Глава десятая

Канонаду у старого переезда слышал командир взвода СС Эбель, который по полевому телефону связался с командиром роты оберштурмфюрером Венцелем. Тот доложил обстановку Бонке. Исполняющий обязанности коменданта приказал Херману перебросить взвод лейтенанта Керделя с Западной улицы к позициям подразделения Эбеля, туда же отправить два экипажа мотоциклов, столько же к вокзалу. Остальные два остались у хлебозавода.

Бой у переезда был слышен и в дубраве. Капитан Авдеев приказал своим подчиненным начать выдвижение к железной дороге с отклонением на восток. А к поселку в 10.30 вышли взводы партизанского отряда с разведывательным отделением Борисова.

Гитлеровцы приготовились к отражению атаки, но партизаны встали в полукилометре от позиций противника, используя естественные укрытия. Бронетранспортеры эсэсовцев и охранного взвода открыли огонь из «МГ‐34», в ответ ударили «максимы» и «дегтяри».

Вновь пошли доклады в комендатуру. Мол, партизаны навязывают нам позиционный бой.

Гауптштурмфюрер Бонке вызвал к себе командиров рот охраны и СС, бургомистра, начальника полиции. Гитлеровцы и их холуи ничего не понимали. Партизаны уничтожили, и это уже было подтверждено, взвод СС и два охранных сблизились с поселком по двум направлениям. Но в атаку они не пошли, заняли позиции и вели беспокоящий огонь.

Стрельба вызвала ропот среди мужчин и женщин, собранных на вокзале для загрузки в вагоны. Охранному взводу лейтенанта Ройдера не без труда удалось загнать людей в вагоны.

Гауптштурмфюрер Бонке ходил по кабинету и нервно курил. Остальные сидели у стола. Венцель был внешне спокоен, Херман взволнован, Калач нервничал, бургомистр находился в прострации.

Бонке обратился к командиру роты, своему бывшему заместителю:

– Карл, твое мнение, что означает такое вот поведение партизан?

Эсэсовец прикурил сигарету и ответил:

– Я думаю, они прощупывают крепость обороны наших подразделений. Их выход к Горошу, очевидно, связан с отправкой местных жителей в Германию. Они намерены сорвать это дело. Партизаны пойдут в атаку, это лишь вопрос времени. Посему предлагаю не паниковать. В конце концов у нас даже при имеющихся потерях сил больше, чем у лесных бандитов. Шесть бронетранспортеров, мотоциклы, мы находимся в населенном пункте. Я посоветовал бы вам связаться с Минском, дабы там на время отложили подход к станции Горош эшелона, и, конечно, запросить поддержку. Второй роты батальона СС вполне хватит.

– По-твоему я идиот, Карл? В Минске уже известно о вылазке партизан. Командир зондеркоманды оберштурмбанфюрер Винтер, который заменил на время бригаденфюрера Цепнера, приказал уничтожить партизан силами нашего гарнизона. Эшелон остановлен.

Оберштурмфюрер пожал плечами и произнес:

– Значит, будем уничтожать бандитов своими силами. Мы допустили ошибку, выслав к железной дороге и в Ясино три взвода, которых успешно лишились. Но у нас остались два охранных взвода и два взвода СС, шесть бронетранспортеров, столько же мотоциклов и подчиненные господина Калача. Этого достаточно, чтобы уничтожить партизанский отряд, действующий максимум четырьмя взводами без боевой техники. Долго сидеть на позициях они не будут. Не за этим сюда пришли. Пойдут в наступление, тогда-то мы и разгромим их. В сложившейся обстановке я не вижу ничего критического.

Бонке со злостью взглянул на своего бывшего заместителя.

– Значит, выход взвода Курца и двух взводов охранной роты ты считаешь ошибкой.

– А разве нет, Вилли? Впрочем, прошу извинить. Ты принял тактически обоснованное решение. Мы обязаны прикрывать железную дорогу. В Ясине взвод погиб из-за неверных действий Гофрида. Курцу надо было… хотя что теперь об этом говорить.

– Связист! – Бонке повернулся к рядовому Зигелю.

– Да, герр гауптштурмфюрер.

– Связь с командирами взводов.

– Вокзал вызывать? – спросил солдат.

– Я сказал, с командирами взводов, значит, со всеми.

– Слушаюсь!

Бургомистр кашлянул.

Бонке перевел взгляд на него и заявил:

– А ты чего здесь сидишь? Займись охраной управы.

– Герр Бонке, в управе уже никого нет, кроме двух полицейских, которые охраняют вход, – ответил Роденко. – Мне там делать нечего, разрешите остаться здесь.

– Да ты никак боишься!

– Признаюсь, мне не по себе. Какое-то плохое предчувствие.

– Трус ты, Роденко. Сиди тут, а то еще наделаешь делов. – Гауптштурмфюрер взглянул на начальника полиции. – Калач, но ты-то неробкого десятка. Чего здесь делаешь?

– А кто меня вызвал, не вы ли, герр гауптштурмфюрер?

– Мы уточнили обстановку, теперь иди и занимайся охраной зоны.

– У меня просьба, господин Бонке.

– Ну?

– Вы бы дали команду прислать на усиление полиции пару мотоциклов от вокзала. Там им делать нечего, а тут…

– Что тут? – прервал его исполняющий обязанности коменданта.

– У меня десять человек, вооруженных винтовками.

– И что? Задача отряда полиции – охранять административную зону. От кого ты собираешься оборонять ее?

– Кто знает, не прикрывает ли партизанский отряд действия какой-нибудь группы специального назначения? Мы не можем исключить, что к партизанам не добрались диверсанты из-за линии фронта. Вспомните, что произошло в Минске.

Бонке усмехнулся и заявил:

– Я все хорошо помню. Там, Калач, никто не прикрывал диверсантов. Если такая группа и заброшена к нам, то она должна действовать самостоятельно, без того шума, который устроили партизаны. Да и кого здесь ликвидировать диверсантам? Меня, тебя, ротных, бургомистра? Районная власть – не та мишень для диверсионных групп. Минск – это да, там было кого убирать, а здесь? Не надо льстить себе, Калач. В Москве вряд ли приняли решение уничтожить новую власть в захолустном районном центре. Ступай, проверь своих полицейских.

– Как скажете, господин Бонке.

Пока шло совещание в комендатуре, группа капитана Авдеева перешла железную дорогу и начала сближение с улицей Восточной, откуда должна была выйти по Трудовой к административной зоне.

В это же время на пустую улицу Береговую заехал немецкий полуторатонный грузовик «Опель», ведомый Рогозой. Он встал у своего дома, зашел во двор, где его уже ждала группа Шелестова.

– Как обстановка в поселке? – спросил майор.

– Нервная. Немцы лишились трех взводов и шести бронетранспортеров. Сейчас все заведения закрыты, взводы СС ведут перестрелку. Против них довольно большой отряд партизан вышел, но не атакует. У хлебозавода тоже непонятка. Партизаны обстреливают гитлеровцев, но не наступают. Я видел, как с Западной, с места примыкания к ней Весенней ушел охранный взвод. Он отправился на юг, но куда, к окраине поселка, к эсэсовцам или к вокзалу, не знаю. Ну и взвод, который стоял на вокзале, там и находится.

– А где главари немцев?

– Черт их знает. Наверное, комендант у себя, ротные во взводах, бургомистр в управе, Калач тоже где-то в административной зоне. Что дальше, майор?

Шелестов объяснил, что собирается сделать.

Рогоза кивнул и сказал:

– Добро, тогда прошу в кузов, на пол, чтобы из-за бортов видно не было. Плохо, что из оружия у вас только «ТТ». Могли бы и автоматы в отряде взять.

Сосновский похлопал Рогозу по плечу и проговорил:

– Ты, Ефим, довези нас до административной зоны, а там мы и с «ТТ» управимся.

– Без проблем. Да, а чего потом мне и Грише Зайцеву делать?

– Вам обязательно надо уходить из поселка. Но вместе с нами спокойнее будет. Подвезешь нас к центру и двинешь обратно. Ждите нас.

– Слушаюсь, товарищ майор!

– И правильно, Ефим, делаешь. Умных людей всегда надо слушаться.

Офицеры группы поднялись в кузов, легли на пол, приготовили к бою пистолеты «ТТ» и гранаты.

Рогоза вывел грузовик с Береговой на Мещанскую и медленно двинулся к площади Свободы. Стрельба не умолкала. Офицеры различали грохот пулеметов. На улице никого не было. Местные жители попрятались, немцы находились на позициях.

Проехав площадь, Рогоза свернул в административную зону. Это был участок асфальта с редкими клумбами, где раньше находились райком, исполком, отделение НКВД и военкомат. У комендатуры стояли два полицая, столько же у управы.

Грузовик встал посреди площадки.

К нему тут же двинулся полицай от управы.

– Рогоза, твою мать, ты чего забыл здесь на своем драндулете?

Ефим через окно ответил:

– Подарки вам привез.

– Какие на хрен подарки? Неужто не знаешь, что творится у поселка?

– У поселка ерунда, а вот тут… – Он не договорил.

В кузове поднялись офицеры. Прогремели четыре выстрела «ТТ», полицаи повалились на асфальт.

– Вот вам и подарки, – с усмешкой проговорил Рогоза.

Офицеры спрыгнули на площадку. Водитель резко развернул машину и повел ее обратно. Из отделения полиции выбежал еще один человек и попал под колеса. Машину подбросило, она переехала незадачливого карателя.

– Твою мать! – Рогоза сплюнул в окно. – Куда ты бежал, придурок? Но по делу.

Он вывел машину обратно к площади, проехал немного по Мещанской и проулками двинулся на Береговую.

Офицеры подбежали к крыльцу комендатуры. Один из полицаев был ранен, это Буторин специально стрелял не на поражение.

Майор схватил его за грудки.

– Жить хочешь, сволочь?

– Да, только помогите. Нога у меня…

Конечность у полицая была прострелена.

– Помогу, но сначала быстро отвечай, сколько и где охрана?

– Тут, на улице, четверо было. Внутри пятеро. Один из них под машину попал. Еще в отделе полиции находится заместитель Калача Степан Лыкин. Помоги, будь человеком, больно.

– Человеком, говоришь? На вопросы отвечай! Потерпишь, кто из начальства в комендатуре?

– Так это…

Из окна полицейского отдела ударил винтовочный выстрел. Пуля царапнула плечо Сосновского, тот в ответ дважды выстрелил в окно. Наружу вывалилась винтовка, внутри раздался вскрик.

– Ты как? – спросил у Сосновского Шелестов.

– Да ерунда, царапина, а вот убил ли полицая или ранил, не знаю.

– Быстро проверь, только аккуратно.

– Да, командир. – Сосновский пробежал к отделу, тут же вернулся и доложил: – Полный порядок, сдох заместитель Калача.

Шелестов повернулся к раненому полицаю:

– Ну?..

– Так, комендант Бонке, командиры рот, охранной и СС, бургомистр и Калач. Там совещание было. Калач выходил уже, но потом опять пошел наверх, наверное, забыл чего-то.

– Значит, все начальники у коменданта?

– Получается так. Помогите мне, я все сказал.

– Конечно. – Шелестов взглянул на Сосновского. – Помоги ему, Миша.

– Понял.

Капитан выстрелил полицаю в голову.

– Внутри охрана из четверых полицаев, не считая Калача, – сказал Шелестов. – Начальство на втором этаже. Врываемся в здание и валим полицаев. Они наверняка в холле. За мной!

Майор оказался в холле, увидел двух полицаев на лестнице и крикнул:

– Ложись! Укрыться!

Как только его бойцы упали на пол и откатились к столбам-опорам, он метнул «Ф‐1». Мощный взрыв потряс все здание.

Выстрелы «ТТ», заглушенные двигателем грузовика, Бонке и его подчиненные не слышали, но когда рванула «Ф‐1», все подскочили со своих мест.

– Что это? – завизжал бургомистр.

Калач достал свой «ТТ». Он должен был бы проверить посты охранения, но делать этого не стал, из кабинета не вышел. Здесь ценности еврея. Оставлять их без контроля сейчас никак нельзя. Бонке наверняка готов пойти на любую подлость, лишь бы завладеть всем, а до этого прибить его, Калача. Но он не сможет этого сделать, если быть рядом с ним.

– А вот и диверсанты, – проговорил начальник полиции с пистолетом в руке.

– Какие к черту диверсанты, откуда? – вскричал Бонке.

– А вы еще не поняли, герр гауптштурмфюрер? Это партизаны вышли к поселку. А не наступают они потому, что имеют цель оттянуть на себя все боевые подразделения, которые остались в гарнизоне. Нам была вброшена дезинформация, и мы ее проглотили.

– Но это ты привел перебежчика.

– Я этого не отрицаю. Рогоза с Зайцевым еще ой как пожалеют о том, что они содеяли. Успокойтесь, господа. Диверсантов много быть не может, это не Минск. Надо срочно перебросить сюда охранный взвод и мотоциклистов от вокзала.

– Но разбегутся те люди, которые должны быть отправлены в Германию.

– Черт с ними, других соберем. Или вы, герр гауптштурмфюрер, предлагаете нам сдохнуть здесь, но удержать какой-то сброд в вагонах?

Бонке резко повернулся к бледному связисту.

– Зигель, срочно связь с лейтенантом Ройдером.

– Если линия не повреждена.

– Вызывай! – Комендант повернулся к Херману. – Ганс, вместе с Венцелем закрывайте коридор. Надо продержаться совсем немного.

Связист радостно доложил:

– Есть связь с Ройдером, герр комендант!

Бонке схватил трубку.

– Лейтенант, это гауптштурмфюрер Бонке. Группа диверсантов атаковала здание комендатуры. Мы ведем бой. Срочно взвод вместе с приданными вам экипажами мотоциклистов в административную зону. Задача – уничтожить диверсантов.

– Слушаюсь, герр гауптштурмфюрер!

Бонке бросил трубку связисту и повторил:

– Нам надо продержаться совсем немного.

Оберштурмфюрер Венцель и обер-лейтенант Херман вышли в коридор, встали вдоль стен, подготовили пистолеты к стрельбе.

Бургомистр забился в угол.

Калач сплюнул в его сторону, взглянул на Бонке и спросил:

– Вещи за стендом?

– Да.

– Вам бы отойти от стола, герр Бонке. Если диверсанты прорвутся к кабинету, то будут стрелять именно туда, где стоите вы.

– Тебе же на руку, чтобы меня пристрелили.

– Да, – согласился Калач. – Но не в данном случае. Если пристрелят вас, то и мне не жить. Вдвоем отобьемся. Встаем у стен.

– Ты уже взял командование в свои руки, Калач?

– Делай что хочешь, герр Бонке.

Калач прижался к ближней стене, держа под прицелом входную дверь. Бонке подумал секунду и сделал то же самое.

Бургомистр завопил:

– Я не хочу умирать. Я не убивал никого.

Калач усмехнулся и сказал:

– Так в чем дело, Роденко? Уходи отсюда. Тебя тут никто не держит. Ну а то, что никого не убивал, объяснишь диверсантам.

– Они пристрелят меня.

– Есть другой выход. Прыгай из окна.

– Высоко.

– Тогда заткнись, недоумок, или я сам пристрелю тебя!

Бургомистр вжался в угол.

Разрыв гранаты снес перила вместе с двумя полицаями. Но оставались еще двое, если верить словам того типа, которого добил Сосновский.

Так оно и оказалось.

Как только группа двинулась к лестнице, хлестнули два выстрела из винтовок «маузер».

– Суки! – прыгнув за поваленные перила, сказал Шелестов. – Засели в холле второго этажа, держат под прицелом оба пролета. И гранат у нас больше нет. А наверху еще три офицера, Калач и бургомистр.

– Ничего, командир. Кое-что у нас найдется, – сказал Буторин и достал из кармана немецкую противопехотную гранату «М‐39», похожую на яйцо. – Штуковина так себе, слабоватая, сплошное поражение в радиусе всего трех метров, но для полицаев и она сойдет.

– Где ты ее взял? – спросил Коган.

– У старшины группы Авдеева, а тот – у партизан. Она места много не занимает, вот я и взял ее.

– И что с ней делать? Ее еще забросить к полицаям надо.

– Отходите назад, ко входу. Попробую закинуть прямо отсюда.

Шелестов, Сосновский, Коган отошли.

Буторин бросил гранату. Ему чертовски повезло. Он попал в цель.

Раздался хлопок, за ним последовали вопли. По верхнему пролету лестницы покатился полицай. На развороченную площадку грохнулся уже труп.

– Вперед! – приказал Шелестов и первым рванул к пролету.

На полпути он перепрыгнул через труп полицая, прижался к стене, выставил «ТТ» перед собой. Но из верхнего холла никто не выстрелил.

Буторин обошел командира, выскочил в холл, рухнул на пол, но тут же поднялся и заявил:

– Порядок, командир, охраны больше нет.

Офицеры поднялись в холл второго этажа. Он был меньше нижнего, из него вправо вел коридор.

Майор остановил своих людей.

– Коридор наверняка простреливается, – сказал он, взглянул на Буторина и спросил: – А еще одну гранату ты случаем у Авдеева не вял?

Буторин развел руками и ответил:

– Нет, командир что было, то использовал.

– Тогда все вываливаемся в коридор, падаем на пол и открываем огонь. Три, два, один, вперед!

Офицеры вылетели в коридор.

Венцель и Херман поздно сориентировались. Четыре пули пробили их тела. Диверсанты подбежали к двери, встали по двое с разных сторон.

Буторин ткнул в дверь стволом и сказал:

– Там должна быть приемная.

Сосновский добавил:

– И очаровательная секретарша.

Коган усмехнулся.

– Той секретарши давно след простыл, а вот Калач там держать позицию может. Повторяем вариант с коридором?

Шелестов отрицательно покачал головой.

– Там места меньше, а укрытий валом, и стол, и шкафы, и еще всякая хреновина.

– И что делаем?

– Буторин, Коган, врываетесь в приемную и выстреливаете остатки обойм по всей прихожей! – приказал майор. – Виктору левый сектор от центра, от пола и до потолка, Борису правый. Отход от двери на метр с каждой стороны. Мы с Сосновским стреляем отсюда, из коридора.

– Понятно.

– Пошли!

Буторин с Коганом выбили ногами дверь приемной, отскочили по сторонам на метр и открыли огонь по помещению. По два выстрела сделали Шелестов и Сосновский.

– Здесь никого нет, – крикнул Буторин.

Офицеры вставили в рукоятки пистолетов новые обоймы, передернули затворы. Справа дверь. Только там могли находиться комендант, бургомистр и изверг Калач.

Буторин схватился было за ручку, но Шелестов оттолкнул его.

– Куда? А если у коменданта пулемет на столе?

– Да тут и автомата хватит, – проговорил Сосновский.

– Тем более. – Медлить было нельзя, посему Шелестов отдал приказ: – Действуем так. Первыми врываемся я и Буторин, сразу падаем на пол и, если успеем, стреляем по сторонам. Не имея пулемета, у стола в центре комендант, Калач и бургомистр стоять не будут. От двери сразу открывают огонь Коган и Сосновский.

– А если в кабинете все же есть пулемет? – спросил Сосновский.

– Тогда нас всех распотрошат как куриц. У тебя есть другое предложение?

– Есть, командир.

Шелестов взглянул на Сосновского. Тот прошел к столу и взял с него бронзовую статуэтку, небольшой бюст фюрера великой Германии.

– Похожа на гранату?

Статуэтка имела продолговатую форму, и принять ее за гранату, особенно брошенную на пол, можно было вполне.

– Держи, командир. Авось, фюрер поможет нам.

– Неплохая задумка.

Шелестов взял статуэтку, кивнул Буторину, указал на дверь.

Капитан ударил по ней ногой.

Дверь распахнулась, из кабинета прозвучали два выстрела. Пули выбили щепки из дверной коробки.

Шелестов бросил статуэтку.

Внимание противника было отвлечено. Внутрь помещения прыгнули майор и Буторин, в проеме встали Сосновский и Коган. Прогремели выстрелы.

Гауптштурмфюрер Бонке получил три пули, упал на пол, вытянул руку в сторону стенда, за которым было спрятано золото. Калачу пуля попала в живот, в солнечное сплетение. Он заорал от боли, выронил пистолет и согнулся у стены. Бургомистр, очумевший от страха, с криком подался к окну.

Буторин и Сосновский выстрелили в него. Роденко выбил головой стекло и повис на подоконнике.

К нему подошел Коган и констатировал:

– Готов.

– Бонке тоже мертв, – сказал Буторин.

Калач был еще жив.

С ним сблизились Шелестов и Коган.

Майор ногой отбросил пистолет полицая и сказал:

– Ну, здравствуй, сволочь. Достали мы тебя!

Калач, превозмогая жуткую боль, прошипел:

– Радуешься? Ну-ну. Только осталось ли у тебя время на это? Да и чему радоваться? Тому, что завалил самого Калача? А мне, знаешь ли, по хрену все. Я славно погулял на своем веку и особенно при немцах. Ты же наверняка знаешь, как я лично валил таких, как ты, стрелял ваших жен, матерей, детей. А огненный шабаш в Лозе! Слышал бы ты, как кричали деревенские, когда я поджег сарай.

Шелестов побледнел и проговорил сквозь зубы:

– Откуда такие нелюди берутся? Ты надеялся умереть легкой смертью? Уже подыхаешь, испытывая страшную боль, но я еще добавлю. – Майор выстрелил в промежность карателя, затем в колени.

Калач взревел, глаза его полезли из орбит.

– Жаль, что ничего большего я не могу для тебя, Калач, сделать.

– Командир, эсэсовец руку тянул к стенду. Может, там есть что-то ценное? – сказал Сосновский.

– Посмотри.

Калач медленно и мучительно умирал.

Майор нагнулся к нему.

– Ну как, Калач, сейчас тебе весело? Не боишься встретиться в другом мире с людьми, убитыми тобой?

– Да пошел ты…

– Я‐то пойду, а вот твой путь закончился.

– Ух, ты, командир, да тут саквояж и чемодан. В них золото, драгоценности, целое состояние, – воскликнул Сосновский.

Шелестов ударил Калача ногой и спросил:

– У евреев забрали?

– Я же сказал…

Во дворе раздался шум двигателей бронетранспортеров и мотоциклов.

Буторин метнулся к окну, через тело бургомистра взглянул на двор.

– Не хило. Похоже, товарищ майор, попали мы. Во дворе два бронетранспортера, набитые солдатами охранной роты, пара мотоциклов.

Калач судорожно засмеялся и прохрипел:

– И твой путь, майор, сейчас закончится. Солдаты из вас фарш будут делать.

Шелестов выстрелил в голову Калача. Тот дернулся и растянулся у стены, тело его пробили судороги.

– И что делать будем, командир? – спросил Коган. – Против такой оравы мы и несколько минут не продержимся.

– Не спеши умирать, Боря. Всем в холл второго этажа. Занять оборону!

Офицеры перезарядили пистолеты и рассредоточились в холле. Задачу они выполнили, уйти не успели, но надежда на спасение еще жила.

Группа капитана Авдеева прошла улицу Восточную, свернула на Трудовую, добралась до площади Свободы. Бойцы хорошо слышали стрельбу.

Красноармеец Андрей Терехов, высланный в головной дозор, сразу же подошел к ресторану, укрылся за колонной парадного входа, поднял руку. Группа остановилась, прижалась к заборам и домам.

Авдеев пробежал до дозорного.

– Что такое, Андрюха? Хотя я и сам вижу два бронетранспортера со взводом пехоты и пару мотоциклов с эсэсовцами. Они идут от вокзала в административную зону. Значит, нашей группе удалось прорваться в комендатуру.

– Да, товарищ капитан, первый «Ханомаг» въехал во двор. За ним продвигается второй, а в особой группе всего четыре человека. Может, с ними еще и местные, которые связаны с отрядом.

– Это вряд ли. Майор не взял бы их.

– Немцы сейчас перебьют наших.

– Ну, это мы еще посмотрим.

Капитан подозвал к себе всю группу. В это время зашли во двор и охранники и эсэсовцы.

Авдеев быстро поставил задачу:

– Следуем в административную зону. Там Егоров и Ренько бросают гранаты в один из бронетранспортеров, обстреливают второй. – Он взглянул на старшину: – Федя, надо захватить один «Ханомаг», тогда нам гораздо проще будет уйти из поселка.

– Я понял, капитан.

– По мотоциклистам работают сержант Соболев и Сергей Павленко. Экипажи валить, если получится, снять пулеметы с лентами, нет, подорвать к чертовой матери и организовать оборону двора, уделяя особое внимание отделу полиции и въезду с Ямской и Весенней. Андрей Терехов и Владимир Махов со мной в комендатуру. Все, времени на вопросы нет, бегом, вперед!

Группа устремилась по Ямской к административной зоне.

Во дворе бронетранспортеры встали у отдела полиции. Мотоциклы застыли между ними. Стволы пулеметов были направлены на комендатуру. Из левого бронетранспортера уже выпрыгнули пять солдат и во главе с командиром взвода поднялись на крыльцо. Из второго бронетранспортера успели выбраться два солдата. Никто из гитлеровцев не ожидал нападения с тыла. Они никуда не спешили.

Бойцы Авдеева вылетели во двор и немедленно начали действовать.

Егоров и Ренько бросили по «Ф‐1» в десантный отсек правого бронетранспортера. Взрывы раскидали солдат по площадке, машина взялась огнем, изуродованный пулемет упал перед ее носом. Просвистели осколки. Соболев и Павленко сразу же ударили из «ППШ» по мотоциклистам. Егоров и Ренько пошли ко второму бронетранспортеру. Гитлеровцев, оказавшихся на асфальте, добили Авдеев с Тереховым и Маховым.

Когда Авдеев с бойцами вошел в здание комендатуры, Соболев с Тереховым вступили в перестрелку с тремя солдатами, укрывшимися за горящим бронетранспортером. Егоров и Ренько запрыгнули в десантный отсек. Механик попытался выстрелить из пистолета. Его пробил очередью старшина. Пулеметчика расстрелял Ренько. Бронетранспортер был захвачен.

Красноармеец выбросил из машины трупы и занял место механика-водителя. Егоров припал к пулемету, перевел ствол на горящий бронетранспортер и дал две короткие очереди. Солдаты, спрятавшиеся за ним, рванулись к отделу полиции. Соболев и Павленко положили их.

Старшина крикнул красноармейцу Ренько:

– Разворачивай эту дуру мордой к Ямской. Соболев, Павленко, к зданию полиции, занять оборону, смотреть за округой.

Уничтожение охранного взвода и эсэсовцев заняло несколько минут.

В комендатуре лейтенант Ройдер и пятеро солдат из нижнего холла бросили наступательные гранаты на второй лестничный пролет. Сразу же после взрыва гитлеровцы, вооруженные автоматами, рванулись наверх. Они вели массированную стрельбу и прижали к полу бойцов Шелестова. Офицеры особой группы не видели целей.

Сосновский поднял руку, дважды выстрелил по пролету. Вскрикнул один из гитлеровцев.

– Есть! – крикнул Сосновский.

Сразу же в холл верхнего этажа влетела граната «М‐24», которую из-за деревянной ручки назвали колотушкой. Эта противопехотная наступательная осколочная граната имела радиус сплошного поражения от десяти до пятнадцати метров, накрывала весь холл. Она подлетела к Когану. Тот успел схватить ее и бросить обратно.

Взрыв прогремел еще в полете, так что осколки прошли над головами офицеров. После этого Шелестов и Сосновский приподнялись и выстрелили в пролет. Сквозь дым они увидели два тела.

С нижнего пролета ударили два автомата и хлопнул пару раз «вальтер». Трое гитлеровцев остались живы. Но это уже некритично, если, конечно, к противнику не подойдет помощь. А во дворе еще как минимум пятнадцать солдат.

Взводный Ройдер метнулся к входу и столкнулся с капитаном Авдеевым. Командир спецгруппы оказался лучше подготовлен к подобным ситуациям. Он без промедления нажал на спусковой крючок пистолета-пулемета «ППШ», и лейтенант Ройдер повалился на ступени. Из-за спины Авдеева по двум охранникам выстрелили Терехов с Маховым. После этого наступила тишина.

– Эй, на палубе, живы? – крикнул Авдеев.

Офицеры поднялись, и Шелестов ответил:

– Живы! Вовремя ты, капитан, появился.

– А я всегда появляюсь вовремя, не заметил? Что там наверху, удалось кого-нибудь прибить?

– Всех, на кого выходили.

– Ну и славненько. Сейчас уже половина двенадцатого, пора уходить.

– Погоди, мы кое-что забыли, а оно пригодится. Сосновский, Коган, взять саквояж с чемоданом!

Пока группа спускалась, Терехов вышел во двор, тут же вернулся и доложил Авдееву:

– Порядок, командир, взвод прибили, эсэсовцев тоже, бронетранспортер захватили.

– Пулеметы?

– Павленко возится с одним, пытается снять.

Особая группа вышла в нижний холл.

– Да, Саня, ты действительно всегда появляешься вовремя. Мы не устояли бы против целого взвода, – сказал Шелестов.

– Давай, майор отходим. Мои ребята захватили бронетранспортер, поедем весело. Кстати, по какому маршруту?

– Кто у тебя за механика-водителя?

– Ренько Евгений.

– Не припоминаю.

– Не мудрено, ты не знаком с моими.

– Вот этому Ренько я и укажу маршрут.

Группа загрузилась в бронетранспортер, за пулемет встал старшина.

Шелестов приказал водителю:

– Идем до площади, на Трудовую, далее влево на Восточную. Через два квартала у поворота на Береговую встанешь, подберем двух наших. Дальнейший маршрут там и скажу. Понял?

– А чего не понять-то?

Бронетранспортер вышел из административной зоны и свернул к площади.

Унтерштурмфюрер СС Людвиг Ромберг хорошо слышал грохот боя в административной зоне. Чтобы выяснить, что там происходит, он попытался вызвать на связь исполняющего обязанности коменданта, своего бывшего ротного. Но тот молчал. Не отвечали и телефоны в казарме, полиции, управе.

Встревожившийся Ромберг на свой страх и риск связался с командиром третьего взвода унтерштурмфюрером Эбелем, люди которого совместно с охранным взводом вели позиционный бой у железной дороги.

Эбель ответил:

– Слушаю, Людвиг.

– Ты не в курсе, что происходит в административной зоне?

– Скорей всего, в центре действует русская диверсионная группа. Я видел, как снялся с вокзала охранный взвод и с двумя нашими мотоциклами пошел в центр.

– Как считаешь, не послать ли нам туда своих мотоциклистов?

– Неплохая идея, но мы не знаем обстановки. Возможно, там скоро все кончится и диверсантов уничтожат. Все же в зону пошли значительные силы с техникой.

– Закончится – вернутся. Меня беспокоит то, что ни Бонке, ни полицейские, ни ротные, ни управа не отвечают.

– Да? Я не связывался с ними.

– Не отвечает никто, Мартин.

– Хорошо, давай отправим туда экипажи мотоциклов.

– А ты заметил, Людвиг, что стрельба в центре прекратилась? – спросил Эбель.

– Да, только что.

– Это означает, что наши уничтожили диверсантов либо, наоборот, погибли.

– Что предлагаешь?

– Пустить мотоциклы по Восточной улице. Если диверсанты уничтожили наших, то они будут отходить той дорогой. Там нет препятствий для них. Если мы ошибаемся, то мотоциклы подойдут к административной зоне через Трудовую улицу и площадь.

– Согласен. Высылаем экипажи немедленно.

– Да, я по Северной, ты по Вокзальной.

– Хорошо. До связи, Людвиг.

– До связи, Мартин.

По два мотоцикла от каждого взвода СС пошли к Восточной улице.

Бронетранспортер подъехал к повороту на улицу Береговую. В десантный отсек поднялись Рогоза и Зайцев, сели в самой корме.

Ренько ударил по газам, машина пошла, набирая скорость, и в это время Егоров вдруг крикнул:

– Мотоциклисты, два экипажа!

Он не стал ждать команды, прицелился и ударил по мотоциклам из пулемета. Стрелял Егоров метко, сбил водителей и пулеметчиков. Оба мотоцикла почему-то пошли в одну сторону, а именно к реке. Туда они и слетели.

Однако по броне тут же заколотили пули пулеметов еще двух мотоциклов, догоняющих транспортер сзади. Вскрикнули и упали Рогоза и Зайцев.

– Авдеев, огонь из автоматов по мотоциклам! – приказал Шелестов.

Тут получил пулю в грудь красноармеец Терехов, следом упал на тело Рогозы Павленко. Только после этого Авдеев и Махов ударили по преследователям из «ППШ». Один мотоцикл вывернул вправо и тоже слетел в реку. Второй пытался развернуться, но угодил в изгородь. Авдеев тремя короткими очередями расстрелял экипаж.

Бронетранспортер вылетел на улицу Северную, прошел до примыкания с Мещанской.

Там Шелестов приказал:

– Вправо, к Ясино, далее к Лозе – и в лес!

Он взглянул на часы. 13.25.

Командир третьего взвода партизан увидел «Ханомаг», пробивающийся из поселка, и крикнул старшему лейтенанту милиции Борисову:

– Вроде боевые группы прорываются, прикрой бронетранспортер.

– А если это обманный маневр гитлеровцев? Под наших косят?

– Да наши это. Взвод, усилить огонь по позициям эсэсовцев! Борисову стрелять по бронетранспортерам.

«Ханомаг» за пять минут преодолел десять километров и оказался в зоне недосягаемости противника.

Ровно в 13.30 все три партизанских взвода прекратили огонь и начали быстрый отход.

В 18.00 с запада в Лазовский лес въехали четыре грузовика. Они прошли до основной базы партизанского отряда. Там их встретил Горбань.

К нему подошли Воронец, Гулько, Становой, Борисов, доложили о выполнении задания по Ясино, железной дороге и Горошу.

Горбань обнял каждого, потом спросил:

– Какие у нас потери?

– Четверо убитых, трое раненых, один из них тяжелый, но выжить должен, – доложил лейтенант Воронец.

Гулько произнес:

– У меня трое убитых, шестеро раненых, но все легко.

Командир отряда перевел взгляд на Станового.

– Двое убитых, трое раненых. Все легкие, – сказал тот.

– У меня потерь нет, – заявил Борисов.

– Значит, убито девять человек, тяжело ранен один, легко – одиннадцать, – сказал Горбань. – Что у гитлеровцев?

– Им досталось! Взвод СС, два охранных, да еще потери среди тех солдат и полицаев, которые обороняли поселок. Больше роты, выходит.

– Ну и ладно. Без потерь мы не могли обойтись. Завтра хоронить торжественно будем.

Подбежал посыльный.

– Товарищ командир, вас на связь вызывает начальник штаба.

– Что, вот так прямо и вызывает?

Молодой боец понял, что сказал не то, и поправился:

– Извините, товарищ командир. Начальник штаба просит вас подойти к аппарату.

– Ужин для всех готов, тела убитых к санчасти, туда же раненых. После ужина всем отдых. Я – в штаб.

В палатке командир отряда взял у связиста трубку.

– Горбань на связи!

– Это Вешко. На Медвежью елань зашла боевая группа. У них четверо убитых. Двое наших, Рогоза и Зайцев. Столько же в группе Авдеева.

– Задача по верхушке нацистов в Гороше решена?

– Так точно! Командир особой группы требует связь с Москвой.

– Я понял, сейчас подъеду, подвезу радиостанцию. А ты на своей машине отправь убитых. У взводов тоже потери, похороним вместе. И еще спроси Авдеева, нужен ли ему транспорт для переезда на базу.

– Так у нас теперь бронетранспортер есть, Федор Моисеевич.

– А, ну да. В общем, я выезжаю.

Горбань приехал на Медвежью елань, постоял возле тел убитых бойцов.

Шелестов забрал радиостанцию и отошел с ней на край поляны. С ним Сосновский с антенной.

Вскоре в Москву ушла шифрограмма:

«Макс центру. Задание выполнено. Жду указаний».

Ответ пришел тут же:

– «Центр Максу. Находиться в партизанском отряде, быть в готовности к эвакуации по воздуху. Подробности позже».

Шелестов передал радиостанцию командиру отряда и сказал:

– В бронетранспортере саквояж и чемодан с ценностями, оприходуйте временно, сообщите о них в центр.

– Это добро семьи евреев?

– Да.

Авдеев запросил сеанс связи на утро следующего дня. После этого в бронетранспортер загрузились его бойцы, оставшиеся в живых.

Сам он подошел к Шелестову.

– Ну что, майор, давай прощаться, может, не увидимся больше.

– Давай, Саша. Спасибо тебе и твоим ребятам.

– Да ладно, одну работу делаем.

– Это так.

Офицеры обнялись. Шелестов махнул бойцам в бронетранспортере, Авдеев запрыгнул в десантный отсек, и боевая машина вместе с начальником штаба отряда пошла на базу.

С особой группой остался Горбань.

– Что Москва сказала, майор? – осведомился он.

– Нам приказано ждать эвакуации воздушным путем. Интересно, откуда нас заберет самолет? Вокруг на сотни верст леса и болота, а где луга и поля, там гитлеровцы.

Командир отряда прикурил самокрутку и сказал:

– Есть тут в двадцати верстах запасной аэродром авиационного учебного полка. Основной вместе с самолетами и военным городком немцы разбомбили в первые дни войны, а на запасной бросили всего две бомбы. Нам было приказано восстановить взлетно-посадочную полосу. Мы сработали так, что там даже тяжелый бомбардировщик сядет, а потом и взлетит, конечно. Там у нас охрана, меняем каждую неделю. По ее докладам немецкая авиация в том районе не появляется.

– Понял. Тогда ждем.

– Вы пока устраивайтесь в бункере, ужинайте, отдыхайте. Придет шифрограмма из Москвы, я подвезу. – Командир отряда чуть помолчал и сказал: – Мне теперь надо организовать похороны погибших со всеми воинскими почестями.

– Да, не самое веселое занятие.

– Что поделать, война.

– Ну да.

– До встречи.

– До встречи.

Командир отряда уехал, офицеры спустились в бункер.

На третий день пришел приказ на эвакуацию именно с того самого запасного аэродрома. Туда вместе на «ЗИС‐5» выехали офицеры Шелестова и бойцы Авдеева, которые должны были вместе с отделением охраны поджечь костры в определенное время, тем самым обозначить взлетно-посадочную полосу. Эвакуация была назначена на 0 часов 20 минут.

Запасной аэродром оказался вполне пригодным для приема транспортного самолета. Бойцы начали сбор хвороста, сухих стволов упавших деревьев. В 23.00 все было готово. Через полчаса послышался отдаленный гул самолетных двигателей. Еще через десять минут на ВПП благополучно приземлился «ПС‐84». Бортмеханик открыл дверку, выставил трап.

Офицеры особой группы попрощались с бойцами Авдеева.

Шелестов обнял капитана.

– Удачного возвращения, майор, – сказал тот.

– А тебе что приказано?

– Оставаться на базе. Обещали пополнение, но, видать, с кадрами туго, иначе этим бортом прислали бы. Ну да ничего, обойдемся.

– Теперь все! – сказал майор и прошел к трапу.

В 00.20 «ПС‐84», плавно поднялся в воздух и взял курс на Москву.