Дом освещала луна. Выл северный ветер. Клубился туман. Птицы спрятались в свои гнезда, деревья качались. Если бы кто-нибудь оказался снаружи и посмотрел на небо, то увидел бы звезду в разрыве туч, мерцающую, как искра надежды. Но людей на улицах не осталось. Весь Норт-Бенд — от окраин до центра — закрыл двери, чтобы защититься от непогоды.

Дом Напье не стал исключением: окна были заперты. В стенах раздавались шорохи. Скрипы. Ночью коридоры казались длиннее, тянулись во мрак. Каждый дверной проем обратился пастью.

Маршалл Дикинс спал в подвале. Сны были беспокойными, отрывистыми. На ногах засыхало дерьмо: лишившись чувств, он обделался. Холода Маршалл не чувствовал.

Гай Напье храпел в комнате наверху. Бутылка виски стояла на столике у кровати рядом с пузырьком валиума. «Мак» работал. В лунном свете на экране проступили жирные отпечатки — там, где он трогал фотографии своих детей. Шерстяной плед валялся на полу. Напье всегда спал голым и включал отопление, иногда просыпаясь от кошмаров — в поту или в крови мертвых животных.

Он слишком много выпил, чтобы спать спокойно. Напье ворочался, не мог найти себе места. С его губ срывались высокие девичьи стоны, звуки, которые не ожидаешь услышать от человека с его телосложением.

Скрип половиц, еле слышный за воем ветра.

Глаза Напье распахнулись.

Лезвие, опускаясь, сверкнуло в лунном свете, словно клык, так ярко, что он не смог разглядеть державшего нож человека. Клык впился в грудь Напье, кожа разошлась под зазубренным острием. Его ударили в сердце.

Семидюймовым охотничьим ножом.

Напье вскочил на постели, сбросил Сэма с груди на пол и посмотрел на рукоятку, торчащую из тела под прямым углом. Так глупо. Напье скривился, не в силах прийти в себя. Секунду назад он спал, а теперь в его плоти клык. Лезвие.

Нож.

Глухой звук удара. Трудно дышать.

Сперва Напье решил, что у него сердечный приступ.

Но если так, почему из него торчит эта штука? И что делал сын у него на кровати?

Напье почувствовал ржавчину на языке, словно пил воду из-под крана. В голове гудело. «Я скоро допьюсь до инфаркта», — подумал он.

Трудно дышать.

— Ч-что? — Кровь выступила на губах.

Его сын стоял в изножье кровати, бледный, в слезах.

— Сэм?

Он сказал бы больше, но грудь не просто сдавило. Пришла боль. Яркая, обжигающая агония, что поселилась в его груди. Он чувствовал, как борется сердце, бьется, пытаясь вытолкнуть то, что в него вонзили. Однако нож не двинулся.

Напье поднял трясущуюся руку (боже, как тяжело) к рукоятке и обхватил ее пальцами. Силы покидали его, и он под кошмарный хруст вытащил нож. Напье беспомощно смотрел, как из дыры в груди фонтаном хлынула кровь, взвилась на три ярда, забрызгала лицо Сэма, смешалась со слезами. Капли падали на матрас, как дождь. Звук напомнил ему Леандер — черные тучи на горизонте, ропот грозы, первые капли дождя на крыше.

Он спустил ноги с кровати и удивился, насколько холоден пол. Что-то привлекло его взгляд. Он поднял глаза и увидел, как новая черная струя выплеснулась на стену. Кровь походила на очень густую нефть.

Напье сунул указательный палец в рану, нажал с болезненным интересом и содрогнулся.

Я умираю.

Он упал на спину. Последний фонтан крови оросил его шею и губы.

Перед глазами плясали белые мухи.

— Сэм, — простонал он. Комната померкла, превратившись в бейсбольное поле из его детства. В воздухе висела желтая пыль. Его отец смотрел, как он выходит на линию. Остался только ужас.

Не дергайся, когда я подаю, Гай!

Напье ничего не мог поделать: он сжался, выронил биту и умер.