Книга: Зачем мы видим сны. Преобразующая сила осознанных сновидений
Назад: 7. Ночные кошмары
Дальше: 9. Групповая работа со сновидениями

8. Диагностика

Полезный побочный эффект терапевтической функции сновидений состоит в том, что если внимательно присмотреться, то можно увидеть, что именно мозг пытается переварить. Если же извлечь сновидения из дневников и показать их врачу или психотерапевту, то они смогут стать ценным диагностическим инструментом. Такой эффект некоторые ученые называют термином антрвольт, позаимствованным у архитекторов, которые используют его для описания треугольной ниши, образованной двумя соседними арками. Антрвольт возник случайно – он является частью конструкции акведука, но римские художники осознали возможности, которые он открывает, и начали украшать его затейливой резьбой и религиозными символами. «Они помещали на них произведения искусства, но функция его была другой», – отмечал исследователь сна Роберт Стикголд. В биологии антрвольтом называют явление, которое возникло как побочный продукт другого явления, но для которого люди придумали функцию, подобно звуку сердцебиения. «Вы слышите сердцебиение потому, что сердце представляет собой насос, – говорит Стикголд. – Но мы нашли ему отличное применение». Врачи могут различить шумы, слушая, как бьется сердце, но сердце бьется не для того, чтобы предупредить врача о проблемах. Точно так же, утверждает Стикголд, сновидения «просто существуют, и мы извлекаем из них пользу. Люди научились использовать сновидения… Думаю, сновидения полезны творческой личности или склонному к самоанализу человеку точно так же, как сердцебиение полезно врачу».

Первое полезное свойство сновидений, которое начали использовать психологи и ставшее основой навязчивой идеи Фрейда, заключается в их способности проявлять наши несовершенные, невротические черты личности. Современные психологи, много лет пытавшиеся откреститься от ассоциации с Фрейдом, наконец возвращаются к забытой истине: сновидения играют важную роль в диагностике. Они могут обнажить тревоги, которыми мы не склонны делиться, и фантазии, которые мы сами не осознаем. С помощью запутанных символов, которые требуется распутать посредством психоанализа или буквального воспроизведения сценариев из реальной жизни, сновидения открывают хаотичную сердцевину нашей эмоциональной жизни.

Одним из препятствий к исцелению служит то обстоятельство, что психотерапия предполагает честность: необходимо признаться в наличии странных симптомов и саморазрушительных привычек, извлечь забытые воспоминания и старые травмы. Дорогостоящая и отнимающая много времени ирония состоит в том, что пациенты лгут. Исследование с участием более пятисот людей, проходивших курс психотерапии, выявило, что почти все – шокирующие 93 % – признавались во лжи во время сеанса. (Чаще всего они скрывали суицидальные мысли, прием наркотиков и разочарование от терапии.) Независимо от того, насколько пациенты доверяют психотерапевту в постановке диагноза, хранении их секретов, они невольно лгут, чтобы получить желаемую реакцию, чтобы избежать осуждения или наказания, чтобы сохранить лицо или не ставить врача в неловкое положение.

Сновидения являются бесценными диагностическими средствами, поскольку снимают пациентов с крючка. Легче признать то, что случилось во сне, поскольку это всегда можно списать на мрачные глубины подсознания или даже на случайный физический стимул, чем рассказать о неприличном страхе или иррациональной тревожности. В некоторых языках, например в греческом, неявным образом проводится граница между сном и вымыслом, позволяющая говорящему снять с себя ответственность за сновидение и заявить о пассивной роли наблюдателя, а не активной – автора. «Я видел сон», – может сказать носитель греческого языка, а не «Я спал». Во многих религиях людям автоматически прощаются грехи, которые они совершили во сне; личность из сна не может отвечать за то, что поддалась искушению. То, что человек делает во сне, не осознавая этого, не должно считаться грехом, так же как и действия маньяка или имбецила, – писал Фома Аквинский по поводу «ночных поллюций». (Не все духовные авторитеты выказывают подобное снисхождение. Многие мужчины, исповедующие ортодоксальный иудаизм, и приверженцы учения каббалы традиционно проходят обряд очищения после ночных поллюций. На Йом-Кипур первосвященник традиционно бодрствует всю ночь, чтобы избежать сновидений о сексе.)

Еще со времен Фрейда группа психологов продолжала относиться к сновидениям как к королевской дороге к подсознанию. Психоаналитик Стивен Гросс, например, добивался прорыва в лечении, расспрашивая своих пациентов о сновидениях. В книге «Искусство жить» (Examined Life) Гросс вспоминает, как одна пациентка – вдова шестидесяти шести лет, которую он называл Элизабет, на каждом сеансе жаловалась на какую-нибудь мелкую неприятность: она теряла ключи, проливала красное вино на диван подруги, забывала прийти на день рождения сестры. Элизабет постоянно пребывала в состоянии тревоги, но время сеанса заканчивалось раньше, чем они с Гроссом переходили к серьезным вопросам, таким как недавняя смерть ее мужа. Все это продолжалось несколько месяцев. «Всегда находилась новая проблема, которая требовала безотлагательного внимания», – писал Гросс. Женщина не могла вспомнить ни одного сна.

Только после года терапии Элизабет начала рассказывать о последних месяцах жизни мужа, признавшись, что, когда он умирал от рака поджелудочной железы, она отдалилась от него, избегала его и использовала любой предлог, чтобы уйти из дома. Стремясь убежать от реальности неминуемой смерти мужа, испуганная его беспомощностью, она отвернулась от него.

Примерно в это же время Элизабет наконец рассказала Гроссу свой сон. Дома звонит телефон, и она понимает, что это муж, но не может найти аппарат; его нет на обычном месте. Несмолкаемые звонки преследуют ее, пока она тщетно перерывает весь дом в поисках телефона. Она просыпается в слезах и снова плачет, впервые за все время лечения рассказав о муже. Сон и нервный срыв пациентки при воспоминании о нем наконец позволили Гроссу пробиться сквозь ее эмоциональную броню, понять череду мелких катастроф и огромное чувство вины, скрывающееся в глубине. «Существует множество способов обойти мрачные, тревожные чувства, – объясняет Гросс. – Например, довольно часто используются сексуальные фантазии или ипохондрические заботы. Для того чтобы успокоить себя, Элизабет использовала мелкие неприятности, которые играли для нее роль транквилизатора… иногда мы можем использовать катастрофу, чтобы блокировать внутренние перемены».

Многие современные психологи недолюбливают Фрейда, но растущий объем эмпирических исследований дает основание предположить, что проблемы, от которых они пытаются убежать днем, проявляются в сновидениях. Люди, часто подавляющие негативные эмоции, заявляют: «Я всегда пытаюсь выбросить проблемы из головы» или «Есть вещи, о которых я предпочитаю не думать»; такие люди чаще видят сны с эмоционально нагруженными воспоминаниями. Даже если людям удается убежать от проблем днем, ночью они все равно их настигают.

У психологов есть термин: эффект отдачи. К тому моменту, когда Дэниел Вегнер занялся вопросом о том, могут ли сны обращаться к темам, которые мы предпочли бы не затрагивать, социальный психолог из Гарварда уже выяснил, что попытка подавления мыслей обычно оказывается бесполезной затеей. В 1980-х гг. он попросил группу студентов рассказать обо всех своих мыслях в течение пяти минут, но с одним ограничением: они не должны были думать о белых медведях. Как только участник эксперимента вслух или мысленно произносил «белый медведь», он должен был сигнализировать о своей неудаче, включая звонок. Участники исследования Вегнера – студенты колледжей из крупного американского города, у которых не было особых причин для навязчивых мыслей о диких животных, обитающих за Полярным кругом, нажимали на кнопку звонка как минимум раз в минуту.

На следующей стадии эксперимента студентам разрешили думать о белых медведях столько, сколько они пожелают. На этот раз они нажимали кнопку звонка еще чаще и – самое важное – даже чаще, чем другая группа, которой с самого начала разрешили думать о белых медведях. Попытка подавить мысли не только провалилась, но и вызвала эффект отдачи, период, в котором испытуемые не могли думать ни о чем другом. Если мы предпринимаем сознательные усилия по избеганию мыслей, то должны сосредоточиться на этом усилии, что делает всю затею невыполнимой. С тех пор эффект отдачи был продемонстрирован в самых разных ситуациях из реальной жизни. Курильщики, пытавшиеся не думать о сигаретах, заканчивали навязчивыми мыслями; люди, сидящие на диете и стремившиеся отогнать мысли о шоколаде, не могли думать ни о чем другом; пациенты в состоянии депрессии, изо всех сил старавшиеся мыслить позитивно, начинали представлять наихудшие сценарии.

Вегнер знал, что в фазе быстрого сна отключаются отделы мозга, которые участвуют в контроле за мыслями; он предположил, что мысли, которые люди пытаются подавить днем – своего рода белые медведи – проявятся в сновидениях. Чтобы проверить свою идею, Вегнер поручил тремстам студентам выбрать знакомого человека, а затем перед сном в течение пяти минут записывать все свои мысли. Первой группе предложили избегать мыслей о выбранном человеке, вторая группа должна была сосредоточиться на нем, а третья – вспомнить о нем в самом начале, а затем думать о чем угодно. Утром все записали свои сновидения, и эти записи выявили явную закономерность: в первой группе избранные люди снились чаще, чем в других.



Фрейд был прав, утверждая, что сновидения очень точно отражают наши желания. Южноафриканский ученый Марк Солмс – один из ведущих специалистов в области нейропсихоанализа, узкого направления науки о мозге, переосмысливающего идеи Фрейда. Обнаружив, что пациенты с повреждением варолиева моста в стволе головного мозга способны видеть сны, он понял, что теория активации-синтеза Хобсона и Маккарли (предполагающая, что сновидения запускаются нейротрансмиттерами в варолиевом мосте) не является исчерпывающей.

Хобсон и Маккарли не знали, что сновидения не ограничиваются быстрым сном; мы можем видеть сны, когда засыпаем и непосредственно перед тем, как проснуться. Во всех этих сценариях мозг тем или иным способом активируется – выделением ацетилхолина в фазе быстрого сна, остатками дневного сознания в начале ночи или выбросом гормонов утром. Но если варолиев мост не является первичной движущей силой сновидений, что выступает в этом качестве?

Нейробиологи говорят о нескольких системах обработки эмоций в мозге, которые реагируют на страх, панику, гнев и желание, – это базовые системы, общие для человека и животных и использующие древние отделы мозга. Они включаются внешними стимулами – например, вид змеи может активизировать систему страха и вызвать внутреннюю реакцию, в частности, изменение кровотока и повышение частоты сердечных сокращений.

Система желаний, которую также называют системой вознаграждения, побуждает нас проявлять интерес к окружающему миру и исследовать его; она также мотивирует к поиску пищи, воды и секса. Когда система желаний регистрирует дисбаланс, она стимулирует поисковое поведение – например, когда детекторы жажды обнаруживают недостаток воды, у нас возникает мотивация к поиску питья.

Но во сне мышцы парализованы, а тело неподвижно. Спящие и неподвижные, мы не можем отправиться на поиски вознаграждения, на которое запрограммированы, и вместо этого просто воображаем его. Дополнительные данные об этом получены в результате исследования, во время которого спящим людям вводился дофамин, активизирующий систему желаний. У них наблюдалось «резкое увеличение частоты, яркости, эмоциональной насыщенности и необычности сновидений».

Сновидения явно меняются, когда люди справляются с эмоциональными проблемами или даже с психическими расстройствами. Научившись понимать язык собственных снов (рассказывая их или просто записывая для себя), мы замечаем изменения, которые в них происходят. Хотя сновидения у людей могут быть самыми разными, у каждого человека наблюдается удивительное постоянство снов на протяжении всей жизни; все мы выражаем свои страхи и навязчивые мысли собственным языком, возвращаясь к одним и тем же символам и образам на протяжении многих лет. Темы и стиль наших сновидений обычно остаются неизменными с юности до старости – соотношение мужчин и женщин, родственников и незнакомцев, дружеских и враждебных встреч, количество животных, частота секса. «Культурные стереотипы изображают сновидения хаотичными и бесконечно разнообразными, но повторяющиеся темы и элементы в длинных сериях снов доказывают, что в действительности сновидения носят упорядоченный и повторяющийся характер», – так писал психолог Уильям Домхофф из Калифорнийского университета в Санта-Крузе.

В книге «Личность и ее сны» (The Individual and His Dreams) Кэлвин Холл и Вернон Нордби описали длинную последовательность сновидений женщины, которую они назвали Доротеей; она начала записывать свои сны в 1912 г. в возрасте двадцати пяти лет и вела подробный дневник сновидений на протяжении полувека. В каждом шестом сне она что-то теряла. В каждом десятом появлялась ее мать. В каждом шестнадцатом она волновалась, что опоздает на автобус или поезд. Однако другие темы менялись вместе с появлением новых забот и изменением положения в обществе. В среднем возрасте – но не тогда, когда она была молода и занята – Доротее снилось, что она чувствует себя лишней. Эти сны прекратились, когда она стала старше и примирилась со своей жизнью и статусом одинокой женщины.

Особенно легко проследить повторяющиеся сновидения. Подсчитано, что от 60 до 75 % взрослых людей сталкиваются с повторяющимися снами, обычно обусловленными стрессом. Большинство из них неприятные, вплоть до ночных кошмаров, а самая распространенная тема – преследования. По оценке канадского психолога Антонио Задра, взрослых преследуют «грабители, незнакомцы, толпы или неясные фигуры», детей – «чудовища, дикие животные, ведьмы или какие-то мерзкие существа». Люди, которые видят повторяющиеся сны, обычно набирают больше баллов по шкале депрессии и чаще жалуются на проблемы в жизни. Исчезновение повторяющегося сна указывает на разрешение проблемы или исчезновение источника стресса. В одном из исследований у людей, которые раньше видели повторяющиеся сны, но затем перестали, было отмечено лучшее психическое здоровье, чем у тех, кто никогда не видел повторяющихся снов. Такое впечатление, что они «были вынуждены усерднее тренировать свою психику, чтобы справиться с проблемой, и поэтому находились в лучшей форме, чем те, кто не прошел через такие интенсивные тренировки».

Келси Осгуд до сих пор помнит сны о еде, которые видела несколько десятилетий назад, когда была анорексичным подростком. «Один из них был о каше, а другой о замороженном йогурте, – рассказывает она. – Я наедалась до отвала, а когда просыпалась, не могла понять, наяву это было или во сне. Это очень меня расстраивало». К тому времени, как она попала в больницу с диагнозом анорексия, ее стали мучить ночные кошмары, в которых она была заперта в супермаркете. «Я часто оказывалась в продуктовом магазине. На самом деле это не было шопингом, потому что я ничего не покупала – терялась и выходила, ничего не купив. У меня были тревожные сны о том, как я бродила по большим продуктовым магазинам, где везде была еда, и не могла найти кассу».

Последние пять лет Келси здорова. Она больше не видит сны о том, как наедается искусственной здоровой пищей или теряется в похожих на лабиринт супермаркетах, но время от времени ее посещают тревожные сны, связанные с фигурой. Недавно она видела сон, в котором журналист назвал ее толстой. «Издание предложило мне миллион долларов за эмоциональный ущерб, но я так расстроилась, что отказалась от денег, – рассказывала она. – Я переживала, что меня называют такими словами, хотя привыкла думать, что выше этого. И меня расстраивают подобные мысли, даже если они запрятаны глубоко в подсознании».

Даже присутствие еды в сновидениях может быть признаком пищевого расстройства. В одном из исследований половина пациентов с булимией и четверть пациентов с анорексией видели во сне еду в ту единственную ночь, которую провели в лаборатории сна. (Когда мне было чуть за двадцать, я была озабочена тем, чтобы найти свой путь в жизни, расставшись с уютным коконом школы и колледжа. Я искала какой-то порядок, одержимо следила за своим рационом, а затем сокращала его, и в этот период мне снилось, что я наслаждаюсь мороженым, четырехлетней спаржей, а однажды даже тарелкой отделенных от тела человеческих сосков.) Однако у здоровых людей сны о еде бываютсравнительно редко. Еда упоминалась лишь в 1 % сновидений из выборки Кэлвина Холла и Роберта ван де Касла из Кейсовского университета в Западном резервном районе, и даже сцены с приготовлением блюд и ресторанами встречались только в 16 % сновидений. Недавнее исследование, проведенное среди студентов канадских колледжей, подтвердило, что сновидения – это кулинарный десерт; меньше трети студентов смогли вспомнить, что им когда-либо снилась еда.

Подобно тому, как пациентам с анорексией снится предмет их навязчивых мыслей, люди, борющиеся с зависимостью, видят связанные с ней сны; от 80 до 90 % алкоголиков и наркоманов в первые недели воздержания видят яркие сны о том, как они покупают, пьют, курят, нюхают или еще каким-то образом взаимодействуют с наркотиками или алкоголем.

Сара Эпола впервые опьянела после выпитого пива, когда ей было одиннадцать лет, а к моменту окончания колледжа у нее уже были серьезные проблемы с алкоголем. В мемуарах «Отключка» (Blackout) она вспоминает, как после крепких спиртных напитков у нее из памяти выпадали целые ночи, как она спала с незнакомыми мужчинами и раздевалась на публике. В двадцать пять Сара бросила пить, и спиртное вытеснили новые интересы. Она копила деньги, читала запоем, объездила Южную Америку. Это был период поисков и развития; больше года она успешно противостояла вездесущему искушению. Но Сара все еще скучала по безумным загулам и во сне иногда срывалась с катушек. Ее сновидения были лихорадочными и неотвратимыми. «Я пришла на вечеринку, и кто-то протянул мне выпивку. Сделав глоток, я вспомнила, что бросила пить», – вспоминала она. Утром ей казалось, что она сорвалась. «Помню, я проснулась с мыслью: “Черт, мне нельзя пить”. Как будто во сне мне было весело, а утром: “О нет, ты опять в этой ужасной реальности, где тебе больше нельзя пить”. Такое ощущение, что я изо всех сил старалась оставаться трезвой, но во сне меня преследовали навязчивые мысли. Чем чаще я видела эти сны, тем больше злилась».

Именно очень яркий сон, где она пила – помимо всего прочего – стал причиной того, что через полтора года трезвости она снова начала пить. Подробности того судьбоносного сновидения нисколько не потускнели в ее памяти даже двадцать лет спустя. Она смотрела бейсбол на стадионе, и кто-то протянул ей стакан. Сделав глоток, Сара поняла, что это пиво – но вместо того чтобы выплюнуть его, она сделала еще глоток, затем еще и еще. «Проснувшись, я решила: “Если эти сны не прекратятся, я могу не выдержать”. Потом я пила десять лет».

Эпола не знала, что сны об алкоголе на первом этапе трезвости встречаются так же часто, как бессонные ночи и тремор. Специалисты по лечению зависимости предупреждают об этом пациентов; сны об алкоголе настолько предсказуемы, что психиатры используют их для вычисления риска рецидива. Обычно эти сновидения начинаются после того, как уменьшается тяга к алкоголю или наркотикам, и их неожиданное появление во сне после периода воздержания может быть предупреждающим сигналом. Самым главным признаком служит эмоциональная реакция пациента утром. Если ему снилось, что он сорвался, но он просыпается с чувством вины, это может способствовать выздоровлению; даже приятный сон с выпивкой или наркотиками может быть благоприятным знаком, если пациент с облегчением понимает, что это был всего лишь сон. Одна моя подруга, в двадцать лет лечившаяся от зависимости, подтверждает эту теорию. «Когда я бросила пить, мне целый год снились сны об алкоголе, и в них я чувствовала себя пьяной, – рассказывала она мне. – Обычно такие сны были неприятными, и я просыпалась с ощущением: “Фу”». Она не пьет уже десять лет.

Но если человек просыпается с ощущением обмана и разочарования – как Эпола – это может быть признаком угрозы рецидива. Зачастую утром воля пациента ослабевает, когда во сне ему мешают получить удовольствие – например, появляется полиция или игла раз за разом не попадает в вену. Подобные сновидения напоминают алкоголику или наркоману о том, чего он лишился, пробуждая желание, но не удовлетворяя его даже во сне.

Сновидения также способны предсказать приближение срыва или психического заболевания. (Одному из самых известных нервных срывов, описанных в западной литературе, предшествовали ночные кошмары: «Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое».) В 1990-х гг. канадские исследователи Кэтлин Бошемен и Питер Хейс в течение шести месяцев отслеживали сновидения пациентов с биполярным расстройством. Три раза в неделю они утром звонили каждому пациенту и расспрашивали об их психологическом состоянии и о том, что им снилось ночью. В стабильном состоянии главными темами снов были повседневные, реалистичные занятия, такие как работа или общение. Но в маниакальной фазе болезни в сновидениях превалировали «магия, галлюцинации, инопланетяне, полеты, странные существа и необычные ощущения».

Но самое главное, Бошемен и Хейс сумели выделить в сновидениях закономерность, которая предшествовала маниакальному или депрессивному эпизоду. Обычно депрессивным периодам предшествовало общее снижение способности помнить сны, тогда как одна или две ночи непосредственно перед маниакальным периодом были насыщены яркими сновидениями, в которых фигурировали травмы, насилие или смерть. Одному пациенту перед маниакальной фазой снилось, что его опускают в гроб, откуда он видит своих безутешных родственников. Другой во сне шел по кладбищу и смотрел, как мертвецы встают из могил.

Одна из самых серьезных проблем, с которыми сталкиваются психиатры, заключается в том, что им приходится полагаться на предположения. Не существует надежного метода предсказать, кто из пациентов попытается совершить самоубийство. В последнее время ученые экспериментировали с анализами крови и алгоритмами на основе мобильных приложений с неопределенными результатами, но большинство не обращали внимания на источник информации, основанный на интуиции.

Исключением стал Майрон Глуксман, психиатр из Коннектикута. Последние несколько лет он анализировал сновидения пациентов с депрессией и смог выявить некоторые темы, общие для суицидального и несуицидального состояния, а также ключевые различия между ними. В обеих группах в сновидениях пациентов присутствовала смерть и ощущение безнадежности, но у тех, кто думал о самоубийстве или пытался его совершить, чаще присутствовали разрушение, одиночество и причинение вреда самому себе. Незадолго до того, как одна пациентка Глуксмана попала в больницу после попытки самоубийства, ей приснилось, что отец приказал какому-то мужчине застрелить себя. Другой пациент за две недели до попытки отравиться углекислым газом увидел сон, в котором взрыв атомной бомбы «лишал людей жизни».

В 2017 г. Глуксман посетил местную психиатрическую лечебницу, отобрал группу из пятидесяти двух пациентов с тяжелой клинической депрессией и попросил их рассказать о каком-либо сновидении за предшествующие три недели. Он разделил пациентов на три группы: тех, у кого была диагностирована депрессия, но отсутствовали суицидальные мысли (группа А), тех, кто думал о самоубийстве (группа В), и тех, кто предпринял серьезную попытку самоубийства в предшествующие четырнадцать дней (группа С).

В снах пациентов группы А отмечалась необычно высокая пропорция утрат, неудач и отчаяния. (Например: «Я был в яме со змеями, которые ползали вокруг меня. Я не мог вылезти, и меня переполняли чувства беспомощности, отчаяния и страха».) Сновидения группы В также изобиловали утратами и неудачами, однако они перемежались картинами смерти, насилия и убийства. («Маленького ребенка зарезали, ударив ножом в грудь, и я это видел. Этим маленьким ребенком был я, и я смотрел, как я умираю», «Я был среди байкеров, когда началась стрельба… В меня попали, и я умирал».)

«Все логично, потому что самоубийство – это убийство самого себя», – отмечал Глуксман. Данный метод «может использоваться врачами – как в психиатрических клиниках, так и в отделениях неотложной помощи, а также сотрудниками центров психологической помощи». Он даже не требует интерпретации или анализа: «Достаточно спросить человека, видел ли он сон. И если в сновидении присутствовала сцена насилия, убийства или ранения и вы подозреваете у пациента клиническую депрессию и склонность к суициду, это является прогностическим фактором. Думаю, он может спасти не одну жизнь, если на него будут обращать внимание».

В своей практике Глуксман использует сны для оценки прогресса в лечении пациентов. «Существуют разные переменные, за которыми мы можем следить, – говорит он. – Истории, отражающиеся в явных событиях сновидений, меняются. Взаимоотношения меняются. Представления о себе меняются». В книге «Сновидения: возможность измениться» (Dreaming: An Opportunity for Change) он описывает, как эволюция сновидений пациентки с депрессией убедила его в необходимости госпитализации. В повторяющемся ночном кошмаре женщина заходила в воду в океане, прижималась к скале и видела, как мимо проплывает Глуксман на лодке. Он протягивал руку, но женщина ни разу не смогла схватиться за нее. Сон возвращался каждую ночь, но при этом становился страшнее: со временем женщине было все труднее держаться за скалу. Когда пациентка призналась, что разжала пальцы, Глуксман направил ее в больницу.

Люди могут использовать сновидения, чтобы осознать свои проблемы, даже без помощи профессионального психотерапевта. Ночной кошмар заставил Кэрри Арнольд, автора научно-популярных книг, которая описала свою борьбу с анорексией в книге «Без сил» (Running on Empty), понять, что она питается неправильно. Вскоре после того, как она попала в больницу, ей приснился сон, в котором она позволила себе съесть столько салата, сколько ей хотелось. «Проснувшись, я увидела, что у меня в буквальном смысле текут слюнки, – рассказывала она. – Моя подушка была мокрой».

Первой реакцией Кэрри стало не смущение, оттого что своей слюной она намочила постельное белье, а парализующий ужас от мысли, что она на самом деле объедалась салатом. И успокоилась Кэрри лишь после того, как вспомнила, что на самом деле заперта в больнице и не имеет доступа к еде. Но даже на пике отрицания ее поразило, что в этом сне – ночном кошмаре – было что-то нормальное. «Помню, я подумала, что салат был ужасно вкусным и что так здорово есть столько, сколько хочется, – рассказывала Керри. – Но присутствовало также ощущение некой странности: салат был единственным блюдом, который я позволяла себе даже видеть во сне. Я подумала, что это печально. Это был максимум того, в чем я тогда могла признаться себе».

Келси Осгуд рассказывала мне о страдавшей от анорексии подруге, которой ночной кошмар помог наконец осознать тяжесть ее болезни. Подруга была серьезно больна, но отказывалась от лечения; она считала, что ее не следует заставлять есть больше, чем она считает правильным. Во сне она вышла замуж за скелет. «Если вы прочтете такое в романе, то не увидите в этом ничего особенного, – рассказывала Келси. – Но сон произвел на нее огромное впечатление. Она пришла на сеанс групповой терапии такой мотивированной, какой я ее никогда не видела. Сон встряхнул ее так, как не смогла бы встряхнуть больница».

Даже самые рациональные люди не всегда способны признать собственные грехи. Известный исследователь сна Уильям Демент на протяжении многих лет выкуривал по две пачки сигарет в день, стараясь не думать о вреде здоровью, пока не увидел сон, что у него обнаружили рак легких. «Я хорошо помню, словно это было вчера, как смотрел на зловещую тень на рентгеновском снимке грудной клетки, понимая, что болезнь захватила все правое легкое», – вспоминал он. Его переполняло мучительное осознание того, что он умирает, что ему не суждено увидеть, как растут его дети. «Мне никогда не забыть удивления, радости и огромного облегчения, которые я испытал, когда проснулся». В тот день Демент бросил курить.



Сновидения – если мы о них рассказываем – могут даже помочь врачам выявить проблемы со здоровьем; как предполагали Аристотель и Гиппократ, сны зачастую меняются по мере развития болезни. Инкубационный период болезни и лихорадочное состояние нередко сопровождаются усилением способности запоминать сны и явными ночными кошмарами. Первое письменное упоминание термина горячечные галлюцинации датируется 1834 г., когда английская писательница Фелиция Доротея Хеманс начала свое стихотворение «Английские мученики» (The English Martyrs) словами рассказчика – узника, который саркастически приветствовал новый день: «Снова утро, снова утро в темной одиночной камере, в камере горячечной галлюцинации узника». В 2016 г. немецкий исследователь сна Михаэль Шредль попросил группу взрослых рассказать о последней горячечной галлюцинации, которую они помнят. Сравнив эти описания со сновидениями здоровых студентов, он обнаружил, что горячечные галлюцинации отличаются необычностью и часто включают какое-либо искажение пространства, например горящие облака, двигающиеся стены или страшные кляксы. Люди считают такие сновидения более интенсивными, чем обычно, и однозначно негативными; больше трети опрошенных называли их ночными кошмарами, включающими многие реальные симптомы.

«Лихорадка может быть связана с бредом, опасным состоянием, когда в мозге формируются галлюцинации, а сознание угасает вследствие отравления организма (нередко связанного с токсинами от инфекции, реакцией на лекарства или другими медицинскими причинами), – говорит Джин Ким, психиатр из Университета имени Джорджа Вашингтона. – Вероятно, наши знания недостаточны, чтобы связать каждое конкретное содержание сна с тем или иным медицинским состоянием… сновидения, по всей видимости, являются порталом, соединяющим психику и тело, который нам нужно исследовать». В сновидениях, объяснял Патрик Макнамара, «вы обрабатываете огромное количество сенсорной информации, без управления и без ограничения. Физиологически имеет смысл воспринимать слабые сигналы от тела, чтобы вовремя выявить внутренний орган, работа которого нарушена».

В середине XX века русский психиатр Василий Касаткин собрал более тысячи шестисот описаний снов у пациентов больницы, в которой работал. Проанализировав развитие симптомов, он выявил несколько важных закономерностей. Еще до появления первых признаков болезни сновидения «начинали принимать неприятный и даже кошмарный характер, с преобладанием таких зрительных сцен, как войны, драки, пожары, ранения и другие повреждения различных частей тела… кровь, сырое мясо… грязь, грязная вода… больницы, аптеки, врачи, лекарства и тому подобное». Иногда ночные кошмары были более конкретными; одному из пациентов снилось, что его живот – там впоследствии появилась раковая опухоль – грызут крысы. Эмоциональная окраска этих сновидений соответствовала их неприятному содержанию, и пациенты рассказывали, что просыпались в страхе и в подавленном настроении. «Неприятные сновидения часто появлялись раньше других явных клинических симптомов болезни», – писал Касаткин. Он надеялся, что когда-нибудь сновидения будут служить ранней системой предупреждения: «Если бы врачи имели возможность постоянно наблюдать сновидения людей до заболевания, в течение всего заболевания и периода выздоровления, то очень часто могли бы заметить изменения в характере сновидений».

Иногда сновидения отражают физические симптомы способом, который не требует постоянного наблюдения или даже анализа. Когда Оливер Сакс был молодым врачом, он решил провести летний отпуск в пеших походах по Норвегии – это был долгожданный отдых от напряженной работы в нью-йоркской больнице. Одним августовским утром, перед рассветом, врач в одиночку отправился в путь, намереваясь покорить крутую гору, возвышавшуюся на две тысячи метров над фьордом. «Я скоро вошел в ритм ходьбы – двигался той раскачивающейся походкой, благодаря которой расстояние покрывается быстро», – вспоминал он в книге «Нога как точка опоры» (A Leg to Stand On). Он быстро продвигался вперед, наслаждаясь одиночеством и любуясь пейзажем («сосновый лес… незнакомый папоротник, мох или лишайник»), но из задумчивости его вывел «огромный» бык, лежавший на тропинке. Испугавшись, Сакс бросился вниз «по крутой грязной скользкой тропе», оступился, упал с утеса и серьезно повредил левую ногу. Семь часов он волочил сломанную ногу во время спуска с горы, он полз и скользил, задаваясь вопросом, сможет ли выжить, пока его наконец не спасла пара охотников на оленей.

Это был травмирующий опыт, но выздоровление проходило еще тяжелее. Сакс-врач превратился в Сакса-пациента, и хотя хирургам удалось прикрепить к колену оторванную четырехглавую мышцу бедра, но что-то, как ему казалось, было не в порядке. Травмированное тело казалось ему чужим. «Я потерял внутренний образ, или репрезентацию, ноги, – писал он. – Отсутствовала часть моей “внутренней фотографии”». И отчетливее всего это проявлялось в сновидениях. Он вспоминал один особенно неприятный кошмар: «Я снова был на горе, безуспешно пытаясь пошевелить ногой и встать… нога моя уже была зашита: я мог видеть ряд мелких аккуратных стежков… “Прекрасно… – думал я, – я готов идти!” Однако нога почему-то ничуть не слушалась меня, несмотря на то что была так прекрасно и аккуратно зашита. Она не двигалась, не пошевелилось ни единое мышечное волокно… Я опустил руку и пощупал мышцы – они были мягкими и вялыми, лишенными тонуса или жизни… Нога лежала неподвижно, она была инертна, словно мертвая». На самом деле, хотя врачи утверждали, что с ним все в порядке, Сакс страдал от денервации (нарушение в передаче сигнала от нервов) в ноге, которую врачи наконец диагностировали через несколько месяцев.

Сакс уже не в первый раз замечал связь между сновидениями и ранними симптомами болезней. В молодости, когда он работал неврологом, его часто удивляло соответствие зигзагообразных паттернов мигрени, от которой пациенты страдали днем, и образов, которые они видели во сне. В своей книге «Пробуждения» (Awakenings) Сакс вспоминал пациента, который перед тем, как у него диагностировали болезнь Паркинсона, видел сны о том, что его заморозили.



Современные ученые только начинают распутывать тесные взаимосвязи между сном и болезнью, но некоторые прогрессивные врачи убеждены, что в сновидениях действительно проявляются симптомы, которые в противном случае можно не заметить. В одном исследовании у пациентов с нарколепсией отмечалось необычно большое количество сновидений о том, как их парализовало. Четверо из пяти пациентов в одной из клиник, специализирующихся на нарушениях сна, которым снилось, что они потеют, сообщали об усиленном потоотделении в реальной жизни, а почти половина пациентов, задыхавшихся во время ночных кошмаров, испытывали трудности с дыханием в дневное время.

Сновидения способны помочь врачам выявить заболевания, трудно поддающиеся диагностике, такие как апноэ, когда у человека останавливается дыхание во сне. Пациенты часто не замечают симптомов, которые проявляются во время сна и не оставляют следов. Один из немногих признаков болезни – долгие периоды неприятных или лишенных эмоциональной окраски сновидений. В 2011 г. врачи из британского Университета Суонси провели исследование, в котором сорок семь пациентов клиники, специализирующейся на лечении нарушений дыхания во сне, в течение десяти дней записывали свои сновидения. У пациентов с более тяжелой формой апноэ – дыхание у них останавливалось чаще и на более длительное время – сны были более спокойными, лишенными эмоций, без обычного набора странных образов и психологической интенсивности. Эмоциональная бедность их сновидений может быть следствием частых прерываний сна; «возможно, сон пациентов… настолько фрагментирован, что это нарушает формирование сновидений, не позволяя развиваться сюжетам и эмоциям».

Одно из самых полезных применений связанного со сном поведения – выявление риска нейродегенеративных заболеваний. Люди среднего возраста, у которых сновидения сопровождаются действием – они ходят или разговаривают во сне – в пожилом возрасте имеют больше шансов стать жертвой болезни Альцгеймера или болезни Паркинсона. Так называемое расстройство поведения в фазе быстрого сна (RBD) наиболее распространено среди мужчин старше пятидесяти лет и может превратить мирного человека в угрозу самому себе и тому, кто спит с ним в одной постели. В медицинской литературе описаны случаи, когда пациенты с RBD ломали себе кости, крошили зубы, избивали партнера или даже выпрыгивали из окна. Психиатр Карлос Шенк обследовал двадцать шесть мужчин, которые жили с RBD не менее шестнадцати лет, и с удивлением обнаружил, что за этот период у 81 % пациентов была диагностирована болезнь Паркинсона или другое нейродегенеративное заболевание (через 5–29 лет после начала RBD). Другие исследования показали, что диагноз RBD означал 50-процентную вероятность развития болезни Паркинсона или деменции в ближайшие десять лет. Ученые до конца не понимают связи между RBD и ослаблением когнитивных функций, однако были выявлены несколько физиологических параллелей, нарушений, которые могут проявиться в виде RBD, прежде чем развиться в нечто более серьезное. У обеих групп пациентов отмечался пониженный уровень дофамина и нарушение обоняния; у обеих групп имелись повреждения и явные клеточные аномалии, тельца Леви и нейриты Леви, в стволе мозга.

Но даже после подтверждения диагноза ученые могут лишь догадываться, как будет развиваться болезнь – и подсказкой здесь снова могут стать сновидения. На протяжении полутора лет психоаналитик юнговской школы Роберт Бознак ежемесячно вел групповые занятия для пациентов с пересаженным сердцем. В период восстановления после операции им было трудно представить чужие органы частью своего тела или даже преодолеть иррациональное чувство вины выжившего; они считали себя счастливчиками и были благодарны за второй шанс, но в то же время не до конца принимали свое тело. Эти психологические конфликты часто проявлялись в сновидениях. Одной женщине снилось, что ее преследуют призраки, с ножами и в капюшонах, которые издевались над ней и говорили, что она недостойна жить. Другая пациентка видела сон, в котором прошла сквозь стену, после чего проснулась с ощущением, что она не совсем человек; ей казалось, что ее телом завладел призрак. Однако сны, в которых человек метафорически принимал сердце, были связаны с выздоровлением. Когда состояние одной из пациенток улучшилось, она увидела сон, в котором донор дарил ей красивую красную розу.



Ученые начинают обнаруживать связи между сновидениями и диагнозами, но мир, о котором мечтали Гален и Гиппократ, – мир, в котором врачи привыкли расспрашивать пациентов об их сновидениях, еще не стал реальностью. При всем при том люди, которые уделяют внимание своим снам, могут увидеть мощный, хотя и не всегда понятный, сигнал от своего организма.

В 2011 г. Ребекка Фенвик (с которой я познакомилась через страницу Facebook «Осознанные сновидения» писателя Роберта Вагоннера) с радостью ожидала появления третьего ребенка. На восьмой неделе беременности она вместе с мужем отправилась на рутинный осмотр и в первый раз увидела, как бьется сердце ребенка. Домой она вернулась в хорошем настроении, но в ту же ночь, а она всегда обращала внимание на свои сны, увидела одно из самых страшных осознанных сновидений за всю жизнь. Она стояла на кухне, когда вдруг заметила, как за окном формируется торнадо – типичный признак того, что это сон. Она выполнила тест на реальность и убедилась, что спит. «В осознанном сновидении есть несколько уровней сознания, и на этом уровне я очень отчетливо понимала, что происходит, – вспоминала она. Сновидение сразу же приняло неприятный оборот. – Я как будто раздвоилась: смотрела на себя и одновременно была собой во сне. Я видела, как стою на кухне со стаканом воды в руке и у меня начинается кровотечение. Я хватаю бумажное полотенце, вытираю кровь и понимаю, что у меня выкидыш». Испугавшись, Ребекка заставила себя проснуться, разбудила мужа и рассказала свой сон, но муж отмахнулся от нее. «Он не верит в такие вещи», – рассказывала она. Ей хотелось согласиться с ним, и утром она попыталась выбросить дурной сон из головы и отправилась на прогулку. Все хорошо, убеждала она себя, все нормально. «Ничто не указывало, что у меня выкидыш».

«Вернувшись с прогулки – не больше трех километров – я пошла в кухню, налила стакан воды и сделала несколько глотков. Потом почувствовала, что из меня что-то течет. Боже, я описалась, мелькнуло у меня в голове. Я пошла в ванную и увидела, что у меня сильное кровотечение». Еще до того, как они с мужем начали приходить в себя, первая волна горя была смягчена ощущением дежавю. «Я была растерянной и расстроенной, – рассказывала Ребекка о том моменте, когда она поняла, что у нее выкидыш. – Но думаю, еще сильнее был шок оттого, что сон стал реальностью».

Мы многое можем узнать о своем теле и психике, записывая сновидения и, возможно, обсуждая их с врачами, но еще больше мы можем узнать, если поделимся ими с другими людьми.

Назад: 7. Ночные кошмары
Дальше: 9. Групповая работа со сновидениями