Потребление инноваций
«Участие потребителей»
Зачем нужно обсуждать восприятие инноваций потребителями в книге о креативности? Давайте напомним себе, что творческий продукт определяется сочетанием новизны и ценности. А вердикт о ценности или бесполезности выносит общество, а не творческая личность. Расследование природы креативности по большей части посвящено порождению новых идей, новых результатов или любых форм инноваций. И этому также посвящена представленная вам книга. Однако довольно редко возникает вопрос о потреблении инноваций. Хотя мы часто забываем, что инновации и креативность – это пьеса из двух действий: неординарная инновация является продуктом творчества какого-то человека (Акт первый), и этот продукт затем «потребляется» обществом в целом (Акт второй). Что, в свою очередь, вносит вклад в будущее творчество, и цикл продолжается. Мы сосредоточены на первом акте, и мы часто игнорируем второй, забывая, что он так же важен для поступательного движения цивилизации, как и первый.
Как мы уже обсуждали в этой книге, чтобы инновация была признана как истинно творческий вклад, а не просто оригинальный полет фантазии, она должна резонировать с обществом и воздействовать на него. Если общество не схватывает ценность инновации и не принимает ее – будь то в науке, искусстве или технологиях, – не обязательно немедленно, но в течение обоснованного периода времени, инновация будет забыта, не приживется и не оставит следа, и сегодня мы не будем об этом говорить. Так что с самого начала в определении судьбы нового продукта, идеи или художественной формы роль потребителя так же важна, как и роль творца.
В своей книге «Век самопознания» Эрик Кандель изучает концепцию «участия зрителя» в изобразительном искусстве. Кандель предполагает, что созерцание картины не является пассивным процессом, но это активное вовлечение, которое характеризуется своими собственными когнитивными требованиями1. В более широком смысле можно говорить об «участии потребителя» в судьбе инновации или продукта творчества. Какой бы курс ни принял будущий инновационный процесс, вполне вероятно, что познавательные требования «участия зрителя» будут расти, и для этого нужно изменение объема и характера процесса в мозге. Тот способ, который «потребитель» избирает для реакции на инновацию, является интегральной частью креативного цикла, и он заслуживает близкого рассмотрения.
Почему «участие потребителя» так интересно изучать? По той причине, что инновации, порождаемые относительно малочисленными творческими личностями или командами, потребляются тысячами, миллионами и даже сотнями миллионов. Просто подумайте об интернете и смартфонах. Сначала они были задуманы несколькими фантазерами в нескольких разрозненных научных институтах и центрах высоких технологий, но потом стали повсеместно распространяться во всем мире, прямо или косвенно затрагивая жизнь практически каждого жителя нашей планеты.
Почему же сегодня вопрос о потреблении инноваций интересует нас, как никогда раньше? Что делает «участие потребителя» особенно интересным сегодня, так это ускорение темпов, с которыми широкой публике представляют инновации и с которыми она принимает эти инновации. В статичных обществах прошлого инновации встречались редко. В результате потребители инноваций, пресловутые массы, не должны были обновлять свой набор знаний, понятий или навыков слишком часто. Один раз приобретенный, базовый набор мог служить в течение всей жизни, практически без обновления. Человеческое существо и поколение могли прожить жизнь, почти или вообще не сталкиваясь с инновациями. Поэтому «участие потребителя» не было существенным фактором для социальной динамики креативности и инноваций.
В таком быстро развивающемся обществе, как наше, огромная масса потребителей постоянно сталкивается с настоятельной необходимостью приобретать новые навыки и понятия. Скорость и масштаб этого процесса, вероятно, еще больше увеличится, по крайней мере в обозримом будущем. Колесо было изобретено примерно в пятом тысячелетии до нашей эры, но прошли столетия, пока оно распространилось в античных обществах. И наоборот, потребовалось едва ли несколько десятилетий, чтобы интернет приобрел вселенское значение для общения в конце двадцатого столетия.
В динамичном обществе «участие потребителя» инноваций и креативности становится чрезвычайно значимым фактором социодинамики, и его значение еще не признано и не изучено в полной мере. Хотя тот способ, которым общество получает инновации, не является частью традиционного повествования о креативности, в информационно динамичном обществе это может быть. Явление демографически массовых изменений скорости, с которой инновации появляются и распространяются в обществе, часто не учитывается, но его влияние на общество огромно. По мере того как растет скорость, с которой потребительские массы подвергаются инновациям, требования к познанию потребителя и даже к его мозгу, навязанные этим процессом, также изменятся. Каковы будут последствия таких изменений? С нашим затуманенным хрустальным шаром мы даже отдаленно не можем предвидеть всю полноту таких последствий. Тем не менее здесь мы изучим два из них: как усиление воздействия новизны может отразиться на старении мозга и какие беспрецедентные задачи поставит перед мозгом потребителя пришествие «виртуальной реальности».
Старение мозга и конец автопилота
Есть одна интересная возможность: воздействие новизны будет влиять и, вероятно, уже начало влиять на сам процесс старения мозга, и это будет влияние к лучшему. Как ни странно, это, вероятно, объяснит некоторые последние изменения в заболеваемости деменцией.
Несмотря на мрачные предсказания о катастрофическом распространении эпидемии деменции, появляется неожиданный, даже удивительный луч надежды. Это снижение частоты новых случаев, или «заболеваемости». По данным исследования «Framingham Heart», это снижение отмечается в течение нескольких последних десятилетий. По сравнению с периодом конца 1970-х – начала 1980-х годов, частота новых случаев деменции упала на 22 % в период с конца 1980-х до начала 1990-х годов, на 38 % с конца 1990-х до начала 2000-х и на 44 % с конца 2000-х до начала 2010-х. В этот период времени средний возраст, в котором была диагностирована деменция, увеличился на 5 лет. Это значит, что даже те, кто в конце концов уступил этому заболеванию, «продержатся» в своем когнитивном состоянии дольше. Любопытно, что сокращение риска деменции отмечается только у людей, получивших образование в средней школе и высших учебных заведениях. Когда рассматриваются известные факторы риска, связанные с заболеванием сосудов, инсультом, фибрилляцией желудочков и инфарктом миокарда, то их сокращение со временем все еще не может полностью объяснить снижение заболеваемости деменцией2.
Эти данные не противоречили результатам тех нескольких, более ранних исследований, которые показали снижение распространенности и заболеваемости деменцией в различных популяциях. Эти исследования прошли по большей части незамеченными, поскольку их результаты противоречили широко распространенному мнению об увеличении, а не уменьшении количества случаев деменции в результате роста долголетия и демографических изменений, связанных с повышением доли пожилых людей в популяции. Однако такие исследования существуют. Группа ученых из Центра демографических исследований при Университете Дюка сообщила о сокращении распространенности тяжелых когнитивных нарушений у людей 65 лет и старше. Распространенность этих нарушений постепенно сокращалась, с 5,7 % до 2,9 % в период между 1982 и 1999 годом3.
К подобным выводам привело совместное исследование нескольких научных центров «Health and Retirement Study» (HRS). Распространенность существенного ухудшения когнитивных способностей у людей 70 лет и старше упала с 12,2 % в 1993 году до 8,7 % в 2002-м. Недавнее сравнение HRS показало, что эта тенденция сохраняется. Распространенность деменции среди людей 65 лет и старше снизилась с 11,6 % в 2000 году до 8,8 % в 2012-м. Это весьма существенное сокращение. В тот же временной период средний возраст, в котором диагностировалась деменция, поднялся от 80,7 до 82,4 лет, и это изменение также значительно4. Во всех этих исследованиях оказалось, что образование явилось защитным фактором против деменции.
Исследования, проведенные в Европе, обнаружили такую же тенденцию. В Германии заболеваемость деменцией значительно снизилась в период 2006/2007—2009/2010 годов. В то же время возраст наступления деменции существенно возрос, так что в 65-летнем возрасте остаток жизни без деменции возрос в среднем на 1,4 месяца за год у мужчин и на 1,1 месяца у женщин5. Подобные тенденции отмечены в Соединенном Королевстве, Нидерландах и Швеции6.
Какие причины скрываются за этими желанными, но несколько неожиданными тенденциями? Обычно отмечается улучшение состояния сосудов головного мозга и сердца, но, по данным авторов исследования «Framingham Heart», эти изменения не могут полностью объяснить снижение заболеваемости деменцией. На самом деле это отмечалось и в проекте HRS, несмотря на увеличение распространенности гипертензии, диабета и ожирения в изученной популяции, что делает полученные данные еще более загадочными. В качестве нейропротекторного фактора обычно упоминалось высшее образование, сложная профессиональная деятельность во взрослой жизни, а также концепция «когнитивного резерва», результата напряженной мыслительной активности на протяжении всей жизни7. Последние данные особенно интересны. Они подразумевают следующее: то, как вы используете свой мозг, и насколько вы его используете, влияет на его здоровье. Действительно, как предполагалось, активная познавательная деятельность в течение всей жизни не только воодушевляет стареющий мозг но даже, до определенного предела, служит защитой против деменции8.
Однако незамеченным или, по крайней мере, не нашедшим отклика в научной литературе остается тот факт, что существует совпадение между сокращением заболеваемости деменцией и пришествием массовых и постоянно меняющихся потребительских цифровых технологий – персональных компьютеров, сотовых телефонов и других мобильных устройств, а также интернета, который пришел в развитые общества в конце 1980-х годов. Постепенно даже «диванные бойцы», с их естественной предрасположенностью к умственной лени и антипатией к хай-теку, погрузились в цифровой мир, и изменения в обществе подтолкнули их принять и использовать эти постоянно меняющиеся потребительские технологии. Эта тенденция не ограничивалась молодежью, и теперь все большее распространение приобретает использование технологий пожилыми. Выброс в массы цифровых технологий предшествовал снижению заболеваемости деменцией на десятилетие или два – именно та временная взаимосвязи, которой можно было бы ожидать.
Хорошо, в наш мир пришли и стали всепроникающими потребительские цифровые технологии, которые постоянно изменяются и обновляются. Здесь возникает интригующий вопрос. Вынудило ли это потребителей принять новизну на уровне, беспрецедентном в истории человечества? И способствовало ли это снижению заболеваемости деменцией и повышению возраста, в котором начинаются проявления заболевания? Проект HRS принес и другие, нелогичные и «политически некорректные» данные, которые также можно было бы объяснить цифровыми технологиями. Оказалось, что риск деменции был ниже у людей с избыточным весом, чем у тех. чей вес оставался нормальным. И наоборот, риск деменции повышался у людей с недостаточным весом. Говорит ли это о том, что существует обратная связь между количеством времени, которое человек тратит на активную деятельность, направленную на снижение веса, и количеством времени, проведенным с цифровыми технологиями и другими занятиями, требующими напряжения когнитивных процессов? Эта связь (предположительно обратная) между использованием цифровых технологий и риском развития деменции в стареющей популяции представляет собой интригующую возможность, которая может и должна быть подвергнута серьезному исследованию.
Мы так часто слышали выражение, что для здоровья мозга нужно «использовать его или потерять», что оно кажется банальным. Однако в эру неослабевающей новизны эти слова приобретают новое значение. Чтобы оказать нейропротекторный эффект, познавательная деятельность должна быть стимулирующей, различной и новой. Но, как мы говорили в начале книги, до самого последнего времени мы могли жить счастливой и успешной профессиональной жизнью без значительных когнитивных усилий. В информационно-статичном окружении даже профессионал высокого класса – врач, инженер, профессор университета – мог заниматься деятельностью, которая казалась проникнутому благоговением наблюдателю «высокоинтеллектуальной», но на самом деле направлялась мысленным автопилотом. Успокаивающая защита мысленного автопилота была очень соблазнительной, в силу того, что она была возможной: использование тех же самых методов диагностики и лекарств, тех же самых уравнений и машин и чтение лекций по одним и тем же конспектам на протяжении многих лет.
Для представителей не столь возвышенных профессий это было еще очевиднее. При любом общественном положении надежда на мысленный автопилот увеличивалась с возрастом. За исключением чрезвычайных ситуаций – погружение в совершенно иную культуру, радикальное изменение профессии, превращение в дельфина или перелет на Луну – с возрастом воздействие новизны обычно сокращалось, а надежда на установленные шаблоны увеличивалась. Но это значит, что с возрастом предпосылка «используй, или потеряешь» проявлялась во всей своей нейропротекторной сути. Это не случайно, что структуры коры, наиболее необходимые для сложного процесса решения проблем – префронтальная кора, – первыми падают под натиском возрастной атрофии, даже при так называемом нормальном старении9. По некоторым данным, правое полушарие, жадное до новизны, страдает от этих явлений раньше, чем левое8.
Но в эру новизны надежда на мысленный автопилот становится все более необоснованной для каждого члена общества, даже для тех, кто не вовлечен в виды деятельности, традиционно считающиеся интеллектуальными. Обычный представитель общества принужден использовать его, причем использовать по-настоящему, а не поверхностно.
Какой эффект окажет неослабевающее и увеличивающееся воздействие новизны на старение мозга? Будет ли оно изменять эффект, который процесс старения оказывает на мозг, так что префронтальная кора и правое полушарие больше не будут самыми уязвимыми мишенями? Изменит ли это когнитивные закономерности и естественное течение деменции? Будет ли предупреждать и замедлять вредные когнитивные эффекты старения и даже защищать против наступления деменции? Возможно ли, чтобы снижение заболеваемости деменцией в развитых обществах за последние несколько десятилетий свидетельствовало об этой тенденции, поскольку такие общества все более движимы новизной и это ведет к изгнанию мысленного автопилота? Все это привлекательные возможности, но в них нужно как следует разобраться. Взаимосвязь инновационной культуры и старения мозга становится предметом будущих исследований, которые вызовут, возможно, серьезные общественные последствия.
Джейн Блейн в Многомирии
Когда мы говорим, что общество, движимое новизной, будет все более технологичным и будущие технологии будут принимать различные формы, это кажется самоочевидной истиной. Становится все более модным сетовать на вредность интернета, социальных сетей и цифровых устройств, а также жаловаться на разделяющее людей и «упрощающее» воздействие. Даже если так, то это пустые хлопоты, потому что они не ведут к прекращению или даже замедлению наступления цифровых технологий. Так живите с этим! Но они даже не имеют значения. И как вид, и как цивилизация, мы и ранее переживали подобные переломные моменты. Пришествие письменного языка, тысячелетия назад, могло вызвать такие же опасения у современников, и, скорее всего, оно вызывало. Чтение, по сути, намного более уединенное занятие, чем слушание историй мудрого человека в группе соплеменников, собравшихся вокруг костра. В некотором узком, банальном смысле письменный язык действительно оказал «упрощающее» влияние, поскольку он освобождал человека от необходимости напрягать память, чтобы запомнить огромное количество информации.
Какую же форму примет пришествие новых технологий? Мы не знаем. Как показывают исторические примеры, даже величайшие научные фантасты – Лукиан Самосатский, Жюль Верн, Герберт Джордж Уэллс и другие – в основном промахнулись, предугадывая будущее. Но какую бы траекторию это пришествие ни приняло, процесс будет необратимым. Даже самые консервативные и несговорчивые потребители этого ливня инноваций не смогут укрыться от него. Принуждение к изучению новых знаний будет неослабевающим и постоянно возрастающим. История знаний представляет собой эзотерическую дисциплину, которая занимается составлением каталогов совокупности знаний во всех областях человеческой деятельности и оценкой скорости изменений и распространений знаний в истории человеческой цивилизации. Есть даже книга под амбициозным названием «История знаний: прошлое, настоящее и будущее». Вполне уместно, что ее автором был редактор «Британской энциклопедии» Чарльз ван Дорен10.
Как дисциплина, история знаний традиционно изучала скорость накопления научных знаний, но историк-новатор (невольный каламбур) мог бы однажды совершить труд по определению количества знаний и умений, которое необходимо обычному, не амбициозному и не выдающемуся человеческому существу, чтобы грамотно ориентироваться в своем мире в данный исторический момент. Можно было бы также рассчитать скорость, с которой эти знания должны были обновляться в разные исторические времена, и построить соответствующий график. Будет ли форма этого графика совпадать с кривой, описывающей закон Мура для технологического развития, или с другой экспоненциальной кривой? Можно доказать, что, вероятно, будет, поскольку влияние научных и технических инноваций на жизнь обычных людей, активных и пассивных потребителей в равной степени, будет, вероятно, соразмерно общему объему знаний, накопленных в обществе, а также скорости их накопления и замещения.
Среди многих будущих чудес дивного нового мира одно, вероятно, окажет глубокое влияние на сам способ работы человеческого ума и человеческого мозга. Это пришествие виртуальной реальности, которая возвестит в конце концов революцию слияния. До сих пор воздействие виртуальной реальности на обычного человека было ограниченным или его вообще не было. Раньше виртуальная реальность присутствовала в основном в играх, обучении, профессиональной подготовке, физической реабилитации и в некоторой степени в фильмах. Но может наступить время, в относительно недалеком будущем, когда виртуальные путешествия вытеснят физические, а поток мультисенсорных изображений – вербальную информацию. Если и не полностью вытеснит, то, по крайней мере, по большей части. Как изменится познавательная способность и, возможно, сам мозг? Какие требования налагает «участие потребителя» на когнитивные способности потребителя? Станет ли мир более сложным или наоборот? Станет ли мир более запутанным или простым?
Как я доказывал в начале этой книги, люди, которые будут жить через несколько поколений, населят мир, где физическая и виртуальная реальности сольются почти полностью и где законы виртуальных миров могут создаваться многими, возможно даже взаимно противоречащими способами. Это множество «параллельных вселенных», иногда называемое «многомирием», которое до сих пор принадлежало исключительно области квантовой механики и научной фантастики, станет частью совершенно обычной жизни. Как обычному человеческому существу ориентироваться в таком мире? Чтобы ответить на этот вопрос, «многомирие» виртуальной реальности и его влияние на мозг должно стать предметом нейробиологического исследования.
Скептически настроенный читатель вспомнит, что слово «многомирие» было введено в обиход в конце девятнадцатого века психологом Уильямом Джеймсом, который использовал его в когнитивном контексте («моральное многомирие») за много десятилетий до того, как этот термин адаптировали физики11. Как ни странно это может прозвучать, но «параллельные мысленные вселенные» были частью человеческого опыта на протяжении всей истории нашего вида. Способность вызывать воспоминания и придумывать произвольные образы – вот что было источником таких параллельных вселенных. Пришествие языка многократно усилило эту способность. Речь позволила нам создавать параллельные реальности, которые значительно расходились с физической реальностью и даже друг с другом. Несмотря на возможность конфликта, параллельные реальности, построенные посредством языка, часто сливались в наших умах с физической реальностью, а информация, полученная по этим двум каналам, переплеталась и смешивалась в мозге. Иногда такое слияние безболезненно, и граница между двумя информационными потоками стирается. Но иногда это ведет к серьезному диссонансу. Как правило, здоровое человеческое существо способно отличить настоящую, физическую реальность от «параллельных вселенных», созданных воображением и словами. Когда эта способность нарушается, при некоторых психиатрических и неврологических расстройствах, мы называем возникающее заболевание «психозом».
Но способность человеческого мозга справляться с таким разграничением в будущем вовсе не гарантирована. Выражаясь высокотехничным языком, окружающий мир, где физическая и виртуальная реальность перемешаны, иногда называется «дополненной реальностью». Возможно ли, что, учитывая все возрастающее проникновение виртуальной и дополненной реальности в нашу жизнь, нам будет все труднее отличить физический мир от цифрового? Что, если в определенном окружении и для определенных целей «потребителю» будет лучше не различать эти миры? Какие задачи встанут перед человеческим умом и мозгом? Эти задачи никогда не возникали перед нашим видом, или, если уж на то пошло, ни перед одним видом в истории.
Представление о том, что виртуальная реальность окажет огромное влияние на человеческий опыт, сформировано теми людьми, которые более других правомочны делать предсказания относительно технологий будущего. Марк Цукерберг, основатель Фейсбука, считает, что игровые приложения виртуальной реальности – всего лишь прелюдия к более масштабным и, хочется надеяться, лучшим грядущим явлениям. Он потратил два биллиона долларов на приобретение компании по развитию виртуальной реальности, «Oculus VR», и он буквально вложил деньги в собственные слова. Вот что написал Цукерберг в объявлении о приобретении компании:
Представьте, что вы можете выступать в суде, учиться или учить в классах по всему миру или даже лично консультироваться с врачом – просто надев очки у себя дома. Это действительно новая платформа для коммуникаций. У вас будет возможность делиться и переживать целые сцены жизни, как будто вы прямо там, лично. Представьте, что вы не просто делитесь моментами своей жизни с друзьями онлайн, но всеми событиями и приключениями… Мы верим, что дополненная реальность, с эффектом присутствия, станет частью повседневной жизни биллионов людей…12
Другое цифровое чудище также пришло из игры. «Майкрософт» запустил «Project Camradre», проект под руководством Джарона Ланье, разносторонне одаренного ученого и специалиста по компьютерным технологиям, которому часто приписывается авторство термина «виртуальная реальность». Ланье создает многопользовательскую среду дополненной реальности, где несколько человек смогут взаимодействовать с одними и теми же виртуальными объектами или сценами13. Существует также немало стартапов. Один из них, компания под названием «Волшебный прыжок», поднялась в цене до 1 биллиона долларов.
Перспектива «когнитивного многомирия», движимого виртуальной или дополненной реальностью, имеет глубокие философские последствия, связанные с границами между эпистемологией и онтологией и с самим определением реальности. Как упоминалось во «Введении», вопрос связи между тем, что мы воспринимаем, и что действительно поглощается мозгом, занимал великие умы прошлого, например Иммануила Канта и Германа Гельмгольца. Едва ли можно представить себе, как бы они реагировали на дивные новые виртуальные миры. Но еще интереснее представлять, как будет действовать ум – и мозг – обычного человека, погруженный в такое окружение, и что изменится в структуре ума под воздействием этих изменений.
Сегодняшние технологии виртуальной реальности все еще находятся в зачаточном состоянии, и еще рано начинать изучение всех возможностей. Современные исследования взаимодействий мозга и виртуальной реальности в основном крутятся вокруг ее применения в реабилитации и обучении. Среди относительно малочисленных исследований более фундаментальной природы, изучающих влияние виртуальной реальности на мозг, наиболее яркой, на момент написания этой статьи, была публикация относительно активности гиппокампа у крыс14. Вероятно, в ближайшее время ситуация изменится. Если мы хотим понять когнитивные проблемы, стоящие перед потребителем цифровых инноваций в не столь отдаленном будущем, а также их влияние на мозг потребителя, то предметом интенсивных исследований станет ум и мозг человека, полностью погруженного в виртуальную или дополненную реальность.