькой Кении обогнал на миле Джима Райана, сильнейшего американского бегуна на средние дистанции, доселе непобедимого.

Успех Кейно был лучшим зрелищем той олимпиады в Мехико, но на дорожках завоевали золото еще одиннадцать кенийцев. С тех пор кенийцы лидируют в соревнованиях по бегу на большие расстояния. Чернокожие выигрывают все беговые состязания – от 800 м до марафона. В 1999 году на предолимпийском марафоне среди мужчин стандарт A был достигнут 240 спортсменами со всего мира, и 76 из них были кенийцами, что почти вдвое больше, чем в любой другой стране. Почти каждый месяц появляются новые африканские спортсмены, каждый так же хорош или лучше предыдущего. Теперь почти все марафонцы планеты опередили бы «летающего финна» и всех его североевропейских коллег – и не на какие-то метры, а на целых три мили! Очевидно, предрассудок, что чернокожим не хватает выносливости, был перевернут с ног на голову. Родилось новое предположение, согласно которому возвышенные равнины Африки являются своеобразным ситом, которое отсеяло самых быстрых, диких и сильных животных и людей, так что эти африканцы генетически предрасположены к успеху на всех соревнованиях!

Другое объяснение этому связано с высотой. Мексиканские Олимпийские игры проходили на высоте 2244 м; кенийцы тоже живут на высокогорье. В более разреженном воздухе на больших высотах меньше кислорода, и у тех из нас, кто не привык к высоте, VO₂max снижается примерно на 3,2 % на каждую тысячу метров на высоте выше 5 м. Одна из гипотез, объясняющих успех кенийцев в беге, заключается в том, что дыхательная система людей, живущих на высоте более 1500 м над уровнем моря, адаптирована так, чтоб иметь преимущество на высоте. Со временем на больших высотах тело подстраивается, чтобы повысить VO₂max. Однако спортивные показатели в соревнованиях, проводимых на уровне моря, не улучшаются в результате тренировок на высоте, и поэтому «высотная» гипотеза не может объяснить лидерство кенийцев, которое они по-прежнему демонстрируют в соревнованиях на уровне моря.

В своей недавней книге Джон Бейл и Джо Санг утверждают, что разгадка кенийского феномена бега кроется в культуре. Они отмечают, что большинство кенийских бегунов происходят из одной местности. В Кении есть различные «беговые» регионы, и самое высокое соотношение медалей на душу населения, завоеванных на мировых соревнованиях, приходится на группу народов календжин, а точнее, один народ из этой группы – нанди. Маловероятно, что из всех чернокожих африканцев только нанди одарены физическими талантами, которые превращаются в беговые показатели. Должно быть что-то еще. По данным, собранным Дирком Берг-Шоссером, в отличие от других кенийских этнических групп, это племя имеет самую высокую «ориентацию на достижения». Их обычно считают тихими, аскетичными, серьезными людьми, трудолюбивыми индивидуалистами. Директор школы в Капсабете даже сказал, что нанди «слишком индивидуалистичны, чтобы играть в футбол или хоккей в команде. Они обычно избегают испытаний, в которых их могут победить другие хорошие команды».

Традиции нанди берут начало в их культуре, а именно в угоне скота – это был их «спорт». Спортивное мастерство стало цениться благодаря традициям. Когда один из членов их племени, Кипчоге Кейно, вышел на мировую арену, у них вдруг появился образец для подражания. Для них забеги стали единственной доступной игрой в городе, как это было раньше у обездоленных ирландцев и скандинавов, а на локальном уровне и у нас, питомцев Гудвилла. Бег, пожалуй, является самым фундаментальным из всех видов спорта, к тому же экономически это занятие наименее затратно. Как следствие, это самый демократичный и состязательный вид спорта из всех, потому что личные достижения могут преодолевать экономическое неравенство. Это спорт для всех людей всего мира.

Бег, метание снарядов, прыжки, легкоатлетические соревнования – это основные движения тела, необходимые для охоты и войны. Они были ритуализованы в играх, танцах и обрядах инициации. От этого всего один шаг к спорту. У нанди марафон пришел на смену прежним видам деятельности, которые требовали того же индивидуализма, стойкости, дисциплины, упорного труда и способности откладывать получение удовольствия. В прежние времена нанди стремились быть barngetung – имя, данное одному из членов племени, которому удалось убить копьем льва. Аналогичным образом их успех в угоне скота у дальних соседей был связан с многими днями походов по жаркой засушливой стране и зависел от физической выносливости, упорства, самоотдачи и способности переносить трудности. Это был захватывающий спорт, и он давал им что-то, ради чего они могли жить. Марафон действительно заменил им войны и набеги, и так же он мог заменить охоту на крупных животных.

К тому же марафон – это явление культуры, возникшее из войны. Этот забег длиной 26 миль 385 ярдов (42 км 195 м) – ритуализация исторического события. Само название происходит от греческой деревни, откуда, по легенде, один афинянин, профессиональный военный бегун Фидиппид, пробежал ныне привычное «марафонское» расстояние до Афин, чтобы сообщить радостную весть о победе над персами в решающей битве в 490 году до н. э. Как сообщается, он сказал: «Мы победили», а затем упал замертво.

Для народа нанди Кип Кейно стал героем и символом мужества. Он заложил традицию, подобно Фидиппиду у греков, а позднее и всей западной цивилизации. Как и Фидиппид, Кейно вернулся домой, чтобы символически заявить, что кенийцы победили гигантов и могут далее побеждать. В то время у нанди было мало возможностей проявить себя, поскольку охота на львов, угон скота и война были уже запрещены законом. И тут появился новый шанс на славу – благодаря переориентации старых традиций.

В возрасте 15 лет Кейно пробежал милю всего за 5 минут 56 секунд. Тренируясь полный день за государственный счет, он очень усердно трудился, используя все новейшие методы тренировок. Впоследствии талантливые люди могли поступить в высшие учебные заведения, в которых они тренировались и соревновались. Отбор талантов государством и их воспитание довольно важны для кенийского бегового феномена.

Каждого кенийского бегуна, успешно выступающего на мировой арене, прямо или косвенно выбирали из всего населения. Средние значения не влияют на олимпийские показатели. Важно то, что в стране есть по крайней мере несколько потенциальных звезд. Вполне возможно, что в среднем среди ватуси или масаев больше потенциальных звезд баскетбола, чем среди жителей Бостона, но это мало говорит о том, какие страны завоюют золотые медали в этом виде спорта. Вполне возможно, что для большинства чернокожих женщин в Восточной Африке носить огромный груз на голове – совершенно естественно. Конечно, это генетическое. Но никто не будет в здравом уме утверждать, что европейки генетически не приспособлены для такого занятия. Они просто не подвергались воздействию культуры, которая способствует этому с самого раннего детства и затем указывает направление развития. Почему все должно быть иначе в спортивных достижениях, где успеха достигает лишь малый процент населения, а не каждый среднестатистический его представитель? Таланта недостаточно.

Бэйл и Санг заканчивают так: «В легкой атлетике все решает именно культура, а не биология, подход, а не высота, воспитание, а не природа. Вот что “объясняет” индивидуальные спортивные достижения в рационализированном и регулируемом мире спорта высоких достижений». Том Дердериан, автор книги о Бостонском марафоне, согласен с этим: «Идея таланта – это миф, потому что талант проявляется только в ретроспективе. Этот миф должен быть разрушен, повержен, потому что это оскорбление – считать, что спортсмен, добравшийся до вершины, обязан успеху своим генам, а не воле к победе. Спортсмен принимает разумное решение и обещает себе выиграть соревнование. От этого намерения, а также от поддержки сообщества, знаний, понимания и готовности идти на риск и страдать от последствий не появляются гарантии успеха. Есть только возможность победы. Талант лежит не в наших генах, а в нашем разуме».

Мало кто знает, что значит участвовать в чемпионате, пока не попробует это сам. Как сказал Билл Роджерс, победитель четырех бостонских и четырех нью-йоркских марафонов, «бег – это величайший вид спорта с лучшими спортсменами. Он требует огромной физической и умственной энергии, настоящей самоотдачи». Однако одна истина не обязательно исключает другую. Невозможно добиться успеха, если у человека нет здоровья и физических данных, то есть генов. Мы не одинаковые горошины из стручка, которые раскатываются в разные стороны. Индивидуальные различия существуют на самом деле. Одному легко подготовиться и пробежать милю менее чем за пять минут или марафон менее чем за три часа, в то время как для другого такие результаты будут настоящим подвигом. Героизм заслуживает похвалы, в чем бы он ни проявлялся. В спорте нужна самоотдача, готовность рисковать, но риски возрастают, если таланта не так много. Те, кто, казалось бы, выступает менее ярко, потому что бегут со стаей, могут черпать силы в мужестве. На что способна отвага? Прежде чем ставить перед собой конкретную беговую задачу, нужно быть реалистом; важно знать, кто вы – кошка или собака.

Когда Эда Стирну, моего тренера по бегу в колледже и бывшего чемпиона страны по метанию молота и копья, попросили (впоследствии) прокомментировать мой бег, он написал: «На 200 м Майкл Джонсон легко обогнал бы Бена, но он не смог бы выдержать состязания с Беном на супермарафонской дистанции. У Бена были мышцы, заточенные на выносливость, и он обладал достаточным умом, чтобы управлять ими».

Спортивные достижения зависят от реалистичной оценки своих способностей. Никто не будет сознательно тратить многие годы своей жизни, терпеть мучительную нагрузку и дисциплину ради решающего момента, который может принести победу и славу, если победа недостижима или может быть отнята. Когда планка невозможно высока, мало кто будет стремиться к ней, а если победа не принесет радости, мало кто будет ей вдохновляться. В конечном счете нас создают на наковальне среды молотом нашего разума, если таковой используется.

Мечта важна. Она заставляет работать мозг, а у всех существ, даже у насекомых, мозг активирует тело. Насекомые, вероятно, не мечтают, но у некоторых видов животных тонкие сигналы, поступающие из окружающей среды, возбуждают нервную систему, наполняя организм гормонами, которые вызывают массовый рост мышц, а также запускают другие разнообразные изменения. У некоторых тлей простое изменение продолжительности дня приводит к росту крыльев и мускулатуры, необходимой для их работы. Всплеск выработки гормонов, приводящий к огромным физиологическим изменениям организма, универсален не только для насекомых, но и для рептилий, земноводных, птиц и млекопитающих. Если выработку гормонов в мозге некоторых животных могут вызвать простые вспышки света и многие другие на первый взгляд тривиальные внешние сигналы, то уже не кажется абсурдным, что на нас могут так влиять яркие мечты, позволяющие выполнять то, на что мы в противном случае были бы не способны.

Мое стремление выиграть 100-километровый национальный чемпионат было сопряжено с большим риском. Я замахнулся на то, на что еще не был способен. Чтобы сделать то, что казалось невозможным, мне пришлось перестраивать себя в рамках своей «нормальной» физиологии. Но что было возможно? Когда я выиграл марафон «Голден Гейт», стал первым в своей возрастной группе на Бостонском марафоне и пришел третьим на забеге в 50 км, решающие моменты были уже совсем близки. Возможно, я обнаружил в себе силы. Не использовать их полностью ради достижения вдохновляющей цели казалось расточительством, если не неуважением к себе: пренебрежением драгоценным подарком по собственной глупости.