16. Рамми и Док

Над поляной появился очередной транспортный самолет. На борту находился Эрл Уолтер. Чувствовал он себя некомфортно.

Самолет, на котором, кроме Уолтера, летели Рамми Рамирес и Док Булатао, поднялся в воздух с аэродрома Сентани в восемь утра 19 мая 1945 года. Самолет сделал несколько кругов над предполагаемой зоной высадки. На этот раз зона показалась Уолтеру еще более опасной, чем два дня назад. Сомнения еще более усилились из-за непредсказуемых горных ветров. Он уже сбросил пять зондов для оценки турбулентности, но результаты его не успокоили. «Я сбросил пять зондов, – вспоминал он, – потому что каждый следующий летел в ином направлении. Я не представлял, куда ветер отнесет моих людей».

Уолтер сбросил медицинский груз поближе к лагерю выживших, чтобы медикам не пришлось тащить его на себе с места высадки. Грузовые парашюты тоже не помогли оценить направление ветра. Наблюдая за тем, как тяжелые ящики крутятся в воздушных потоках, Уолтер решил не делиться своими страхами.

«Я ничего не сказал ни Бену, ни Рамми, – вспоминал Уолтер. – В этом не было смысла. Мои слова ничего не изменили бы. Мы знали, что нам нужно сбросить двух человек – несмотря ни на что».

Молодой капитан понимал, что Булатао и Рамиресу предстоит исполнить роль «ветровых зондов». Если эту роль играли офицеры, а не рядовые, то их более уважительно называли «испытателями турбулентности». Прыжок и без того был опасным, постоянно меняющийся ветер усложнял задачу до крайности. Больше всего Уолтера беспокоила сама зона высадки: кустарники в четыре фута высотой, острые камни, обрубки деревьев, которые выглядели так, словно в них била молния. «Помню, что мы пролетели над ними на малой высоте – не более двухсот футов – потому что я хотел понять, насколько это опасно, – вспоминал Уолтер. – Это был настоящий ад. Поверьте, я не преувеличиваю. Там были обгорелые обрубки стволов, скалы, каменистые склоны, сломанные и поваленные деревья… Не помню, чтобы мне когда-нибудь приходилось высаживаться в подобных условиях».

В конце концов Уолтер выбрал место для высадки в двух милях от лагеря выживших. Это было чуть лучше, чем прыгать в непроходимые джунгли. Прыгать прямо на прогалину не имело смысла, потому что она была слишком мала.

Уолтер решил, что медики покинут самолет на высоте нескольких сотен футов над землей, чтобы их не отнесло в сторону от тех, кто нуждался в их помощи. Но это во много раз повышало риск для десантников.

Шнуры от парашютов были пристегнуты к кабелю, натянутому внутри самолета. Если все пройдет нормально, эти шнуры обеспечат автоматическое раскрывание парашюта, когда десантники покинут самолет и окажутся на безопасном от него расстоянии. Но, прыгая на столь малой высоте, десантники лишались возможности использовать запасной парашют в случае, если основной не раскроется. В горных условиях опасность еще больше возрастала. Они находились на высоте восьми тысяч футов над уровнем моря. В условиях разреженного воздуха падение происходило быстрее. Десантники теряли возможность уклониться от деревьев и других опасностей с помощью строп парашюта.

Человек малого веса в разреженном воздухе на парашюте диаметром двадцать восемь футов может спускаться со скоростью пятнадцать футов в секунду. Если бы вышло именно так, Рамирес и Булатао должны были оказаться на земле – или на сломанном дереве, или в каменистом ущелье или в непроходимых джунглях – менее чем через тридцать секунд. Но только в том случае, если их не закрутит ветер, если стропы парашютов не перепутаются, и все пройдет благополучно. Без запасного парашюта спутанные стропы основного означали верную смерть.

Уолтер обсудил с пилотом скорость и направление ветра, и вместе они выбрали наилучшее место прыжка. Оба понимали, что их расчеты весьма приблизительны.

Рамирес и Булатао поднялись и подошли к грузовому отсеку, откуда им предстояло прыгать с тяжелым грузом. Уолтер еще раз спросил, готовы ли они выполнить это задание.

Оба десантника в один голос ответили:

– Да, сэр!

Даже спустя шестьдесят лет при этом воспоминании Эрл Уолтер-младший преисполняется гордости.

Медики друг за другом бросились в пустоту. Их парашюты раскрылись и наполнились воздухом. Сначала их несло именно к тому месту, которое показалось Уолтеру более безопасным для посадки. Но потом ветер снова сменился, и парашютистов понесло в другую сторону.

Тем утром Маргарет, Макколлом и Деккер с нетерпением ожидали прибытия медиков. «К этому времени нам уже стало ясно (хотя мы ни разу не заговорили об этом), что Деккер может умереть, а я почти наверняка потеряю ноги, если помощь не придет немедленно», – записала Маргарет в дневнике.

После ночного дождя все промокли и продрогли. Макколлом выдал Маргарет и Деккеру продукты. Все трое прислушивались, пытаясь различить гул самолетных двигателей. Заслышав гул, Макколлом включил рацию. «Они сообщили нам, что с ними на борту два медика-парашютиста, – записала Маргарет. – Десантники должны были спрыгнуть в двух милях от нашего лагеря. До этого самолет сбросил груз, состоящий из надувных палаток, пончо, одеял, лекарств и продуктов».

Радист сообщил выжившим, что врачи доберутся до них через сорок пять минут. Когда Макколлом передал эти слова своим спутникам, Маргарет лишь усмехнулась. «К этому времени мы уже хорошо представляли, что такое пробираться сквозь джунгли. Мы знали, что на две мили даже при наличии хорошей тропы у медиков уйдет несколько часов».

Маргарет, Макколлом и Деккер увидели, как от самолета отделились две маленькие фигурки. В небе раскрылись их парашюты. Деккер пробормотал:

– Господи, сохрани их!

Все трое понимали, что для него и Маргарет эти люди были настоящим спасением.

Когда парашютисты скрылись из виду, выжившим в катастрофе оставалось только ждать и молиться. «За два часа я прочла «Отче наш» и «Богородице дево радуйся» столько раз, сколько не читала за всю свою жизнь».

Наблюдая за парашютами своих людей, на самолете молился Уолтер.

Борясь с ветром и тщетно пытаясь сохранить курс, Камило «Рамми» Рамирес гораздо лучше понял, на что вызвался добровольно. «Мы находились примерно в ста футах над зоной высадки, – вспоминал он. – Я видел сломанные деревья и острые камни. Тогда я сказал себе: «Да тут опасно!» Я изо всех сил боролся с ветром. Я попытался направить парашют к лесу, потому что там не было камней. О поваленных деревьях я не думал, но камни меня очень пугали».

Посадка оказалась очень жесткой. Рамми повредил левую щиколотку. Сложив парашют, Рамирес осмотрел ногу. К счастью, кость не была сломана, кровотечения не было. Док Булатао благополучно приземлился поблизости. И это было очень хорошо.

Медиков тут же окружили туземцы. Рамирес потянулся за винтовкой – полуавтоматическим карабином «М-1». «У туземцев были копья, луки и стрелы, – вспоминал Рамирес. – А у меня был мой карабин – на случай, если кто-то решит бросить в меня копье или выстрелит из лука».

Вперед вышел туземец, которого Рамирес принял за вождя племени – Вимаюк Вандик, которого медики вскоре стали называли Питом. Языка друг друга они не понимали, но язык жестов оказался универсальным. Рамирес попытался объяснить свое задание: «Самолет разбился. Большой огонь. Я пришел, чтобы помочь».

Вимаюк кивнул. Он подозвал мальчишек и велел им проводить медиков в Мундиму – на поляну на берегу реки Мунди, где американцы разбили лагерь. «Мы последовали за ними, словно кролики, прямо через джунгли», – вспоминал Рамирес. Из-за поврежденной щиколотки Рамирес не успевал за шустрыми босыми мальчишками, которые перепрыгивали с пня на пень и ловко перебирались через поваленные и покрытые мхом деревья, видя тропу там, где никто другой ничего не рассмотрел бы. Булатао тоже с трудом успевал за проводниками. Несколько часов они пробирались сквозь джунгли, то видя своих юных проводников, то теряя их из поля зрения. Наконец, они достигли поляны.

Маргарет, Макколлом и Деккер поднялись, чтобы пожать руки своим героям. «Когда я к ним подошел, – вспоминал Рамирес, – Маргарет плакала. Она обняла меня, а я улыбнулся». А вот как Маргарет описала эту сцену в своем дневнике:

«Когда я увидела, как они появляются из джунглей, то не могла больше сдерживать слез. Они потекли против моей воли – по обожженной и здоровой щекам. Прямо к нам, слегка прихрамывая, шел капрал Рамми Рамирес. Я знала, что у Рамми золотое сердце. Хотя он и хромал, на лице его играла широкая дружеская улыбка.

А золотые передние зубы сверкали на солнце! Рамми мог поднять настроение любому – вернее тысячедолларовой банкноты. Я почувствовала себя лучше от одного лишь его вида. За Рамми спешил сержант Бен Булатао. Когда они принялись за свое дело, мы поняли, что это самые добрые и внимательные люди на земле… Хочу сказать, что если есть место, где рождаются лучшие в мире люди, то это Филиппины. Если когда-нибудь им или их островам понадобится помощь, то достаточно будет послать мне телеграмму – и я тут же брошусь к ним».

Рамми отправился в джунгли, разыскивать сброшенный груз. Щиколотка у него все еще болела, и он «прыгал, как жизнерадостный воробей». Он разложил костер, вытащил из земли и положил запекаться десяток сладких картофелин, вскипятил воду. В котелок он раскрошил несколько шоколадок и приготовил горячий шоколад. Маргарет, Макколлом и Деккер впервые за неделю выпили горячего.

«Это было божественно, – вспоминала Маргарет. – Первые чашки мы выпили так, словно неделю не брали в рот воды. И тут же потянулись за добавкой». На следующее утро Рамми и Док приготовили своим подопечным горячий кофе и поджаренный бекон.

СЕРЖАНТ КЕН ДЕККЕР В ПОХОДНОМ ТУАЛЕТЕ В ДЖУНГЛЯХ (ФОТОГРАФИЯ ЛЮБЕЗНО ПРЕДОСТАВЛЕНА С. ЭРЛОМ УОЛТЕРОМ-МЛАДШИМ)

На сладкий картофель Маргарет, Макколлом и Деккер набросились с тем же волчьим аппетитом, что очень удивило Рамми и Дока – ведь эти овощи были у них буквально под ногами. «Я понял, что они – настоящие горожане. Они просто не знали, как выглядит сладкий картофель в природе». Лечение медики начали с Деккера. Они промыли его раны и ожоги перекисью водорода и присыпали сульфаниламидом. Рана на голове была слишком широкой, чтобы ее зашивать. Док Булатао осторожно массировал кожу вокруг раны, чтобы края ее сблизились. Рамми ему помогал. После этого рану удалось зашить. Затем Рамми обработал сломанный локоть Деккера. Из древесной коры он приготовил шину, с помощью которой зафиксировал сломанную руку. Медики решили не выправлять перелом, поскольку без рентгена могли причинить пациенту больше вреда, чем пользы.

После этого медики переключились на Маргарет. Два часа они обрабатывали ее ноги. Повязки, наложенные Макколломом, намертво прилипли к ранам. Док Булатао понимал, что снимать их будет очень тяжело и мучительно.

«Он старался снять повязки, не причиняя мне лишней боли, – записала в дневнике Маргарет. – В процессе он страдал так же, как и я. «Видели бы вы, как это делал я!» – подбадривал медиков Макколлом. «Но я боюсь, что ей будет больно!» – отвечал Док».

Больше всего Маргарет боялась потерять ноги.

– Если я вернусь на базу, – сказала она Булатао, – то военные врачи просто сорвут эти повязки и начнут скрести мои ноги щеткой. Так что смелее, Док!

Булатао последовал ее совету. «Лишь спустя много времени он рассказал мне, насколько шокировал его мой вид, – написала в дневнике Маргарет. – Я превратилась в ходячий скелет. Сомневаюсь, что в те дни весила больше девяноста фунтов».

Булатао знал, что быстро вылечить гангрену у Маргарет или Деккера им не удастся. Борьба предстояла долгая и нелегкая. Им с Рамми нужно было срезать отмершую кожу, промывать раны перекисью водорода, наносить мазь и перевязывать своих пациентов. Такая процедура повторялась ежедневно. Если лечение начать вовремя, то гангрена остановится и начнется исцеление. Если же медики опоздали бы, то потребовались бы более жесткие меры – возможно, даже ампутация.

«Док прекрасно понимал мои страхи, – писала Маргарет. – Перевязывая мои чудовищные раны, он улыбнулся и сказал: «Через три месяца будешь бегать!» Но я знала, что он в этом не уверен. Еще меньше уверена в этом была я».